Александр Мень - От рабства к свободе стр 30.

Шрифт
Фон

Человек здесь говорит с Богом с полной честностью. Нет, пожалуй, в поэзии такой честной книги, как Псалтирь. Иногда в священной поэзии Средних веков эта честность куда-то отступала, отступала перед красочной архаичностью величия, имитирующего придворный этикет. К Богу обращались так, как обращался, например, вассал к своему сюзерену, говоря массу пышных слов и сохраняя при этом некую почтительную дистанцию.

В псалмах, конечно, есть и это, но есть и совсем другое. Оно напоминает то ощущение Райнера Марии Рильке, который писал в песне: "О, где Ты, мой Сосед?" Это понятие о соседе (Боге, который рядом) и создает ту непосредственность, ту страстность, которые свойственны диалогу между Богом ичеловеком. И здесь появляется слово, которое для Ветхого и Нового Завета является одним из ключевых: слово шекан (в древнееврейском стоят три согласные буквы: ш-к-н) обозначает дом, шатер, а также того, кто живет рядом с тобой. Шекан - это еще и сосед; а то, что находится рядом, в таком не прямом смысле, это обитающий Дух Божий - ше-хина. "Шехина" есть мистическая тайна Божьего присутствия. Впоследствии это понятие глубоко войдет в самые различные направления библейской и постбиблейской мистики.

Так вот, псалмопевцы говорят (не называя этого слова) о шехине: это Дух Божий, который в мире, Он здесь, Он не трансцендентен миру, то есть не запределен ему, а пронизывает все мироздание, Он - в любой стихии, в любом предмете, Он рядом. Поэтому я могу говорить с Ним, я могу слышать Его ответное слово. И Божье присутствие, прису-

В этом случае "к" звучит как "х".

тствие космического Божественного огня мы можем чувствовать в обычной жизни и обозначается оно словом шехина.

Когда мы читаем в Евангелии от Иоанна о Слове Божьем, мы опять-таки подходим к богословию Псалтири. Потому что там часто говорится о Слове. "Слово Божье пребывает вовек". "Слово" - это не наше слово, а это action, действие, которое рождается по воле Сущего из безмолвия, из тайны того, что по ту сторону понимания. Слово уже становится Богом, действующим в мире, Оно творит мир.

Евангелист Иоанн пишет: "И Слово стало плотью". "Плоть" - это синоним человека. Слово стало человеком, "и обитало с нами". В греческой Псалтири (это переносится в Евангелие от Иоанна) - эскёносе, то есть поставил скинию, шатер; итак, греческое слово эскеносе, как и еврейское шехина, означает, что в центре нашего человеческого бытия, в центре человеческого социума, тайно от всех (кроме тех, кто открыт сердцем) Бог поставил Свой шатер, и Он обитает с нами. Это обитание Бога в мире, - которое стало не предчувствием, не каким-то мистическим мгновением в жизни одного человека, а реальностью, вошедшей в историю человеческого рода, - мы находим осуществленным в Евангелии. "И Слово стало плотью".

Псалтирь - одна из самых удивительных и неисчерпаемых книг Ветхого Завета. И хотя она написана очень давно и слагалась на протяжении многих десятилетий и столетий, она сохраняет целостность.

Историко-критическое исследование Псалтири, которое пытается разделить ее на части, определить, когда и что было написано, безусловно

нужно. Но поверьте, оно почти ничего не дает для глубинного понимания самого текста, в отличие от других частей Библии. Потому что Псалтирь нас приводит в то место, где человек находится наедине с собой и с Богом, где община наедине с Богом и с теми бурями, которые нас окружают, или, как говорил Андрей Белый, с "обстанием" мира.

В псалмах вы найдете одну особенность, свойственную библейской литературе и ее богословию. Эту особенность я бы назвал возрастанием. В Библии нет отдельных звеньев, которые затем уступают место новым. В истории науки мы видим, как старые звенья неизменно отмирают и куда-то уходят, и новый блок, новая парадигма вытесняет предыдущие, оставляя из них лишь немногое.

Здесь же, подобно живому организму, из старых понятий, например, "царства", которое понималось вначале в чисто земном смысле, начинает постепенно проступать, брезжить, прорастать понятие о Царстве Бога, Который входит в этот мир и ждет, чтобы люди Его свободно приняли.

Идея спасения, сначала утилитарная, простая идея, как у любого ребенка, - спастись от зла - она все более и более становится идеей очищения человеческого духа и человеческого рода. Идея Божественной любви, которая воспринимается сначала как просто покровительство, как представление о том, что спасающая рука над тобою, потом становится все более и более тонкой, все более и более мистической.

Это одна из черт не только Псалтири, но и многих других разделов Библии. Вот почему эта книга столь важна. Я еще раз перечислю, чтобы вы запомнили, что, во-первых, Псалтирь соединяет в себе все основные сюжетные и богословские идеи Библии. Во-вторых, она является книгой религиозной par excellence - по преимуществу, потому что это книга диалога между Богом и человеком.

Псалтирь - это не просто размышления. Как отмечает один из религиозных философов, когда мы говорим о Боге в третьем лице, мы Его не чувствуем, не касаемся; с Богом можно говорить только во втором лице, чтобы обращаться непосредственно к Нему. Когда о Нем говорят в третьем лице, Он превращается в предмет, в стихию, в вещь. А псалмопевец все время говорит именно с Ним.

В этом смысле Псалтирь можно сравнить с великим произведением христианской литературы - с "Исповедью" блаженного Августина, который не пишет о Боге, а говорит с Богом; это книга - "Исповедь", обращенная не к людям, а к Нему, что придает этому сочинению колоссальную силу. И хотя она написана в IV веке, до сих пор читается как что-то очень актуальное.

Борис Александрович Тураев, великий русский востоковед, очень тонко отметил, что Псалтирь - это особое звено, которое связывает Исайю и Иеремию с Евангелием. В ней, как вы слышали в прочитанных мною отрывках, есть откровение Божественной любви, Божественной мощи. Именно в Псалтири мы находим как бы извергающую из себя снопы света Божественную любовь.

Вот почему во всех частях Земли, где только существует Библия, после Евангелия все обращаются к псалмам. Вот почему эти строки вошли в поэзию и мышление людей. В них вся жизнь человека: радость и страдание, поиск и находки, испытания и ожидание; страх, ужас, гнев - здесь есть все! Перед нами не розовая книга, а настоящая книга о жизни, написанная иногда, могу прямо сказать, кровью!

И когда этот многогранный подлинный человек, коллективный автор этой книги, предстоит Божественной тайне, он не становится от этого маленьким, ничтожным. Иногда в антирелигиозной литературе любят писать, что человек, входя под своды огромного храма, вдруг чувствует себя маленьким и незначительным. Я никогда не чувствовал свою ничтожность под сводами огромных храмов; наоборот, они поднимают тебя вверх. А когда входишь под своды Псалтири - вдруг чувствуешь свою тождественность с этими авторами (или с этим коллективным автором), потому что все, о чем он пишет, свойственно и нам - вместе с ним мы переживаем и страдание, и радость, и ликование. Все нам кажется важным.

И я закончу, остановившись на двух псалмах хваления, чтобы можно было почувствовать, как псалмопевец возносит хвалу Господу. Это псалмы радости.

Благослови, душа моя, Господа,

и вся внутренность моя - святое имя Его.

Благослови, душа моя, Господа и не забывай всех благодеяний Его.

Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои…

Щедр и милостив Г осподь,

долготерпелив и многомилостив…

Дни человека - как трава;

Как цвет полевой, так он цветет.

Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

Милость же Господня от века и до века к боящимся Его…

(Пс 102. 1–3, 8, 15–16)

Невозможно читать по-русски. Я привык по-славянски, потому что звучит гораздо красивей, хотя и не совсем вам понятно.

Вот псалом 103-й. Интересно, что в русском переводе он надписан Давидом, в церковнославянском Давиду, это более правильно, а в оригинале ле Давид. Но это надо понимать не как точное указание на автора, а как псалом, который пелся в присутствии царя из рода Давидова, как бы выражая его чувства (повторяю, авторство здесь не важно).

Но что интересно - 103-й псалом очень напоминает гимн Эхнатона, гимн богу-Солнцу. Эхна-тон жил в XIV веке до нашей эры, то есть почти за 400 лет до царя Давида. Гимн и псалом - они как бы перекликаются друг с другом. Я думаю, некоторые из вас читали этот гимн - он есть во многих антологиях по древневосточной литературе. В этом псалме дается картина мироздания:

Благослови, душе моя, Господа!

Господи Боже мой, возвеличился еси зело…

Во исповедание и велелепоту облеклся еси. Одеяйся светом яко ризою,

Простираяй небо яко кожу.

Покрываяй водами

превыспренняя Своя,

Полагаяй облаки на восхождение Свое, Ходяй на крилу ветреню.

Творяй Ангелы Своя духи,

И слуги Своя пламень огненный.

(103. 1–4)

"Творяй Ангелы" следует перевести так: "Ты сделал духов Своими посланниками". Но на самом деле там стоит слово руах - "ветер", поэтому надо - "сделал ветер Своим посланником" и "слугой Своим - огонь", то есть Ты управляешь всеми стихиями.

Основаяй землю на тверди ея,

Не преклонится в век века.

Бездна яко риза одеяние ея,

На горах станут воды.

Бездна, согласно древним представлениям, обтекала все мироздание; для нас это не водная бездна, как в древности, а бездна космоса. И дальше идет картина мироздания в подробности:

Посылаяй источники в дебрях,

Посреде гор пройдут воды.

Напаяют вся звери сельныя,

Ждут онагри в жажду свою…

("онагры" - дикие ослы)

Насытятся древа польская,

Кедри Ливанстии, ихже еси насадил…

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги