Сразу после этого приглашения к щекотливым секретарша вошла с чаем и двумя свежими пирожными "наполеон". Ваксону эти кондитерские изделия показались неуместным вздором, а Переверзев между тем аккуратно отрезал маленькие кусочки и поглощал их с явным наслаждением. Попутно он развивал тему. Поступают сигналы, что в творческой среде усилилось "злоупотребление" спиртных напитков. Вот, например, наш общий друг Цукатов опустился до скотского уровня. Ну, что, Ваксон, вы скажете об этом позорном событии? Не слышал никогда? Не знаешь, о чем идет речь? Перестаньте, никогда в это не поверю. А вот если я скажу, что и твоя фамилия нередко мелькает в этих сигналах, как вы на это отреагируете? Ты должен понять, что так и талант можно пропить. Мы направляем вас сейчас в отдаленную несоциалистическую страну антиподов и надеемся, что ты не опозоришь советскую кинематографию. Мычите, Ваксон, отмыкиваетесь? Вижу, что осознаешь, что пристыжен. Ну ладно, желаю вам счастливого пути, а самое главное - счастливого тебе возвращения. Высказавшись, Дмитрий Сильверстович встал; и так они расстались.
По пути домой Ваксон, разумеется, заехал в "клуб" и сразу натолкнулся на Турковского.
"А я тебя жду, - сказал тот. - Скажи, ты был когда-нибудь в Киеве?"
"Ни разу не был. А ты?"
"Я тоже не был. И вот представь себе, именно из Киева на нас двоих приехала телега, да не куда-нибудь, а на самую верховную хату".
Они пошли в "Дубовый" зал и сели там за столик на двоих, наполовину укрытый бегемотским боком рояля. Официант Алик, прямой, как гренадер из фильма Бондарчука, принес им графинчик и две тарелки с миногами. Турковский приступил к рассказу. Оказалось, что вчера в Заветах Ильича пан Хрущевич давал банкет в честь украинской делегации. Там выступил с пространным тостом некий киевский письменник по фамилии Величко. Он долго клялся в вечной дружбе и братстве, а потом сказал, что некоторые московские молодые стараются помешать нашему вечному и братскому. Вот, в частности, в музее Тараса Григорьевича Шевченко в книге отзывов появилась провокационная запись. Дескать, поэт этот был посредственным и малозначительным. С какой, мол, стати этому середнячку отдан такой великолепный особняк? Не лучше ли было бы там устроить больницу для рабочих? И подписи: писатель Ваксон и кинорежиссер Турковский. Пан Хрущевич, согласно достоверному источнику, весь налился мраком, минут пять молчал, а потом буркнул через плечо: "Разобраться!"
"Ну, что скажешь?" - спросил Турковский. "Подожди минуту", - сказал Ваксон. Встал, отвел в сторону Алика и поинтересовался, не появлялась ли в "Дубах" Нинка Стожарова. Алик, бывший конфидентом их дружбы, отрицательно прикрыл глаза. Если появится, скажи ей, что я завтра здесь буду в это же время. Лады? Алик прикрыл глаза положительно. Ваксон вернулся к Турковскому. Тот, задумчивый, сидел в дыму своей сигареты. Увидев вернувшегося, будто вынырнул из дыма. "Понимаешь, я должен в Канны везти "Кириллово детство", и теперь все зависит от того, как товарищи разберутся с этой гадской подставкой". Ваксон задумался. Сказать Игорю о поездке в "несоциалистическую страну антиподов"? Как бы не сглазить. И все-таки в этой вонючей среде постоянных подстав и провокаций надо как-то по возможности помогать друг другу.
"Послушай, советую тебе записаться на прием к замминистра Сильвестровичу Переверзеву Дмитрию. Я у него как-то был по поводу "Однокурсников". Он меня долго вычитывал, но помог".
"А знаешь, это идея! - воскликнул Турковский. - Пусть этот Дима знает, что ни я, ни ты никогда не были в Киеве, что Шевченко наш любимый поэт и что мы, отходя ко сну, вместо "Отче наш" читаем "Реве та стогне Днипр широкый"!"
Ну, дальше уже пошло в привычном русле, быстрый, как в пинг-понге, обмен остроумностями. Алик только успевал загружать стол графинчиками, пивком, селедочкой, соляночкой и пр.
Вернувшись наконец домой, в писательский жилой кооператив, Ваксон был рад увидеть, что вся семья, жена Мирра, сын Дельф и домработница Васёна, сидят перед телевизором.
"Видишь, Дельфинушка, папочка Ваксочка пришел", - медовым голоском пропела Васёна.
"Привет", - сказал трехлетний сын.
А Мирра ничего не сказала.
Ей вообще-то как горькая редька надоели несовершенства семейной жизни. Ваксон вдруг из смиренного доктореныша превратился в заметную фигуру. И если бы только сочинителя, но к тому еще богемщика и фрондера. Уходит утром вроде бы за молоком, а потом оставляет молоко под дверью, а сам исчезает в южном направлении; звонит из Ялты, потом с теплохода "Грузия", идущего курсом то ли на Тбилиси, то ли на Ереван. Хорошо еще, что у нас граница надежно охраняется, иначе захватившая судно литературная банда высадилась бы в Иерусалиме.
Приезжает, врет, говорит, что был один, писал "Братьев Карамазовых". Сидит с отсутствующим видом на своем кресле-кровати, на шее следы каких-то щипков. Он говорит, что не от щипков, а от авитаминоза. Дескать, неполноценное питание. Васёна кричит: "Витаминозом стращаете?! Питаю вас плохо? Вот уйду, тогда взбеситесь!" Мирра видит, что Вакса опять задумал побег "в обитель тайную трудов и чистых нег", то есть на этот раз в северном направлении с этой тварью Нинкой Стожаровой. В один поистине прекрасный день ты, гад, вернешься и не застанешь жены дома. Она уже будет на исторической родине маршировать в батальоне "Дочери Израиля". В историческом смысле, между прочим, родиной Мирры может быть и Румыния со Словакией, отчасти даже и Аптекарский остров Петроградской стороны.
Ваксон, находясь позади основного состава перед телевизором, наблюдал, как светятся их уши. Вспоминалась строчка из Андреотиса: "И ушки красные горят, как будто бабочки сидят". Наконец кончилась программа про какого-то красного вервольфа в стане Добровольческой армии. Дельф сразу взял отца за руку и повел его в детскую. Комнатенка была чуть ли не до потолка завалена японскими игрушками, трофеями декабрьской поездки в Страну восходящего солнца.
"Вот видишь, что получается, - грустновато сказал крошечный мальчик. - Сломался робот". И действительно, робот перестал светиться пузом и бормотать что-то по-японски.
"Принеси мне такого же, что тебе стоит, - попросил Дельф и вдруг просиял от новой идеи: - Знаешь что, давай вместе съездим в Японию и выберем там робота получше!"
Ваксон осторожно возразил: "Ты знаешь, это не так-то просто. Ты думаешь, что Япония - это детский магазин, но это не совсем так, Дельф. Япония - это густозаселенная страна на другой стороне земного шара".
"Огромнейшая странища, так, что ли? - на грани восторга спросил Дельф. - Небось, больше чем Москва-ква-ква?"
"Ну, не совсем так, мой Дельф: она, конечно, в десять раз больше, чем Ква-ква, по населению, однако по территории она юлит вслед за Советским Союзом, как ящерица вслед за коровой".
Дельф ахнул: "Вот это да! Ну и ну! Ящерица за коровой!"
Ваксон с некоторым раздражением подумал о жене. Она ему даже не рассказала о Японии! Странная все-таки эта Мирка. После ИнЯза блестяще знает английский, а книг по-английски не читает. Отменным обладает вокалом, а в джазе не поет. Чем она живет, кроме подозрений?
Тут как раз в детскую вошла жена. Посмотрела исподлобья. "Ну, а теперь ты куда собрался?" "Теперь в Аргентину", - сказал он. И замер в ожидании ее реакции на такую сногсшибательную новость. "Па-анятно", - процедила она и вышла из комнаты. Ваксон прислонился к притолоке. Она не верит ни одному моему слову. Три дня назад, когда он вернулся домой после кремлевской порки, она стала кричать: "Где ты шлялся?! Где тебя черт носит?! Ты страшный человек! Пора с этим кончать!" Сегодня эти вопли еще впереди.
Он уселся на полу посреди игрушек, вытащил из кучи патрульный джип, извлек из него батарейку, открыл пузо любимому роботу и сменил источник энергии. Робот немедленно осветился и зашагал под кровать, бормоча японскую абракадабру. Дельф завизжал от счастья: "Ура! Ура! Папка робота оживил!"
Мирра вернулась с вопросом к сыну: "Кристофер, ю ар рэди фор ауа диннер, арен’т ю?" Значит, ее инглиш все-таки не совсем пропал втуне, возн’т ит? Может быть, двуязычного мальчишку вырастит? Интересно отметить, что в этой, так сказать, "конфликтной" семье любая положительная мысль немедленно вызывала изменение в тоне речевых коммуникаций в сторону нормализации. Так произошло и на сей раз. Мирра мирно спросила: "Ну, куда ты все-таки собрался-то, Вакса? В Грузию, что ли?"
"Ну, что ты, Мирка, эдакая стала Фома-невера? В Аргентину еду на кинофестиваль. Вот и документы уже выдали в министерстве, и башли".
Он показал паспорт с визой, билет на самолет и аргентинские песо, каждый билет которых был похож на искусную гравюру с изображением каких-то национальных битв.
"Да неужели это возможно после Кремля?" - спросила она.
Ага, значит, она и о кремлевских поприщах что-то знает.
"Я сам ничего не понимаю", - проговорил он.
Внезапно Мирка ахнула, закусила губу и схватилась за бок. Взвыла Васёна. Заплакал Дельф. Не спрашивая, Ваксон бросился к телефону. Недели две назад у жены стали проявляться признаки желчнокаменной болезни. Несколько раз вызывали неотложку. Апоморфин снимал боли, но несколько часов после закупорки желчных путей Мирра не могла встать. Так получилось и сейчас.