День как день, похож на многие другие. Откуда я могу знать, что впоследствии все пустяки и мелочи, которыми я занимаюсь – все будет собрано в одно целое.
7
Я стучу. Дверь открывается, и, думаю, я никогда не забуду лица, которое увидел в проеме. Я передумал и перечувствовал все на свете, прежде чем увидеть его. Я чувствую, что мой бешеный пульс понемногу падает.
- Ты чудо, - негромко говорю я и протягиваю букет красных роз.
- Спасибо. Проходи. Я так устала сегодня. У меня был тяжелый день.
- Я помогу тебе расслабиться. С тобой все в порядке?
- Да, я, наверное, просто устала. Хотя совершенно непонятно, как можно устать, сидя несколько часов на одном месте, абсолютно ничего не делая. Чуть чуть переигрываю, да?
- Да, думаю - самую малость.
Под моим взглядом она виновато улыбается.
- Я все испортила, да?
- Есть немного. А тебе это так важно? Я имею в виду мое мнение, - осторожно уточняю я.
- Да, очень важно.
- Не смеши меня.
- Что же тут смешного?
- Ты очень тактична.
- Тактична?
Она стоит, уставившись в окно. Как будто я - нечто настолько несущественное, что и замечать не стоит, разве только по крайней необходимости.
- Вспоминаешь что нибудь забавное?
- Что? Так, ничего особенного. Просто думала.
- Так, может, расскажешь, что стряслось?
- Хотела выйти на улицу. Но дальше двери не получилось.
- Ну, уже кое-что.
- Ага.
- Для начала неплохо.
- Что ты хочешь?
- Вина.
- Мне не трудно приготовить тебе что-нибудь. Скажи только, чего ты хочешь.
- Правда, ничего. Только вино.
- Садись. Я налью. Ты просто ужасен. Ужасен.
- Ты ведь все равно меня любишь? Или нет?
- Конечно, да.
- Я хотел сделать тебе комплимент.
- Тогда - спасибо. Если хочешь, можешь устроиться и поудобнее. Ты, главное, не стесняйся.
- Мне и так удобно.
- Мне нравятся застенчивые.
Наши взгляды встречаются, и в ее глазах мелькает что-то прежнее.
И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:
- Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты злишься на меня?
- Вовсе нет.
- Злишься, злишься. Это хотя бы честно.
- Не будь таким бестолковым.
- Что это должно значить?
- Ничего. Абсолютно ничего.
Я лишь постепенно понимаю, что не все в жизни математика. Но кое-что на свете никогда не меняется.
Наташа сидит за столом, пощипывает подбородок, хмурится. Она замечает:
- Не думаю, что я себе очень нравлюсь в данный момент.
- И мне ты не нравишься, и я сам себе не нравлюсь. Но нам обоим все это вообще-то по-настоящему не нравится, так зачем же утруждаться нелюбовью к самим себе?
Я смотрю на часы. Я встаю и начинаю ходить взад и вперед, топая ногами, растирая руки и похлопывая себя по телу.
- Ты неисправим!
- Я не то хотел сказать.
- А теперь ты просто ужасен!
- Ну и нечего так злиться из-за этого.
- Да я и не злюсь вовсе. Просто указываю тебе кое на что - для твоей же пользы.
- Не остроумно, дешево и совсем по-детски.
- Обожаю, когда ты притворяешься сердитым.
- Меня это вовсе не удивляет.
- Если ты хоть на миг вообразил себе, что это тебе так вот сойдет. Я не хочу... если ты будешь продолжать на меня злиться.
- Я уже не злюсь.
Правда жизни заключается в том, что с каждым годом каждый из нас уходит все дальше и дальше от той сущности, с которой все мы были рождены внутри себя.
- Что такое? - интересуюсь я. - Чего ты хочешь?
- Ты знаешь.
Я чувствую, как в ее тоне промелькнули едва уловимые жесткие нотки.
Было совершенно ясно: последнее слово остается за ней. Чувство жалости к себе - не лучшее состояние для человека. Я не знал почему, но эта мысль крепко засела у меня в голове.
Я говорю:
- Я не хочу ругаться.
- Мы ничего не можем с собой поделать.
- Что с тобой? Посмотри на себя, с тобой явно что-то творится.
- Спокойно. - Ее взгляд странный. - Ты разнервничался.
- Это все из за тебя. Мне нравится быть рядом с тобой, - произношу я, словно защищаясь. - Разве это так плохо?
- Нет.
- Так в чем же дело?
- Интересно, скольким женщинам ты уже все это говорил.
- Никому. Только тебе. - Что это с ней? Ревность или что то другое? - думаю я.
Мне неприятен ее тон, словно она сомневается во мне. Все внутри болезненно сжимается.
- Ты сегодня не похожа на себя.
- Я просто очень устала. Я не хотела тебя обидеть.
- Давай не будем усложнять ситуацию. Что между нами поменялось?
- Ничего. Между нами ничего не изменилось.
- Бедная моя, - говорю я, крепко прижимаю ее к себе и, чтобы хоть как-то успокоить, начинаю гладить по спине. - Слишком много мыслей в голове?
- Боюсь, что так.
Ее лицо приобретает страдальческое выражение. Я приглаживаю ей волосы и заправляю их за ухо. Потом снова касаюсь ее щеки.
- Если ты все объяснишь, не сомневаюсь, я пойму правильно.
- Не думаю. Я и сама ничего не понимаю.
- А ведь тебе нравится, когда я на тебя смотрю. Женщина-тайна. Ты не очень любишь отвечать на вопросы.
- Я просто не люблю говорить о себе.
- Мне не хватало тебя.
- Это было не так уж долго.
- Мне казалось, это была вечность.
- Я не хочу об этом говорить.
- Почему?
- Ты торопишься.
- Должен пройти какой-то определенный срок?
- Трудно сказать. Отодвинься, пожалуйста, в сторону. Мне трудно дышать.
- Что-то в последнее время ты стала слишком чувствительной.
- Я не хотела обидеть тебя. Давай забудем об этом?
- И как такую тебя любить? Я же тебя люблю. Хоть ты в это и не веришь.
Я не настаиваю, чтобы она рассказала всю правду. Я знаю, что рано или поздно она мне все расскажет. Кроме того, я уже услышал достаточно много для одного дня. Как стена между нами, но меня это не огорчает. Она продолжает смотреть перед собой ничего не выражающим взглядом. Я не могу с этим бороться. Я не могу двинуться, отвернуться, ответить. Мне представлялось, что пострадавшая сторона именно она.
- Что то происходит, - говорю я и пристально вглядываюсь в нее. - Что происходит?
- Ничего, - отвечает она.
- Ты могла бы сказать что нибудь приятное.
- Я себя приятно не чувствую.
- Черт возьми, Наташа! Что я должен сказать? Что ты права, а я виноват? Что именно ты хочешь услышать?
Она медленно поворачивается и смотрит на меня.
- Для начала подходит.
- Знакомства с тобой хватило, чтобы понять: я теряю свою свободу. Не сердце, не голову. Свободу быть собой, когда тебя нет рядом. Терпеть не могу, когда ты знаешь, что делается у меня в голове. Не думаю, что это очень смешно, Наташа, - я стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.
- И не должно быть. - Притворная улыбка растягивает ее губы.
Она смотрит на меня. Через несколько мгновений облизывает пересохшие губы.
- Но ты не можешь говорить это серьезно?! - Снова появляется улыбка, но так же быстро пропадает.
- Не могу?
- Как все глупо, - говорит она с притворной серьезностью. - Но мило.
Такой ответ может означать все, что угодно.
Господи, я должен мыслить трезво и логично. А что еще я могу придумать? Больше ничего подходящего в голову не приходит.
Я чувствую, она и играет, и не играет. В такие минуты она сначала улыбается мне в ответ, а потом быстро меняет тему разговора. Кажется, в такие минуты ее личность раздваивается. Это не имеет никакого отношения к той простоте и легкости, которую мы испытывали, когда были вместе раньше.
- Ох, какой же ты глупый, я ж говорила тебе, ты ничего не понимаешь.
Наши глаза встречаются, и она фыркает от смеха. Она опять смеется. Потом она берет все под контроль и сидит насупившись. И так, как будто этот ведущий подрывную работу смех и вовсе не звучал, она вздыхает глубоко и говорит:
- Так странно, странно себя чувствую.
Я сразу понял, что ее агрессивность прошла.
- Мне так стыдно, - сказала она. - Tы слушаешь, да? Это очень важно для меня, правда. Надеюсь, что не вызвала у тебя антипатии.
- Вовсе нет, - качаю я головой.
- Все, что я делала эти годы, - это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.
- У меня нет, - говорю я убежденно.
- Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?
- За что?
- Ну, не знаю. Мне кажется, что я тебя использую.
Я опять чувствую, как ей одиноко.
- В этом нет ничего смешного!
- Конечно, нет.
- Тогда прекрати смеяться.
- А что тебе мешает?
Она выглядит очень озадаченно и кажется мне глупой, потому что ничего не понимает. Я вижу, как она старается подобрать слова и, так и не высказав их, отбрасывает как непригодные.
Я чувствую себя так, словно мне нанесли, и сделали это преднамеренно, один за другим несколько ударов, нацеленных куда-то прямо в грудь. От этих ударов мне так больно, что я задыхаюсь, почти готов хватать воздух ртом.
Отвернувшись от меня, Наташа какое-то время смотрит в окно, а потом начинает говорить сама. Она умеет, когда задается такой целью, быть жесткой, злой.