Когда многое совершилось, в 1922 году иеромонах Никон едва ли не последним покидал Оптину Пустынь, захваченную и разрушаемую большевиками. Последние были службы, последние его слова. Тогда, в частности, он писал своей матери: "Что будет? Как будет? Когда будет? Если случится то и то, куда приклониться? Если совершится то и то, где найти подкрепление и утешение духовное? О, Господи, Господи. И недоумение лютое объемлет душу, когда хочешь своим умом все предусмотреть, проникнуть в тайну грядущего, неизвестного нам, но почему-то страшного. Изнемогает ум, планы его, средства, изобретаемые им – детская мечта, приятный сон. Проснулся человек – и все исчезло, сталкиваемое суровой действительностью, и все планы рушатся. Где же надежда? Надежда в Боге".
Ныне опять – наступление зла, недоумения и опасения верующих, борьба, поиски средств защиты… Успокоимся. Прибегнем к писаниям и словам Оптинских преподобных старцев. Они все сказали. Они не обманут. Они укрепят. Во всем-всем и в нашей вере в Господа Бога.
РАБ БОЖИЙ ОГОРОДНИК АВРААМИЙ
Нет исторических известий о том, когда основана была Оптина Пустынь. Первые письменные упоминания о ней относятся ко времени царствования Бориса Годунова, то есть к XVI веку, но тогда обитель уже существовала как старая. Предположения о древнем ее возникновении были. Иеромонах Ераст (Вытропский; 1829–1913), автор "Исторического описания Козельской Оптиной Пустыни и Предтечева Скита" (Оптина Пустынь, 1902; переиздано в 1998 г.), предполагает, что Оптина появилась в домонгольский период, примерно в середине XIII века. В дальнейшем, с конца XVI до конца XVIII века обитель, подобно христолюбивому человеку, идущему к спасению узким путем, переживала тяжелые времена и не однажды бывала на краю гибели, то есть исчезновения.
Это был небольшой монастырь с одним храмом – Введенским, сначала деревянным, потом каменным. Келлий и других строений было немного. И все ветхое, бедное. Случалось, жили здесь два-три монашествующих насельника, терпящих крайнюю бедность. Как ни старались местные бояре, вкладывая средства, – их не хватало. В то же время царь Петр издал ряд указов, утесняющих, а то и вовсе разоряющих православные монастыри. Императрица Екатерина II едва и вовсе не угасила в России монастырскую жизнь. Указом Синода 1724 года, еще при Петре, Оптина была упразднена с передачей имущества в Спасо-Преображенский Белевский монастырь, братия переселена туда же. О. Ераст писал: "Что касается братии Оптинского монастыря, то должно полагать, что они, согласно монашеским обетам, переносили разгром Пустыни с покорностью воле Божией. Хотя исполнители предначертаний Петра I и требовали, чтобы звания Оптиной Пустыни нигде и никогда не упоминалось, но братия не падала духом и терпеливо ждала лучших времен для своей Обители".
Вот как будто все кончено… Однако прошло всего два года, и Господь чудесно возродил Оптину Пустынь: Петр I умер в январе 1725 года, – царствовавшая после него всего два года императрица Екатерина I (скончавшаяся в мае 1727 года) успела совершить немало добрых дел. Уже 8 июня 1726 года Синод рассмотрел прошение Козельского стольника Андрея Шепелева "с товарищи" о восстановлении монастыря и постановил "Оптину монастырю быть по прежнему". Молитвы братии и прихожан обители были услышаны. Имущество не было возвращено обители, за исключением богослужебных книг и самой необходимой утвари. Келлии и все необходимое пришлось строить заново. Введенский храм тоже обветшал. Еще долго, почти две трети XVIII века, монастырь пребывал в бедности. Но вот Господь привел на берег Жиздры митрополита Платона (Левшина), московского владыку, в ведении которого находилась тогда и Калужская провинция. Это было в 1796 году.
Митрополит Платон (1737–1812) был образованнейший иерарх Русской Православной Церкви, молитвенник и аскет, блестящий "московский Златоуст", воспитатель и друг императора Павла I. Благодаря ему Павел I в противоположность своей матери (Екатерине II) был настоящим православным христианином и патриотом России. Вступив в 1796 году на престол, он отменил все указы Екатерины, утесняющие и уничтожающие монастыри или храмы. При помощи митрополита Платона он начал дело возрождения в России монашеской жизни, назначая материальное обеспечение беднейшим обителям.
Что увидел митрополит Платон на другом берегу Жиздры? Бедный монастырь с тремя престарелыми монахами (и один из них слепой), с трудом поддерживавшими в нем молитвенную жизнь. Мудрый владыка окинул взглядом местоположение обители, осмотрел постройки, и все это привело его в глубокое раздумье… Он видел за этой неустроенностью и бедностью что-то другое. Он молился при этом. Вероятно, наитием Духа Святого он тогда, на берегах Жиздры, провидел будущую славу Оптиной Пустыни. Во всяком случае, возвратившись в Москву, митрополит Платон начал решительные действия. Он призвал к себе настоятеля Николаевского Пешношского монастыря архимандрита Макария и попросил его найти способного и дельного монаха, которого можно было бы послать в Оптину Пустынь для должного ее устроения. Архимандрит Макарий дал сначала иеромонаха Иосифа, но тот, потрудившись в Оптиной с год, вышел из нее по болезни. Митрополит снова обратился к о. Макарию с вопросом о "дельном" монахе. "Да у меня нет таких, владыка святый, – отвечал тот. – А вот разве дать тебе огородника Авраамия?" Преосвященный почувствовал в этой оговорке нечто такое, что заставило его захотеть видеть этого огородника своими глазами. Пришлось о. Авраамию побывать в Москве у митрополита. Тщетно он ставил на вид свои немощи, говоря, что такое назначение выше его сил, но он не был стар, и владыка благословил его быть настоятелем Оптиной Пустыни.
И вот о. Авраамий в Оптиной. Впоследствии он рассказывал, что в обители бедность была крайняя. "Не было полотенца рук обтирать служащему, а помочь горю и скудости было нечем. Я плакал да молился, молился да плакал". Через два месяца, не видя ниоткуда помощи, о. Авраамий отправился в Пешношский монастырь и излил свою скорбь старцу, архимандриту Макарию. Что же тот предпринял? Помня просьбу к нему преосвященного Платона не оставлять Оптиной в беде, он велел запрячь свою тележку, взял с собой о. Авраамия и поехал по знакомым ему помещикам. "Они, – вспоминал о. Авраамий, – в короткое время снабдили меня всем необходимым, так что я привез в монастырь воза два разных вещей. Возвратясь со сбору, старец пригласил меня отслужить с собою, а после служения и общей трапезы совершенно неожиданно для всех обратился к своему братству с такими словами: "Отцы и братия! Кто из вас пожелает ехать с о. Авраамием для устроения вверенной ему обители, я не только не препятствую, но и с любовью благословляю на сие благое дело"". Несколько монахов и трудников вызвались перейти в Оптину, и таким образом монастырь населился и укрепился свежими силами. В дальнейшем, помня этот поступок настоятеля архимандрита Макария, о. Авраамий и сам помогал таким же образом другим монастырям. Так, он впоследствии отпустил с иеромонахом Макарием в Малоярославец, в Николаевский монастырь, около 14 братий, а с о. Мефодием в тот же монастырь и с о. Корнилием в Тихонову пустынь по десять человек.
Преосвященный Платон продолжал опекать Оптину. Получив от о. Авраамия жалобу на воровство и бесчинство окрестных жителей, он обратился к Калужскому губернатору А. Д. Облеухову с просьбой навести порядок вокруг монастыря и призвать жителей Козельска и деревень к "хранению должного благоговения к обители". Между тем дал оптинской братии мудрый духовный совет: "Святая монашествующих жизнь все сии напасти или отвратит, или терпением препобедит, а Бог, видя терпение рабов Своих, невидимо защитит". Получив же известие о желании одного из помещиков, поручика Ф. И. Рахманинова, "на свой кошт" соорудить новый иконостас с иконами, владыка наложил следующую резолюцию на прошении о дозволении сего: "Бог благословит! Се видите, что иные вас оскорбляют, а других Бог возбуждает к вашему утешению".
При о. Авраамии к 1804 году закончено было строительство трехъярусной колокольни с каменными братскими келлиями по обеим ее сторонам. Построил он каменную с деревянным мезонином братскую трапезу и такого же вида настоятельский корпус. Было возведено много и других построек, в том числе каменный Казанский собор. А живший в Оптиной дворянин Алексей Прокофьевич Татищев развел между корпусами великолепный сад – фруктовые деревья, цветы. Добился о. Авраамий и увеличения штата монахов в обители с семи до тридцати. Кроме того, было много трудников.