В новый сборник молодого томского прозаика Сергея Алексеева вошли две повести "Не поле перейти", "Растрата" и рассказы. Для автора важно показать процесс преодоления человеком физических и нравственных трудностей. Зачастую герои оказываются в критических ситуациях, когда приходится переосмысливать прожитое и выбирать для себя единственно верный путь.
Содержание:
Не поле перейти 1
Растрата 21
Узел 34
Дульсинея Тунгусская 38
Сергей Алексеев
Таежный омут
Не поле перейти
Посвящается
Анне Дмитриевне Чигиринских
У Голодного лога два стада, колхозное и деревенское, слились в одно, и одуревшие or гнуса коровы ломанулись в сторону Чарочки, сминая на ходу молодняк и распугивая овец. Только бык-производитель по кличке Фома вдруг уперся рогами в сухостоину и, роя копытами землю, заорал мучительно и тоскливо.
Потные, облепленные гнусом, пастухи с полчаса крутились по Голодному логу, пытаясь завернуть стадо, изматюкались, охрипли на жаре и, наконец, плюнув, поехали следом за скотом. Лишь Фома не примкнул к стаду, остался в логу. Он с бычьим упрямством крушил сухостоину и от бича, свистящего над спиной, досадливо отмахивался хвостом. Подпасок Мишка вытянул последний раз Фому вдоль хребта и, по-взрослому выругавшись, поскакал догонять пастухов. Те ехали шагом, хватали табачный дым пересохшими ртами и лениво переговаривались.
- Не идет, стерва, - доложил Мишка, доставая из фуражки мятую сигарету с фильтром. - Трактором не возьмешь.
- Сам придет, - отмахнулся старик Кулагин, пастух деревенского стада. - А тебе, Мишка, рано курить. Ну-ка, брось.
Мишка спрятал назад сигарету и поехал в кусты - выгонять рассыпавшихся овец.
- Может, остановим, а? - предложил колхозный пастух Иван Вальков. - Мне ж своих на дойку вечером гнать. Упрут черт-те куда.
- Дальше Чарочки не упрут, - заверил Кулагин. - Там продувает, гнусу меньше. - Он закашлялся, перекосившись в седле, отплевался и, с хрипом втягивая воздух, добавил: - Хоть водички у Беса попьем, с колодца.
- А может, и медовушки поднесет! - мечтательно протянул Иван. - Из омшаника, холодненькой.
- Жди, поднесет, - буркнул Кулагин, - снегу зимой не выпросишь.
- Мне давал, - не согласился Вальков, мужик средних лет, однако тучный и грузно сидящий в седле. - Полный ковшик поднес. Пей, говорит, Иван Игнатич, да не забывай старика. Я, говорит, людям всегда рад.
- То-то один живет, как сыч. - Кулагин собрал волочащийся кнут и приторочил его к седлу - Все люди как люди, разъехались из Чарочки, по деревням живут. А этот… Бес - одним словом.
Иван Вальков молча пожал плечами.
Скот вырвался из леса на широкую поляну, где когда-то была деревня, рассыпался фронтом и сразу замедлил ход. Трава на поляне была не тронута: стада гоняли сюда редко, весной и осенью, когда в других местах, поближе, животные так выбивали ее - овце щипнуть нечего. Чуть ближе к краю поляны, у реки, стояла одинокая изба с постройками, огороженная жердяной изгородью. В широкой леваде, на выкошенных пятачках, виднелись аккуратные, домиком, пчелиные колодки.
- К деду поехали? - на ходу спросил Мишка и, не дожидаясь ответа, поскакал галопом к избе. Возле городьбы он спрыгнул на землю, набросил повод на кол и пошел к калитке. Пастухи подъехали шагом, не спеша привязали коней, отпустили подпруги и направились к избе, разминая затекшие ноги.
Мишка вылетел им навстречу с перекошенным лицом и выпученными глазами. Во дворе с храпом лаял пес.
- Там!.. - выдавил Мишка, показывая трясущейся рукой на калитку. - Там… Лежит…
- Кто? - спросил Кулагин и ногой распахнул калитку.
Иван Вальков высунулся из-за его плеча и уронил кнут. На ступеньках крыльца головой вниз лежал Сашка-Бес. Труп уже почернел, крупные, зеленые мухи ползали по лицу и босым ногам. У крыльца на ременной привязи металась разъяренная собака с рыжим подпалом на груди и морде. В стайке, припертой черенком от лопаты, орали голодные овцы.
- Вот те на-а!.. - протянул Иван Вальков и зябко передернул плечами. - Вот те медовушка…
- Да цыть ты! - прикрикнул на пса старик Кулагин и замолк, будто испугавшись своего голоса. Пес от крика лишь больше остервенел, уже не лаял, а хрипел, придушенный ошейником. Подпасок Мишка тихонько подошел к воротам и смотрел во двор сквозь щелку, готовый в любой момент отпрыгнуть и убежать.
- Что делать-то будем, Дмитрий Петрович? - испуганным шепотом спросил Иван. - Что-то делать надо…
Кулагин вдруг попятился назад, отжал Валькова и захлопнул калитку.
- Ну его… Сорвется - порвет еще, - пробормотал он. - Ремень, видно, ненадежный.
- Дмитрий Петрович, а? - Иван все еще выглядывал из-за плеча Кулагина и не мог оторвать взгляда от мертвого.
- А если его - того?.. - неожиданно спросил старик Кулагин. - Хряснул кто-нибудь по башке…
- Да ну… - усомнился Вальков. - За что?.. Безвредный человек был…
- Много ты знаешь, безвредный… - отмахнулся Кулагин. - У него денег была куча. Место глухое, народу мало. Заехал какой-нибудь лихой, ну и…
- Откуда деньги-то у старика? - пожал плечами Иван. - Да ну… Помер, видно, сам помер…
- Пасеку держал - денег не было? Как раз! - почему-то зло ответил старик Кулагин. - Каждое воскресенье машины из города ходили… Мишка!
Мишка глядел в щелку и курил глубокими затяжками. Волосы на макушке стояли дыбом, руки подрагивали.
- Мишка?! - снова окликнул старик Кулагин. - Чего уставился-то? Покойников не видал?
- Близко не видал, - признался шепотом Мишка. - Первый раз.
- Вот что, Михайло. Давай-ка дуй за Гореловым. Пускай милиция едет и сама разбирается. - Кулагин отошел от калитки и сел на бревна, раскатанные у ворот. - Да пошевеливайся. А то вечером скотину назад гнать.
Мишка попятился, затем развернулся и, оглядываясь, пошел к лошади. Пастухи молча проводили его глазами, закурили. Собака во дворе утихла и лишь жалобно поскуливала. Мишка вскочил на коня и с места взял галоп, распугивая пасущихся коров.
- Эх, варнак, запалит меринка-то с испугу, - проронил старик Кулагин. - Ошалел парнишка.
- Ошалеешь тут, - поежился Иван Вальков. - Идешь к живому человеку, и на тебе… Его и нету уже.
- Он еще оживеть может, - усмехнулся старик. - С ним бывало и такое… Бес он и есть бес.
- Ну, Петрович, ты скажешь, - не поверил Иван и огляделся. - Видал, мухи по нему ползают… Жуть.
- Бывало, воскресал, - серьезно сказал Кулагин. - Но счас, похоже, все, не поднимется.
- Жалко старика, - вздохнул Иван, - в глазах стоит… Последний раз был - он говорит: ты заезжай, Иван Игнатич, мимо-то не проходи… Уважительно так говорил.
- Он всю жизнь такой уважительный, - старик Кулагин мотнул головой и отвернулся. - Без мыла норовил… Обучили его немцы-то обхождению.
- Неудобно так-то, Петрович, - сказал Вальков. - Покойник же…
- Не тебе указывать! - обиделся старик. - Указчик нашелся… Молодой еще. Я поболе тебя знаю про него. Он всю войну в плену просидел! Пришел - харя вот такая! |Ты на картинках видал, какие люди в плену были?.. То-то. Сравни теперь.
Иван дернул плечами и долго смотрел на калитку. Старик Кулагин задавил окурок в землю и принялся вертеть новую самокрутку. Коровы приблизились к бревнам и с треском выщипывали густую траву.
- Слышь-ка, Петрович, у него ж глаза открытые! - спохватился Вальков. - Может, пойти закрыть? Да и на солнышке лежит, набросить бы что сверху?
- Ты это, Иван, сиди-ка и не лезь, - посоветовал старик. - Не положено трогать. Лежит - пускай лежит. Я в сельсовете работал, знаю.
- Так человек же, - слабо возразил Иван. - Неудобно как-то, валяется…
- Твой тятька где? - неожиданно спросил Кулагин. - Где он у тебя?
- Как где? Ты же сам знаешь, в сорок втором…
- Во! А он до таких пор жил, - старик постучал по бревну. - Смикитил, что к чему?.. Наша власть добрая, простила ему. Добрых-то, вишь, легче обмануть. А что я ему должон прощать? Я - калеченный, контуженный войной, здоровье потерявший?
Иван молчал, ковыряя ногтями кору на бревне и прислушиваясь к поскуливанию собаки. День был в самом разгаре, солнце пекло, и грузный Вальков исходил путом, тогда как на сухом, морщинистом лице старика Кулагина и капли не выступило.
- Опять же, после войны я работать пошел и счас еще маленько да работаю. А как? Мне ребятишек надо было кормить, - старик перевел дух и откашлялся. - А он кузнечил, все похитрей работу искал, больным прикидывался. То гвоздики кует сидит, то какое-нибудь старье разбирает.
- Глаза-то бы надо закрыть, - упрямо повторил Иван, - нехорошо так-то…
Старика Кулагина покривило, у него побелели сомкнутые губы и тряско задергалась щека. Он хотел что-то крикнуть, однако только выматерился и, схватив бич, вдруг начал пороть наступавших к воротам коров. Те шарахнулись в сторону, сшиблись, смешались и тем самым разозлили старика еще пуще.
- Куда, в бога душу!! - орал он, вытягивая бичом крутые коровьи бока. - Куда?! Куда?!