– Скорее непривычно, – соврал я, хотя дрожь в голосе не могла утаить чувств, заставляющих мышцы каменеть, а сердце бешено колотиться.
– Страшно-страшно… сам вижу, – ответил старик за меня.
– А можно спросить еще? – стараясь перебороть страх, выдавил я из себя.
– Ты теперь каждый раз прежде чем задать вопрос будешь спрашивать разрешение? Тогда я тебе на перед разрешаю. Спрашивай!
Я замолчал, стараясь понять обиделся ли старик или забавляется надо мной, но так толком и не придя к определенному выводу, больше не стал медлить:
– Вы можете видеть?
– "Видеть"? – в своей манере переспросил старец, и наконец-то отвернулся, вновь взявшись за свою палку, помогая костру догореть как можно быстрей. Почти все угольки угасли, и комната почти не освещалась.
Будто только сейчас заметив это, старик сказал:
– В углу лежат деревяхи. Подкинь их в костер, пока он окончательно не издох.
И действительно, в одном из углов была навалена куча каких-то палок. Я поднялся и подошел к складу. Мне почему-то подумалось, что на месте этой свалки когда-то стояла большая белая кровать.
Оказалось, что куча сплошь состояла из разобранной и разбитой на части мебели. В общей каше без труда можно различить ножки столов и стульев, ручки кресел, картинные и выдранные "с корнем" оконные рамы. Весь этот хлам занимал изрядную часть угла.
Пока я тщательно подбирал претендентов на сожжение, а затем пытался выдавить из почти угасших углей хоть кроху огня, старик начал рассказывать…
О том, что это его история, а не очередная короткая фраза в несколько предложений и не философская загадка, коими он предпочитал изъясняться, стало понятно по той интонации, с какой он вел свой рассказ. Интонация личной истории – говорил, словно нес в руках хрупкую драгоценность, от которой зависит его жизнь.
– Вижу я хорошо. Все вижу, но не совсем так, как например ты. Как бы это объяснить? – задумался старик. – Я не вижу объемно, в цвете, не вижу материю… а вижу из чего состоит человек или предметы возникающие передо мной. Если говорить еще точнее, то я вижу вопросы…
– Вопросы? – не понял я.
– Да, самые обычные вопросы. Если взять тебя, то сейчас ты сплошь напичкан непониманием, удивлением и ощущением потерянности, а все это создает вопросы. Очень много вопросов… Вот их-то я и вижу – они сами всплывают у меня в голове. Причем многие из них ты даже не успеваешь осознать – один возникает, и сразу же на его место приходит другой, более важный, более сложный. И так происходит постоянно. Вот и получается, что я тебя знаю даже лучше чем ты сам себя. Ведь человек – это то, какого качества и уровня сложности вопросы он себе задает.
– А предметы? Ведь вы сказали, что и их видите тоже?
– Конечно, вижу, – ухмыльнулся старик, не отрывая пустого взгляда от вновь разгоревшегося огня. Костер с жадностью поедал принесенный мною гостинец. – Ты что думаешь, вещи и природа не задают себе вопросов?! Еще как задают! Зачастую даже поинтереснее и поважнее чем некоторые из людей.
Он потревожил горящие палки. Костер возмущенно выплюнул искры.
– Именно так я и узнаю кто или что передо мной. Поверь, это не хуже чем иметь глаза.
– Откуда вы знаете что лучше? Или вы помните из земной жизни каково это – видеть глазами?
– А с чего ты взял что попав сюда я не мог нормально видеть?
Старик ослеп уже здесь?!! Но как такое может быть?!
– Когда я перешел в этот мир, у меня были зрачки. Я до сих пор помню, как перед глазами бесконечно долго мелькала эта чертова трава в Поле Отчаянья. Когда я смирился, что не выберусь оттуда, вдруг мой путь оборвался, и впереди возникло прекраснейшее здание из всех, что мне доводилось видеть. Впоследствии оно стало моим домом.
"Что?! И вот эту развалюху он называет "прекраснейшим зданием"? Чушь какая-то!".
Я внимательно слушал, полностью погрузившись в рассказ старика. Лишь проигрыватель, издавая непонятные звуки, возвращал меня в холодную, темную комнатушку.
Старик направил в мою сторону пустые белки глаз и я, не желая вновь видеть это уродство, стал особо усердно наблюдать за трапезой огня.
– Вопросы во мне. Помни, что я вижу ими! Когда-то очень давно "эта развалюха" была прекрасным зданием. Очень давно…
От последних слов старика меня почему-то передернуло, мороз прошелся по коже и появилась тошнота. У меня не получается понять смысла этой фразы. "Очень давно" – чтобы это могло значить? Я только сейчас заметил, что эти два слова словно бы провалились под лед сознания, исчезли где-то на полпути к их пониманию. "Очень давно"?
– …Это было прекрасное строение. Фасад отделан красной штукатуркой и декоративным камнем. На чердаке располагалась комната со стеклянной крышей – можно было смотреть на небо или за водопадом дождя. Остальная часть, словно придумана сказочником – красная черепица смотрелась прекрасно. Одна из стен была полностью покрыта декоративным виноградом, только окна проглядывались. А внутри… внутри здание сплошь наполнялось совершенством роскоши. Эти ковры, вазы, картины, эта мебель и даже обои из королевского шелка…
Казалось, что старик вот-вот заплачет – его голос дрожал, а слова произносил сбивчиво. Приходилось прислушиваться.
– И что же… – решил я немного подтолкнуть его. – Что случилось со всем этим убранством? Из-за чего такая красота превратилась в отрепье?
Старик горько покачал головой, и уже в следующий момент словно бы лишился последних сил – его тело обмякло, спина сгорбилась и если не прикрывающая лицо рука, он бы завалился вперед, как потерявшая опору тряпичная кукла.
Может быть старик и плакал, только не было слышно всхлипов. Он просто тяжело и глубоко дышал, словно воздух с трудом проникал в легкие.
– Это все из-за моих вопросов! Именно из-за них мой чудесный оазис превратился в грязную лужу. Мои вопросы…
– Еще при жизни моим главным бичом стала склонность все анализировать, представлять "как могло бы быть по-другому, если бы не…", или размышлять о том, "что на самом деле значили сказанные кем-то слова. Может быть в них есть потаенный смысл?". Бесконечные "если бы?", "как?", "а вдруг?", "может быть?" преследовали меня всю жизнь. Чем старше я становился, тем больше сожалений, ненужным грузом скапливалось внутри меня. И все больше, и больше моего настоящего тратилось на вопросы прошлого – минувшие заслуги и неудачи. Прошлое стало моим настоящим, моим приютом и обителью. Стариком я целые дни мог посвящать прошлому и оставшимся в нем вопросам.
Даже когда я почувствовал, что смерть схватила меня за больное сердце, чтобы болью вырвать его из груди, в голове возник лишь вопрос: "А мог ли я прожить свои дни иначе?".
Попав в этот мир и найдя прекрасное здание – дом моей мечты, в котором были собраны все блага о которых можно только мечтать, я фактически стал его духом… нет… хранителем! Мы проросли друг в друге, точно так же, как души соединяются в своей любви. Это был идеальный союз. Я наслаждался, я упивался чувством причастности к чему-то прекрасному. Несомненно, архитектором и строителем этого чуда был я сам – здание выросло из моего воображения точно так же, как стук колес – из твоего. Я был так восхищен, так одурманен, что не смог узреть ловушку глупо подстроенную самому себе.
Понимаешь ли… Это было идеальное место чтобы вспоминать и задавать вопросы. Здание полностью обслуживало меня, оно удовлетворяло все мои потребности так, что мне ничего не оставалось делать, кроме как по привычке предаваться воспоминаниям, ковыряясь, словно в мусорном ведре набитом сладостями, в своем исчезнувшем былом.
Все вернулось на круги своя. Что этот мир, что тот – какая разница? Я гнил в минувших событиях и их возможных вариантах. Я съедал настоящее по крупицам, каждый раз задавая вопрос: "А что, если…".
Однажды я просто осознал, что больше не вижу. "Ослеп!!!" – по инерции перепугался я, потому что когда человек слепнет, он должен испугаться. Но затем я задал себе пару вопросов и понял, что в принципе ничего страшного не произошло. Нет, и в самом деле, а что такого случилось? Так или иначе, мой взор всегда был направлен куда-то внутрь в себя – туда, где хранилось мое прошлое, уложенное аккуратными стопками.
Глаза нужны, чтобы постоянно смотреть вокруг себя и эффективно жить в окружающем мире, а я постоянно отсутствовал в нем. Вот тело и избавилось от ненужного органа, словно выбросило за ненадобностью старую детскую игрушку.
А здание… оно ведь неразрывно со мной. Оно и есть я.
Хочешь, скажу на что оно похоже?! Бьюсь об заклад, сейчас мой дом представляет собой огромную помойку. Откуда я это знаю? Очень просто – что у меня внутри, то и снаружи. Большущая помойка…! Еще чуть-чуть, и жалкие остатки чего-то, что когда-то было моим домом, а сейчас просто здание в котором я существую, превратиться в прах. Я чувствую, как понемногу ухожу отсюда. А уйду я, исчезнет и мой мир.
Мне страшно… я устал… – вздохнул старик. – Мне даже представить сложно, что может находиться дальше загробного мира. Ничто? Пустота? Ну да ладно. О том, что будет потом, я думать не привык.
И замолчал.
Нужно ли что-то сказать старику? Как-то его поддержать или предложить помощь? Вряд ли. Он не желал от меня никакой помощи. Да и смог бы я ему хоть что дать? Поэтому я молчал. Просто так, погруженный в свои мысли, я мог лишь ощущать ту дикую, безнадежную усталость, что уже очень давно он взвалил на свои плечи.
Мне только вот что оставалось не ясно: