Два человека, слабых, уязвимых, выбитых из колеи, заполняют жизнь Анны – отец и любовник. Права она или нет в своих настойчивых попытках вырвать их из обыденности? Каким образом альтруизм перерастает в тиранию? Навязывать своим близким образ действий, не соответствующий их душевному складу, – не значит ли это подменять собой Господа Бога?
Впервые роман был опубликован в журнале "Иностранная литература", 1975, № 8.
Содержание:
Анри Труайя - АННА ПРЕДАЙЛЬ 1
Примечания 33
Комментарии 33
Анри Труайя
АННА ПРЕДАЙЛЬ
Отворяя дверь бистро, Анна подумала, что ей ужасно хочется выпить сухого белого вина и увидеть того человека, ради которого она сюда пришла. Его еще не было. Ей налили вина. Почти каждый вечер, возвращаясь с работы, она заглядывала в бистро "Старина Жорж" утолить жажду. Обычно она пила у стойки. Но на этот раз взяла рюмку и села за столик в глубине зала. Попробовала душистое, свежее, прохладное "мюскаде". Выпила залпом. И усталость исчезла. Затем развернула газету, твердо решив: "Если он не появится через десять минут, я уйду". Однако через десять минут она подала знак официантке. Еще сухого вина. Две рюмки - ее обычная норма. С ним она выпьет третью, если у нее хватит терпения его дождаться.
Люди входили, выходили, беседовали с хозяином бистро в роднившей их атмосфере винных запахов. К счастью, это бистро устояло против моды - здесь не было холодного металла, бугристого стекла, неона. Ветхозаветное и пропыленное, с подковообразной стойкой, оно казалось гостеприимным островком в бешеном водовороте городской жизни. Пятнадцать минут седьмого. Наконец, вот и он. Она слегка растерялась, но заставила себя улыбнуться. Он изменился, а она - тоже изменилась? Черты лица остались прежними, и цвет глаз, и форма подбородка, но все это точно поистерлось, одрябло, расплылось. А ведь ему только тридцать четыре года - нет, тридцать пять. На пять лет больше, чем ей. Как она могла забыть об этом? Они поцеловались. Затем он сел рядом, долго ее рассматривал и, наконец, произнес:
- У меня такое впечатление, будто мы с тобой расстались только вчера!
Она солгала:
- У меня тоже, Марк.
- Ты такая же - прелестная, далекая, таинственная.
Анна пожала плечами. Она не переносила этих избитых комплиментов. А Марк расточал их бездумно, точно бросал зерна птицам. Она прекрасно знала, что представляет собой: ни красавица, ни уродка. Тонкая брюнетка с острыми чертами лица, как попало причесанная, без изыска одетая, с огромными черными глазами.
- Как поживает Пьер?
- Хорошо.
- А Эмильенна?
Анна допила вино, поставила рюмку и сказала глухим голосом:
- Мили умирает от рака.
- Что?!
- Да. В прошлом году ее оперировали. Все прошло благополучно, она быстро поправилась. Но вот три месяца назад...
Он нахмурился, и уголки его губ опустились.
- Ужасно! - сказал он. - И она знает об этом?
- К счастью, нет. Ей говорят, что у нее инфекционный гепатит.
- Сильно она страдает?
- Не очень - благодаря лекарствам, которыми ее пичкают с утра до вечера.
- Бедная Эмильенна! Просто не верится. Пьер, наверное, в отчаянии! Ты помнишь, в Риме...
- Я ничего не забыла, - сказала она.
И умолкла. В груди сдавило, свет расплывался перед глазами. Поборов волнение, она спросила с наигранной живостью:
- А ты - как дела у тебя?
- По горло занят промышленной электроникой. Сумасшедшая работа. Если вообще не спать - тогда, возможно, я бы еще справлялся!
- Ты надолго в Париж?
- Надеюсь, насовсем.
- А как же Канада?
- Трех лет в Монреале хватит по горло! Дирекция разрешила мне вернуться во Францию. Отсюда буду немного разъезжать. Я приехал на прошлой неделе. И тут же подумал о тебе.
Услышав сегодня по телефону знакомый голос, она на секунду вдруг перенеслась в прошлое.
- По-прежнему не женат? - спросила она весело.
- Нет, а ты?
- Что за вопрос! - ответила она. - Конечно нет!
Они молча обменялись взглядами, довольные друг другом.
- До чего же приятно снова встретиться с тобой, - сказал Марк. - Ты знаешь, я часто думал о тебе там.
- Мог бы и написать!
- Но ты бы не стала читать моих писем!
Она не ответила. Еще рюмку сухого вина для нее и виски без содовой - для него. Сидя вот так бок о бок с Марком, она чувствовала, как ее греет эта дружба без задних мыслей. Он взял ее руку.
Мне пора, - сказала она. - Меня ждет Мили.
Мне бы хотелось проведать ее.
Приходи к нам ужинать в следующий вторник.
Ты считаешь это возможным?
Он вышел вместе с ней. Бледное октябрьское солнце скользило по фасадам домов. Погода стояла теплая, и большинство прохожих были без пальто. Ее дом находился в пяти минутах ходьбы от бистро. Они свернули на улицу Сены и пошли в сторону набережной. Анна шла широким мужским шагом - время от времени она даже спускалась с тротуара, чтобы идти быстрее. Марк не отставал от нее. На углу улицы Жака Калло она остановилась и произнесла:
- Так до вторника, Марк.
Он опять поцеловал ее в обе щеки. Она вновь ощутила - без всякого волнения - знакомый легкий запах табака и туалетной воды. Они обменялись рукопожатием. Открыто, прямо посмотрели друг на друга, совсем как брат и сестра.
Не успев подняться по лестнице, она уже забыла о нем. Три этажа по ступенькам, покрытым красным ковром, протершимся до основы.
Луиза собиралась уходить.
- Я все выгладила, мадемуазель. Утюг почти не греется. Надо будет отнести его в ремонт. Я не нужна вам больше? Тогда до завтра...
Анна толкнула дверь гостиной. За письменным столиком в стиле Людовика XVI сидел ее отец с карандашом в руке и решал кроссворд. Из приемника, стоявшего на комоде, доносилась тихая музыка, транслируемая станцией Франс-Мюзик.
- Как Мили? - спросила Анна.
- Отлично, - рассеянно ответил он. - День прошел спокойно. Она почти все время спит. А что нового на службе?
- Ничего. Заболел Каролюс. Это несколько усложнит мою жизнь. Да, еще звонил Марк. Он снова в Париже.
- В самом деле?
- Я только что виделась с ним...
Пьер просиял, точно по лицу его скользнул луч прожектора. У него всегда были самые дружеские отношения с зятем. Возможно, в душе он даже сожалел о разводе Анны. Он встал и выключил радио. Рассчитывал, что сейчас начнутся излияния? На его крупном гладком лице с голубыми, слегка навыкате глазами застыло выжидательное выражение. Но Анна не стала удовлетворять его любопытство и прошла в спальню. На полу валялись иллюстрированные журналы. Она подняла их. На двухспальной, слишком широкой кровати лежала она, ее мать - совсем крошечная, одни кости да желтая, как воск, кожа, седые растрепанные волосы, черные, лихорадочно блестящие глаза, в которых боль, мольба, нежность. Исхудавшая рука протянулась к ней.
- Ах, наконец-то ты пришла, Анна, милая. Все меня бросили - целый день лежу одна... Звала, звала... Никого...
- Но папа сказал мне...
Твой отец говорит бог знает что! Он меня раздражает. А Луиза... Луиза, правда, тоже заходила, но она так много болтает... Даже в ушах звенит. Только ты одна меня понимаешь...
- Ты немножко почитала?
Нет. Этот роман, который ты дала мне, - такая скучища. А журналы - я их уже выучила наизусть...
Анна знала, чего давно дожидалась мать. Она принесла тазик, кувшин воды, полотенце, губку. И стала потихоньку лить воду на руки больной. Эмильенна, закрыв глаза, улыбалась от удовольствия. Вдруг она приподнялась и отчетливо произнесла:
- Ты должна непременно сказать отцу, чтобы он больше не надевал своего серого костюма. Я его в этом костюме видеть не могу. Он... ну просто смешон!
- Да, конечно, мама.
Вода струилась с шуршанием дождя. Этот фонтан в Риме... Как смеялась мама... Она была такая веселая! Как она подтрунивала над их соседями по столику в ресторане. Марк сказал: "Эмильенна, с вами просто нельзя появляться на людях. Будьте осторожней. Ведь половина итальянцев понимает по-французски!". Он тоже, как и все, подчинялся причудам Эмильенны. До чего же они были счастливы, все четверо, во время их краткого пребывания в Италии! Это у Мили возникла тогда идея отправиться в путешествие, чтобы отмстить двадцать шестую годовщину брака с Пьером... Две пары друзей. И никакой разницы в возрасте. Вместе бегали по музеям. А к вечеру молодые уставали больше, чем старики. Анну забавляла тогда эта образцовая пара, какую составляли ее родители. Никаких ссор. Никакого расхождения в мнениях, в оценках картин, блюд, людей. Они были неразлучны. Казалось, они не могли дышать друг без друга. На улицах шли под руку, бок о бок, нога в ногу. Дома, стоило Эмильенне хоть немного задержаться, Пьер с блуждающим взглядом, неизменно предполагал самое худшее. Она имела на него такое влияние, что он ничего не предпринимал без ее совета. И оттого, что он спрашивал ее мнение по каждому поводу, у нее появилась непререкаемость суждений. Втайне он явно испытывал удовольствие, видя, как она командует им. И в самом деле властность Эмильенны составляла часть ее обаяния. Она всегда знала, чего хотела, но природный юмор и кокетство делали ее упорство менее заметным. Ей уступали не столько потому, что она была права, сколько потому, что невозможно было устоять перед ее решительным и в то же время мягким взглядом.