- Он тут на них лет двадцать вкалывал, - объяснил всем Валера нормальным голосом и снова закричал старику, который стоял к нему ближе всех остальных: - Иле пан працевалось в немчех?
- Кавал часу... Двадесча тши лята, проше пана, - ответил старик и вдруг сказал неожиданно на превосходном русском языке: - И не кричите так, пожалуйста. Я прекрасно слышу.
На секунду все опешили. Валера Зайцев первым пришел в себя и железной хваткой сгреб старика за отвороты куртки.
- Ты мне тут спектакли не разыгрывай! Фамилия?
Но этого старика испугать, видимо, было трудно. Не сопротивляясь, он просто поморщился от неудобства.
- По-немецки или по-польски?
- А у вас две фамилии? - немедленно спросил Анджей.
- Да, - ответил старик. - Отпустите меня, пожалуйста. Вы делаете мне больно.
- Отпусти его, - сказал Станишевский Зайцеву.
Валера нехотя выпустил старика. Тот спокойно одернул на себе помятую куртку.
- Здесь все, даже исконно польское, имело немецкие названия. По-польски я - Збигнев Дмоховский.
- Ну а кто ты был по-немецки, мы еще выясним, - пообещал ему Зайцев. - Через особый отдел, а еще лучше - через контрразведку крутанем...
Начмед дивизии был не на шутку испуган. Но Васильева отодвинула Валеру в сторону и неприязненно сказала ему:
- Да погоди ты, Зайцев... Что это у вас, у мужиков, одна и та же болезнь на всех?! Как власть дадут вам в руки, так вы дуреете прямо. Мне вот, например, переводчик нужен. У меня четырнадцать раненых фрицев лежат. Из них - шесть тяжелых... Час тому назад один кончился. Не могли понять, что он там бормочет. Я с ними без переводчика как без рук...
- Пожалуйста, товарищ майор, - согласился Зайцев. - Только потом, если что случится... В конце концов, тут ваш непосредственный начальник - товарищ подполковник...
Подполковник был здесь человеком новым. Он прибыл в дивизию на должность начмеда лишь два месяца тому назад и еще недостаточно уяснил для себя внутреннюю расстановку сил. Однако, будучи человеком опытным и осторожным, он решил, что уверенная и свободная манера держать себя в любой обстановке, некоторая излишняя резкость в суждениях и оценках майора Васильевой наверняка поддерживаются чьим-то сильным покровительством "сверху". Будто бы ей, Васильевой, что-то такое известно, чего ему, ее непосредственному начальнику, знать не положено. Ничего удивительного - женщина одинокая, привлекательная, а большие командиры - тоже люди, тоже человеки. Хорошо еще, что она специалист отменный. А была бы на ее месте какая-нибудь - таких дров наломала бы...
Тем не менее подполковник счел своим долгом отвести Васильеву в угол и прошептать ей, что такими вещами не шутят - он показал глазами на старика Дмоховского - и он на себя ответственности взять не может.
- Ну давайте под мою ответственность, - усмехнулась Васильева и закурила. - Вам так удобнее?
Подполковник представил себе весь командный состав дивизии и подумал: "Интересно, с кем же у нее шуры-муры?.."
К пятнадцати ноль-ноль замок был разминирован. Не осталось ни единого непроверенного угла, ни одной неосмотренной лестнички. Замок был выстроен в конце четырнадцатого века и окружен крепостной стеной, сооруженной несколько позже. Весь ансамбль с характерными для польского средневековья остроконечными башенками по всей крепостной стене, с бойницами, угрюмо и слепо зияющими своими пустыми глазницами из под таких косых черепичных скатов, что на них и кошке не удержаться, с большим внутренним двором, выложенным серыми каменными плитами, напоминал знаменитый краковский Барбакан и Флорианские ворота.
Попасть в замок можно было только через двор, сквозь единственные ворота в крепостной стене, а там, дальше, уже во внутренние покои - через две могучие, окованные черным железом двери мореного дуба. Одна дверь вела в правую часть замка, вторая - в левую. Широкие лестничные марши со старыми ступеньками шли наверх пологими полукружьями и там сходились в одно большое мрачное помещение с высоченными стенами из грубого, почти не отесанного камня. Столетиями закопченный потолок из толстенных дубовых брусьев был почти не освещен. От длинных узких окон свет попадал только на пол и лишь к вечеру с трудом доползал до середины стен, да так на них и угасал, не дотянув до потолка.
В ознаменование освобождения города и по случаю вселения штабов польской и русской дивизий в замок было решено устроить торжественный обед для командного состава с приглашением освобожденных из плена старших офицеров союзных войск.
- И чтобы переводчики были! - приказал Юзеф Андрушкевич. - С французского и английского. Старший группы итальянцев запросто треплется по-французски. Сам слышал. Так что нам тот цивильный старик не требуется...
Уже через час во дворе замка стояло несколько машин, метались польские и советские ординарцы и адъютанты, носились солдаты роты охраны - таскали из машин штабное имущество. Уже съезжались выбритые, в свежих подворотничках, в отглаженных кителях и мундирах, в сверкающих сапогах командиры подразделений и начальники служб. А над всей этой суетней витали фантастические запахи. Они выплывали из открытых окон первого этажа левого крыла замка, где находилась громадная средневековая кухня. Запахи сводили с ума рядовой и сержантский состав, да что скрывать, заставляли и старших офицеров глотать слюну и нервно посматривать на часы.
Через огромные ворота в крепостной стене во двор замка неторопливо въехал трофейный "хорх". В нем сидели генерал Януш Голембовский и командир советской дивизии полковник Сергеев.
Капеллан дивизии майор Бжезиньский первым увидел машину генерала и зычно скомандовал по-русски:
- Товарищи офицеры!
Двор замер. Прекратилось какое-либо движение. Казалось, что в воздухе застыли даже роскошные кухонные запахи.
Голембовский и Сергеев одновременно вылезли из "хорха" с разных сторон. Генерал оглядел двор, остался доволен увиденным и коротко козырнул:
- Вольно, вольно...
Словно по мановению волшебной палочки, двор ожил. Голембовский перевел взгляд на Шарейко и тут же строго спросил:
- Танки на исходных?
- Так точно, - улыбнулся майор Шарейко.
- Чего это ты веселишься? - подозрительно спросил его генерал.
- Да я уж тут рассказывал. Одна машина во время переброски попросила разрешения на ремонт и отстала. Я их на позиции жду, а они, черти, починились и какой-то бабе землю танком пашут!
- Землю пашут?! - поразился генерал.
- Самое время, - негромко сказал капеллан. - Послезавтра - Пасха. Начало весны.
- Ах ты черт возьми... - расслабленно вздохнул Голембовский. - Вот ведь штука-то какая!.. Юзек! Андрушкевич!.. Иди сюда. Послушай, что делается-то...
Замполит с сожалением оторвался от разговора с хорошенькой переводчицей, извинился перед ней и подбежал к генералу:
- Слушаю вас!
- Вот Куба говорит, что послезавтра - Пасха, а Шарейко докладывает, что люди уже землю пашут! А ведь все это дела замполита! А ты там к девочке приклеился - клещами не отодрать. Как-никак три дня свободных. Подумал бы...
- Эту землю, товарищ генерал, сейчас все равно не поднять. Из нее одно железо торчит. Да взрывчатки в нее напихано - на всех нас хватит. А с Пасхой есть идея: отпраздновать ее по всем правилам. Куба стол освятит, отслужит молебен в костеле.
- Там нет крыши, - сказал Бжезиньский. - Только стены и алтарь.
- Ничего страшного. Нет крыши - ближе к Богу. Обязательно молебен в костеле. Это будет иметь очень важное политическое значение! И для наших, и для местного населения. Как идея?
Генерал вопросительно посмотрел на полковника Сергеева и вздохнул:
- Мысль толковая... Как вы считаете, Петр Семенович?
Сергеев смутился, ответил не сразу:
- Наверное, это неплохо. Но нас, как вы понимаете, Пасха не касается. Мы просто отдыхаем, приводим себя в порядок. А вот насчет пахоты... От этой идеи я бы не отмахивался. А Пасха, повторяю, нас касаться не должна. Тут уж извините.
- "Омниа нон паритер рерут сунт омнибус апта..." Не все одинаково пригодно для всех, - тихо сказал капеллан.
Генерал с уважением выслушал латинскую фразу и ее перевод на русский язык, покачал головой и удивленно сказал:
- А какой минометчик был, помните?
- Равных не было! - рассмеялся Андрушкевич и обнял капеллана.
Во двор замка тихо вкатился комендантский "виллис" с двумя флажками на крыльях - польским и советским. Фары у него были зажжены. За рулем сидел Валера Зайцев, рядом с ним - Станишевский. Санчо Панса, как истукан, неподвижно восседал сзади с автоматом в руках.
Следом за "виллисом", с интервалом в пять метров, въехал "додж"-три четверти со старшими офицерами союзных войск, только что освобожденными из лагеря для военнопленных.
Обе машины развернулись и затормозили прямо перед генералом Голембовским и полковником Сергеевым. Станишевский и Зайцев выскочили из своей машины, вытянулись в струнку. Из "доджа" вылезли два американских майора, один французский подполковник и два полковника - английский и итальянский.
- Переводчики! - рявкнул Голембовский.
- Есть "переводчики"! - Младший лейтенант подошла к Голембовскому и взяла под козырек. Туда же рванулся и подпоручник из штаба Первой армии.
Станишевский попытался доложить генералу о том, что его приказание выполнено и старшие офицеры союзных войск... Но генерал прервал его и сказал, обращаясь прямо к союзникам: