- Соседей по квартире. Пытаюсь понравиться. Джемм добавила пакет с курятиной к перцу и баклажанам. Кто знает, откуда сюда приехали эти цыплята? Никаких этикеток с названием города и страны, никто не позаботился завернуть каждую грудку в белую бумагу, в которой они и проделали бы путь от магазинной полки до полки домашнего холодильника. Цыплята без роду-племени. Джемм выбирала их среди потрохов, для которых в других супермаркетах не нашлось бы места, и авантюрная частичка ее души ликовала.
Магазин был полон китайского люда, набирающего продукты на ужин, обслуги из близлежащих китайских ресторанчиков, заскочившей за мешком-другим риса на случай вечернего наплыва, любопытствующих туристов и дилетантов. Последним нравилась здешняя атмосфера, но не хватало опыта, а потому в их корзинках болтались пакетики быстрорастворимой вермишели, кувшинчики с устричным соусом да банки чего-нибудь уж абсолютно нелепого вроде кальмаров в малазийском соусе карри, удел которых - закончить существование в мусорном ведре, поскольку кальмары и жестяные банки несовместимы. Джемм всегда испытывала неприличное злорадство, когда на глазах у дилетантов ставила перед кассой свою корзину, полную свежего кориандра, глянцевых листьев лайма прямо с дерева, веретенообразных побегов лемонграсса и мохнатых пучков лука-шалота.
С доверху набитыми пакетами в руках она направилась к Шафтсбери-авеню. Небо приобрело сочный оттенок спелой сливы, и улицы Сохо уже были пропитаны той ночной аурой соблазна и вызова, что всегда так будоражила Джемм. Заметив за окном пивной влюбленную парочку, поглощенную беседой и друг другом, она испытала укол одиночества, но лишь на миг, пока не вспомнила, что ее сегодня ждет и какие бескрайние горизонты открывает перед ней этот вечер.
Не зная, что Джемм предпочитает из выпивки, Смит купил и вино, и пиво. А вдруг она трезвенница? В "Винной лавке" неподалеку от своего офиса на Ливерпуль-стрит он прихватил и минералки "Перье". "Винная лавка"! Сити, с его псевдостариной и напыщенным слогом, порой не уступает в вычурности Ист-Энду. Почему не заурядные "Спиртные напитки"?
Смит опустил покупки на когда-то полированный, а теперь изрядно обшарпанный прилавок, и мужик в темно-зеленом фартуке и очках на самом кончике носа - типичный торговец - прострелил каждую бутылку древнего вида кассовым "пистолетом". Только сейчас сообразив, что настроение у него на нуле, Смит злобно швырнул ни в чем не повинному лавочнику кредитку и нетерпеливо захрустел пальцами, пока тот заворачивал покупки и укладывал их в пакет. Медный колокольчик, звякнувший при выходе за его спиной, окончательно вывел Смита из себя.
Пересекая Финсбери-сквер, он страдал от холода и с тоской думал о быстротечности времени: давно ли, кажется, в легких брюках и рубашке без рукавов просиживал в этом самом сквере свой обеденный перерыв, наблюдая, как стариканы катают шары? Зиму Смит всегда терпеть не мог и по-настоящему счастлив бывал только летом.
Какая жалость, что Джемм именно сегодня затеяла этот свой ужин. Ну не в настроении он сейчас общаться, изображать интерес. Не видеть бы никого. Одна мечта - завалиться на диван перед телевизором с сочным гамбургером и банкой пива. Понятно, что подобное времяпрепровождение как раз и натолкнуло на идею о третьем квартиранте, но… сегодня ему не до перемен. Завтра вечером - пожалуйста. Сколько угодно. С презентацией будет покончено, репей Джеймс наконец отцепится. Купил бы бутылку шампанского, букет цветов и сразил Джемм дружелюбием, остроумием и искренней благодарностью за ее кулинарные усилия. Завтра. Но не сегодня.
Смит переложил пакет в руку с кейсом, а свободную опустил на поручень эскалатора, движущегося вниз, к станции "Ливерпуль-стрит". Перед ним застыл раззява-турист, явно не имеющий ни малейшего понятия об этикете подземки.
- Простите, - сквозь зубы процедил Смит.
Турист обернулся и смущенно шагнул вправо. Смиту на секунду стало стыдно. И чего взъелся? Сам ведь не раз бывал в шкуре туриста.
Он парился в давке на "Серкл-лайн", тихо ненавидя всех попутчиков. Ну ни единого нормального рядом: от одного потом воняет на весь вагон, другой сопит прямо в ухо; этот - громила, тот - заплывший жиром боров; у соседа слева чудовищный пук газет под мышкой, сосед справа - вообще полный урод. Засадить бы каждому в череп по мотыге, что ли…
Да ты совсем спятил, парень. Подавив кровожадные мечты, Смит обратился мыслями к предстоящему вечеру. О чем они будут беседовать с Джемм? Он только сейчас сообразил, что знает о ней… да, собственно, ничего не знает. Смит намеренно избегал новую жиличку, так что до сих пор не в курсе ни сколько ей лет, ни кто она по профессии. Есть ли у нее, к примеру, приятель? Хорошо бы - нет, хотя откуда взялась эта надежда, Смит толком не понял. Словом, все его знания о Джемм ограничивались именем - смешное, как и у него самого, - и не слишком существенными фактами: любит чай с медом, с сахаром не любит и водит жуткий "остин-аллегро". И еще - симпатичная. Не Шери, понятное дело, до золотистой богини Шери ей далеко, но все же милая, с отличной фигурой, сексапильная и… как бы это поточнее… пушистая. Голос такой мелодичный, без визгливых ноток. Брюки не носит, что очень важно. Только вот некомфортно как-то в ее присутствии, а почему - он пока не разобрался.
Двери на "Слоун-сквер" разъехались, и Смит наконец вырвался из вагона, с наслаждением вдохнув свежий морозный воздух. Восемь лет назад, только-только купив квартиру в Бэттерси, Смит всякий раз корчился, ступая на платформу "Слоун-сквер". Откуда, в конце концов, всем этим людям, подпирающим столбы в ожидании приятелей или подружек, знать, что молодой человек с кейсом, шагающий по Кингс-роуд, вовсе не обитатель низкопробных окрестных меблирашек? Теперь-то ему наплевать, кто и что о нем думает. То ли перерос юношеское позерство, то ли понял, что здесь никому нет дела до того, где он живет.
Взгляд его невольно задержался на цветочном лотке - ярком пятне на фоне почти полностью лишенных листвы октябрьских декораций. Смит решил, что цветы не помешают. Джемм ведь раскошелилась на ужин, а денег у нее, скорее всего, негусто. Однако с выбором надо быть осторожнее - еще поймет неправильно. Смит выбрал три угрожающе-больших пиона. Броско, но дешево и без претензий.
Несколько минут у цветочного лотка подействовали на него благотворно, и уже в куда лучшем расположении духа он запрыгнул в автобус, взмахнул перед шофером проездным и занял любимое место у окна.
Остался позади мост Бэттерси, в гранатовых сумерках за окнами засияли фонари моста Элберт, похожие на свечки с именинного пирога, и хандра окончательно уступила место праздничному настроению. На губах Смита мелькнула легкая улыбка, он вздохнул и предался предвкушению домашнего ужина и общения с хорошенькой девушкой.
Глава шестая
К возвращению Карла Шиобан, как обычно, уже поужинала. Когда Карл только начал преподавать, она, бывало, сопровождала его в танцкласс. Наряжалась в одно из своих платьев в стиле пятидесятых, поддевала кучу крахмальных нижних юбок, оживляла губы кроваво-красной помадой, а глаза - черной подводкой, волосы забирала в высокий "конский хвост", они на пару усаживались в "эмбасси" и двигали в Сол-и-Сомбра, чувствуя себя Джеймсом Дином и Натали Вуд. Но с появлением Розанны эти совместные выходы прекратились - Шиобан было жаль оставлять любимицу в одиночестве пять вечеров в неделю. Да она теперь и не влезла бы ни в одно из тех старых платьев.
Теперь Шиобан пять вечеров в неделю смотрела, как Карл прилизывает черные волосы гелем, натягивает свои любимые галифе, настоящую гавайскую рубашку и выходит из дома точь-в-точь такой же - если не считать легкой залысины, - как пятнадцать лет назад. Танцором Карл всегда был великолепным, а учитель из него вышел и вовсе первоклассный; некоторые из его бывших учеников открыли собственные школы. Редкие свадьбы и вечеринки знакомых обходились без Карла - в паре с ним любая, даже самая неуклюжая женщина выглядела и чувствовала себя примой.
- А что, в квартире под нами новые жильцы? - спросил он, расшнуровывая свои изрядно поношенные, но как всегда до блеска начищенные башмаки. - Я когда проходил, заметил в окне девушку. Возится на кухне.
- Такая темненькая, маленькая?
- Точно.
- Я ее уже неделю здесь вижу. Должно быть, недавно въехала.
Карл прошел на кухню и, обняв Шиобан за расползшуюся талию, уперся подбородком ей в плечо. Привычно вскинув руку, чтобы потрепать его смоляные завитки, она с опозданием вспомнила, откуда он вернулся.
- Ой! Всю руку в твоем геле вывозила. Вот черт! Шиобан метнулась к раковине. Карл успел лишь шлепнуть ее по округлостям ниже спины и отправился в гостиную.
Улыбка вмиг исчезла с его губ. Тяжело опустившись на диван, он уронил лицо в ладони. За дверью ванной Шиобан что-то напевала под аккомпанемент льющейся воды. Негромко напевала, мелодично, а ему хотелось выть в голос. Был бы один - орал бы, орал до тех пор, пока сердце не разорвалось. Обокрали его. Ограбили. Лишили ребенка, не спросив его мнения, не поставив в известность.
Этажом выше его малыш спал, дышал и рос внутри Шери. Его плоть и кровь; сгусток клеток величиной с папин ноготь, но с будущими глазками, ножками, ручками и черными, как у папы, кудрями. С таким же тяжелым нравом по утрам и точно такими же несуразно большими пальцами на ногах. Шери его убила, не подумав даже сообщить, что он, Карл, мог стать отцом.