Он не ожидал такого поворота и на минуту оторопел. Потом почувствовал обиду: за что же так его наказывать!
- Спать без тебя... - сбивчиво проговорил он. - Но... но это же' невозможно!
- Только пока я больна.
- Понимаешь ли ты, чего ты от меня требуешь?
- Да, Пьер. Но надо быть благоразумным.
- Ну ладно, тогда я устроюсь подле тебя в кресле или в шезлонге...
- Нет, все равно я буду слышать твой храп.
- Так куда же ты хочешь, чтобы я ушел?
- В маленькую комнату. Там тебе будет удобно, и ты сможешь читать сколько захочешь.
Эта каморка в глубине квартиры уже давно служила кладовой. Туда складывали чемоданы, картонки, набитые бумагами, ненужные книги, старые журналы.
- Но это же нелепо! - возразил он. - Я буду так далеко от тебя! Лучше я буду спать на диване в гостиной.
- Как хочешь, - сказала она.
Он стиснул зубы. Его изгоняли, высылали. Такая немилость после стольких лет любви! Ему стало жаль себя до слез. Вся жизнь сразу показалась сплошной цепью неудач. Вот бы умереть ему сейчас, здесь, вместо жены. Никто о нем не заботится, никого не интересует ни его здоровье, ни его настроение. И вдруг не она, а он уходит из жизни. Он вздохнул и сказал
- Ты хочешь, чтобы я перешел туда сейчас же?
- Нет, - сказала она, - завтра.
Он подумал, что завтра она еще может переменить решение. Эта мысль успокоила его. Вот если бы ему удалось не храпеть ночью... Говорят, для этого надо спать на боку. И он осторожно перевернулся на левый бок. Неудобно! Но чего бы он не вынес ради Эмильенны!
- Спокойной ночи, дорогая, - сказал он.
Вскоре он уснул, уверенный, что достаточно захотеть - и ты превратишься в бестелесное, молчаливое существо.
***
Анну задержали на работе, и когда она, как ураган, ворвалась домой, было уже семь часов и Луиза собиралась уходить. К счастью, все было готово: жареная телятина с морковью томилась на маленьком огне, яблочный пирог, посыпанный сахарной пудрой, лежал на круглом блюде, стол был накрыт в столовой на троих - как условились: о том, чтобы Эмильенна встала не могло быть и речи. Она плохо чувствовала себя ночью и с утра жаловалась на тупые боли в правом боку. Доктор Морэн, приходивший в полдень, предписал еще один укол. Может, следовало бы отменить приглашение на ужин? Нет, уже поздно. Анна прошла к матери. Ввалившиеся щеки, заостренный нос... Казалось, больная спала. Но услышав шаги дочери, она тотчас открыла глаза и прошептала:
- Я не хочу видеть Марка.
- Ты и не увидишь его, Мили, обещаю тебе, - сказала Анна. - Мы быстро поужинаем, и он уйдет.
- Скажи ему, что я повидаюсь с ним на будущей неделе.
- Ну, конечно, конечно... К чему спешить - времени у нас сколько угодно! Я принесу тебе сандвичи.
- Нет... Даже думать о еде не могу - тошнит... Этот гепатит - такая гадость!... Наверно, я вчера съела что-то и печень взбунтовалась... И эти кухонные запахи! Хоть бы ты проветривала почаще... А где твой отец?
- Должно быть, пошел в книжный магазин Коломбье,
- Странно! Он почему-то взял себе за правило уходить, не предупредив меня!
Не успела она это произнести, как Пьер вернулся с двумя бутылками "божоле".
- У нас дома оказалось только простое столовое вино, - объяснил он.
Эмильенна сразу успокоилась и снова закрыла глаза. В дверь позвонили. Анна пошла открыть - на площадке стояла привратница.
- Я по поводу вашей комнаты для прислуги. Вы, кажется, сдали ее какому-то студенту. Так вот теперь их там десять человек. Только и шныряют мимо! Будто общежитие устроили! Кто-то даже спит в коридоре на полу. Соседи жалуются. Мне не хочется говорить об этом управляющему домом...
- Спасибо, что предупредили, - сказала Анна.
Пьер, вышедший в прихожую во время этого разговора, пробормотал:
- Этого еще не хватало! Он же выглядел вполне прилично, этот студент. Что мы теперь будем делать?
- Я сейчас же поднимусь и поговорю с ним!
- А Марк?
- Он придет не раньше восьми.
- Но этот разговор можно отложить и до завтра...
- Нет, папа.
На черной лестнице стоял ледяной холод. На седьмом этаже, как всегда, когда Анна поднималась, ее неприятно поразили обшарпанные стены коридора, в который выходили комнаты прислуги. Из благопристойного, комфортабельного мира вы без всякого перехода вдруг попадали в зону удручающей нищеты. Анна остановилась у комнаты под номером 11. За дверью гудели голоса. Она постучала. Дверь открыла высокая девушка - белокурые ее волосы прямыми прядями свисали вдоль щек. Розовый махровый халатик обтягивал большой живот. Беременная - должно быть, месяцев восемь. Позади нее на стуле сидел согнувшись чернявый парень. Длинноволосый, с квадратным лицом. Анна, никогда ранее не видевшая ни парня, ни девушки, спросила сухо:
- А где мосье Жан Ломбар?
- Он вам зачем? - спросил парень, медленно поднимаясь со стула.
- Я владелица этой комнаты, мосье.
- Ах, вот что. Жан уехал.
- Когда же?
- Да уже порядочно.
- А когда он вернется?
- Не знаю.
- А кто вы такой?
- Лоран Версье. А это - Ингрид. Она шведка. Ни слова не говорит по-французски.
Девушка улыбнулась и закивала головой с несколько тяжеловатой грацией. Она стояла, свесив руки вдоль живота.
- А что вы здесь делаете, мосье? - спросила Анна.
- Мы друзья Жана, - ответил Лоран Версье.
- Но эту комнату я сдала ему, а не вам.
- Я знаю. Но Жан уехал внезапно. И сказал, что мы можем обосноваться тут вместо него. Ну, конечно, мне следовало предупредить вас. Я все ждал, когда у меня будет немного денег... Нуда, чтобы уплатить вам. Теперь это уже вопрос нескольких дней...
Он говорил мягко, не сводя с Анны взгляда. Адамово яблоко поднималось и опускалось на плохо выбритой шее.
- Мне сказали, что вы укладываете своих приятелей спать в коридоре, - заметила она.
- Ну, это было всего один раз!
- Но соседи пожаловались. А сколько вас в этой комнате?
- Трое. Ингрид, ее муж и я.
Она недоуменно уставилась на него.
- Но... как же... как же вы устраиваетесь?
- Прекрасно... как в кемпинге.
Она окинула комнату беглым взглядом. Три метра на два. Железная койка, умывальник в углу, электрический рефлектор, одноконфорочная газовая плитка. С потолка свешивалась голая электрическая лампочка. Анне стало не по себе.
- Нет, с этим надо кончать! - сказала она, преодолевая душевное смятение. - Вы поселились здесь ни у кого не спросясь. Мои родители и я - мы не имеем права держать у себя людей, о которых ровным счетом ничего не знаем.
Она излагала довод за доводом, словно желая убедить самое себя в обоснованности столь жесткой позиции. Шведка с большим животом смотрела на нее пустым взглядом. Красивая и вялая, как петельная корова.
Лоран Версье молча вытащил из заднего кармана брюк документы и протянул их Анне. Помятый кусочек картона с фотографией в углу. Анна машинально прочитала фамилию и дату рождения. Ему было двадцать три года. И вдруг она почувствовала себя в положении шпика. Облава. Допрос. На что существуете? От стыда у нее даже загудело в ушах. Она вернула документы парню, и тот снова положил их в карман.
- Хорошо, - сказал он. - Вы правы. Мы переберемся отсюда.
- Куда?
- Не знаю.
- Она в положении, - заметила уже гораздо мягче Анна. - Я не могу вышвырнуть ее на улицу. Оставайтесь, пока не найдете комнаты.
- Спасибо, мадам. Так или иначе Ингрид и ее муж все равно скоро вернутся в Швецию. Она хочет родить там. Что до меня, то если вы возьмете меня постояльцем вместо Жана...
Она не успела ответить. Рядом возник белокурый бородатый гигант, широкоплечий, с узкими бедрами. В руке он держал батон хлеба.
- А вот и Гуннар! - воскликнул Лоран Версье.
Анна вышла из комнаты и рядом с дверью, в коридоре, увидела картонную коробку, из которой вываливался мусор.
- Во всяком случае, прошу вас немедленно убрать это! Завалили весь проход отбросами! Возмутительно!..
Спускаясь по лестнице, она и сама не знала, хвалить себя или злиться.
Марк пришел, пока ее не было. Она рассеянно поцеловала его. Они с Пьером потягивали сухое вино в гостиной. Бокал для Анны стоял на маленьком столике. Она поспешно поднесла его к губам.
- Оказывается, Мили неважно себя сегодня чувствует, - заметил Марк.
- Нет, - возразила Анна, - вовсе нет.
- Она переутомилась вчера, - печальным голосом проговорил Пьер. - И теперь спит. Я не решаюсь ее будить...
- Как жаль, - сказал Марк. - Мне так хотелось бы ее увидеть.
- Кстати, Анна, как там обошлось наверху? - осведомился Пьер.
- Отлично, - сказала она. - Привратница все раздула. Наш постоялец один только раз пригласил к себе гостей!
Они сели за стол. Анну поразила необычная возбужденность отца. Любая фраза Марка вызывала у него восторженный отклик. Казалось, он готов был без конца слушать своего бывшего зятя, словно хотел, чтобы дочь увидела его в наиболее выгодном свете.
- Ну, как Канада?.. Нет? Не может быть!.. Ты слышишь, Анна? А как твоя работа?