Кулагин снова закрыл глаза, напрягся, скорчившись в неудобной позе, - на секунду полегчало. "Жил бы среди людей, так помогли бы, - подумал он, - а то, конечно, здесь-то упал - и поднять некому…" Старик неожиданно вспомнил, как видел Сашку последний раз живым. Дело было весной, как раз выпала очередь Кулагину пасти деревенское стадо, и он, помня, что в Чарочке трава должна подрасти, пригнал сюда скотину. Распустил стадо вот так же по поляне, а сам подъехал к избе. Хозяин сидел на скамейке возле калитки: на плечах драный, засаленный дождевик, на ногах опорки от валенок. Незнакомый человек и напугаться может.
- Сидишь? - не здороваясь, спросил Кулагин.
- Сижу, Митя, - проронил он. - А что мне еще делать? Сижу да сижу.
Кулагин за полдня, пока гнал скот, намолчался в одиночку. Кричал, конечно, много, до хрипоты наорался: молодняк весной в стаде не удержишь. Чуть отвернулся, замешкался - и разбежались по кустам, задрав хвосты. Да ведь это ругань одна. Можно было поговорить с Сашкой, хотя бы про пасеку спросить - как перезимовала, будет ли нынче взяток (как-никак, у самого пять колодок) - или уж просто посидеть с ним, покурить. Однако старик Кулагин даже с коня не слез.
- Ну и сиди, - бросил он и уехал на бережок. Там спешился и, пока коровы паслись, вздремнул на солнцепеке, потом пообедал всухомятку, на полую речную воду посмотрел. Великоречанин тоже выходил на берег, только немного подальше. Остановился у обрыва и, опершись на костыль, долго стоял, изредка поглядывая в сторону Кулагина. Ветер хлопал лохмотьями дождевика, трепал длинные седые волосы: чужим глазом посмотреть - бес, да и только…
- Пиши, - скомандовал Шмак. - Смерть наступила около двадцати часов назад, то есть двадцатого июня между двенадцатью и тремя часами ночи… Есть?
- Есть, - сказал Попков. - А что его ночью понесло? Может, и правда летал?
Он хохотнул, однако его шутки никто не поддержал. Горелов посмотрел на шофера, чему-то вздохнул и стал читать протокол.
- Дальше, - продолжал Шмак. - При внешнем осмотре трупа никаких повреждений не обнаружено. Кости рук и ног целы. На голове имеется старый шрам величиной… пять сантиметров, расположенный в затылочной части.
У Кулагина заныла раненая рука. Боль сначала нешибко дернула покореженные пальцы, но потом закрутила, словно перед непогодой. Старик поморщился и здоровой рукой нащупал кисет в кармане. Горелов заметил, что Кулагин закуривает, и подсел к нему.
- Эх, давно махорочки не курил! - вздохнул он. - Насыпь-ка и мне, Петрович. И на вот, читай и расписывайся.
Он положил протокол на колени старику и взялся сворачивать цигарку. В это время прискакал Мишка-подпасок. У лошади ходуном ходили бока, с крупа валилась пена - видно, торопился, гнал, не жалея. В другой раз Кулагин поругал бы парнишку, но сейчас безразлично глянул на запаленного меринка и уткнулся в протокол. Мишка отпустил коня и осторожно вошел во двор.
- Что - убийство? - зловещим шепотом спросил он старика.
Тот поднял голову и неожиданно рассердился.
- Ну-ка, иди отсюда1 Живо! Маленький еще смотреть. Иди вон собирай стадо, скоро гнать.
Подпасок Мишка покорно вышел на улицу и, спрятавшись за воротами, стал глядеть сквозь щель.
- Пишите, - командовал Шмак. - На тыльной стороне ладони правой руки трупа - наколка… так, сейчас… цифры "6281". Заметны следы вытравливания, в виде сетки мелких шрамов.
Из омшаника неожиданно донесся какой-то грохот, возня, затем неразборчивый, ворчливый голос. Через минуту оттуда появился Иван Вальков. Он смел с головы паутину, встряхнулся, будто разгоняя озноб, и замер, уставившись на Шмака с Попковым.
- Чего это вы? - спросил он испуганно. - Вы чего с ним делаете?
Шмак диктовал шоферу и на Ивана не обратил внимания.
- Петрович! Это чего они с ним делают? - Вальков глянул на старика, затем на следователя Горелова.
- Уже выпил где-то, - спокойно сказал Горелов. - По лицу вижу - выпил.
- Ну, выпил, - согласился Иван. - А что? Я старика помянул, Александра Тимофеича. По христианскому обычаю положено… А чего они с ним делают?
- Эх ты, горе-понятой, - протянул Горелов. - Читай протокол и расписывайся, пока совсем не развезло. А то на жаре быстро…
Вальков пошарился в карманах и, звякнув мелочью, подошел к Шмаку, склонившемуся над телом. Постоял, раздумывая и копаясь в кармане, потом вдруг оттолкнул эксперта и присел возле головы покойного.
- Вы что?! - возмутился Шмак, едва удержавшись на ногах. - С ума сошли?
- Отодвинься, - буркнул Иван. - Не мешай.
Вальков закрыл Сашке глаза и, не найдя пятаков, положил двадцатник и трынку. Лицо Ивана вытянулось от напряжения, руки крупно подрагивали.
- Товарищ капитан! - озлился Шмак. - Уймите вы его! Он мне не дает работать!
- Вальков! - окликнул следователь. - Иди сюда. Читай и расписывайся… Где выпить-то успел?
- Не ваше дело, - отрубил Иван. - Я старика помянул.
Он взял протокол, не читая, перелистал и сунул Горелову.
- Не буду.
- Что "не буду"? - удивился следователь.
- Подписывать не буду. Пошли вы все…
- Вальков, ты что развоевался? Ты сначала прочти, - Горелов протянул бумаги. - Здесь чисто формальный протокол.
Старик Кулагин, слушая перепалку, вспомнил еще одну встречу с Бесом… Лет восемь назад Кулагин поехал в Чарочку на рыбалку. Время было осеннее, разбитый проселок замерз шишками, и телегу так трясло, что зубы стучали. Да еще конь попался молодой, пугливый, от любого куста шарахается. А километрах в трех от деревни встал, и ни с места. Ушами прядает, храпит, будто зверя чует. Кулагин соскочил с телеги, взял его под уздцы, хотел в поводу провести, но куда там! Брыкаться начал, из оглобель выпрыгивает, на дыбки становится. Кулагин разозлился и по морде жеребчика раз да другой. В сердцах-то по сторонам не поглядел, а тут слышит, кто-то окликает его негромко. Обернулся, и нехорошо сделалось - Бес на дороге стоит, опершись на палку, и смотрит на Кулагина. Котомка за спиной, дождевик и валяная шляпа - видно, издалека идет.
- Митя, не бей скотину, - попросил он. - Поиграет да отойдет. Молодой…
Жеребчик и впрямь успокоился, пошамкал окровавленными губами и ткнулся Кулагину в плечо.
- Носит тебя… - проворчал старик Кулагин. - Кони шарахаются…
Он сел в телегу, поправил сползший набок обласок и поехал. Однако за поворотом остановился, дождался Беса и предложил сесть. Тот охотно забрался на телегу и неожиданно похвастался:
- А я, Митя, из района иду. Пенсию мне колхозную дали, двенадцать рублей!
- Это за что же тебе дали? - спросил Кулагин.
- Как за что? Я ведь работал, - рассмеялся Сашка счастливым смешком.
Кулагин замолчал и за всю дорогу словом не обмолвился. Перед самой Чарочкой телегу подбросило на колдобине, обласишко хряпнулся о мерзлую землю, и корма его расшиперилась, как рачья клешня. Кулагин позеленел от досады, схватил топор и в минуту изрубил, испластал облас в щепки. Что теперь делать без обласа? Только назад, домой, отрыбачил…
- Поехали, Митя, я тебе свой дам, - предложил Сашка. - Я все одно сейчас не рыбачу.
Ведь была мысль - не связываться, не брать, но не выдержало сердце: на озерах перед ледоставом весь карась на плаву, так и бродит, так и чмокает в водорослях. Взял, расставил сети, а ночевать решил остаться в пустующей избе на краю бывшей деревни. Только печь затопил - Бес вот он, пришел к себе звать. Кулагин отказался, и тогда тот сходил домой и принес литр водки.
- Давай, Митя, выпьем мировую.
- Вон ты что! - догадался Кулагин. - Умасливать пришел!
В этот же день он снял сети, забросил их в телегу и на ночь глядя стал запрягать коня.
- Зря ты, Митя, - тянул Бес, печально глядя на сборы. - Жизнь-то на закат пошла… Зря.
- Чтоб я с тобой - мировую? Да ни в жисть! - резал старик Кулагин.
- Жестокосердый ты, Митя, - вздыхал Сашка. - Такую войну прошел, а жестокосердый…
- Потому что вот где у меня война! Вот! - старик похлопал раненой рукой по своей шее. - Я здоровье на ней положил! - Он сел в телегу и погнал коня.
Бес что-то кричал вслед и все повторял: Митя, Митя, Митя…
Кулагина же всегда раздражал его говорок. Хоть бы раз по-мужски выматерился, возмутился. А то все просит, молит, уговаривает, в глаза норовит заглянуть - будто собака хвостом виляет. Научили его в плену лебезить, думал Кулагин, не мужик, а баба бесхарактерная. И голос, как вернулся из плена, стал какой-то писклявый…
Горелов не стал больше упрашивать Ивана подписать протокол. Вот-вот должен был подъехать председатель сельсовета, человек ответственный и серьезный. Иван сел на крыльцо и тупо уставился на Шмака.
- У него родные есть близко? - спросил Горелов. - Имущество надо вывозить отсюда. Растащут еще, наделают хлопот…
- Где там, - отмахнулся Кулагин, - сестра есть, так кто знает, где живет? Убегом из колхоза ушла, без паспорта. Сразу после войны и ушла.
- А дети?
- Откуда у него дети? - бросил старик. - Нету.
- Мужики, а правду говорят, он кладеный был? - неожиданно спросил Попков и перестал писать. - Будто его немцы в плену…
- Не отвлекайтесь, - оборвал шофера Шмак. - Пишите: дыхательные пути свободны. На левой стороне груди трупа имеется шрам величиной два сантиметра…
- Что ж, придется составлять опись имущества, - решил Горелов. - Передадим в сельсовет. И хоронить сельсовету придется… Вот так, жил-жил человек, и чужие люди хоронить теперь будут.