1.3.2. Нытье, что не оценили
Нередки ситуации, когда литератор, привыкший щебетать и порхать с вечеринки на вечеринку, с пленэра на пленэр, в одночасье вдруг обнаруживает в себе неспособность самостоятельно что-то сделать, ведь за него до этого все решали другие и предлагали уже сформированные, готовые идеи.
И вот он предлагает прогуляться, подышать свежим воздухом и, никого не слушая, начинает рассказывать свои истории, которые всем уже порядком поднадоели, ныть, что его недооценивают, хочет, чтобы ему одолжили "жилетку" и утешили, а еще лучше – похвалили. Объясняется это психологией личности. Писатель любит, когда о нем говорят, а более всего – хвалят. Редкий писатель способен круто развернуться против лести. Все понимая, он остается в ее власти.
Как бороться? Увы, побороть нытика невозможно. Терпение и утешение – лучшие друзья оказавшегося в компании "плакальщика". В конце концов именно это ему и нужно.
Внимание, важно!
В общем же смысле всегда уместно помнить, что не у всего и не у всех в этом мире есть цена. А значит, и оценить так или иначе могут только с большой долей неточности. Ведь цена – не достоинство, а критерий потребительской оценки в соотношении с другими качествами.
Используя такой подход и аргументацию, с большой долей вероятности удается "победить" кризис непризнания.
"Нытье о том, что недооценили", если это уже явно заметно, (вошло в привычку), прямо связано с завышенной самооценкой и самомнением о собственной значительности и, как следствие, неординарности. Что такое неординарность применительно к писательскому труду?
Неординарность – один из факторов, делающих нас теми, кто мы есть. Но часто то, что мы знаем о себе, – это то, кем мы не являемся. Мы обозначаем себя как "не то" или "не это".
Но самоидентификация на этом не заканчивается. Писательскую карьеру нельзя построить на том, чего мы не хотим. Нужно перейти от ощущения того, кем мы не являемся, к ощущению того, кто мы есть. Но для этого нужна решительность. Быть против чего-то – это просто. Но в чем ваше "за"? Задумывайтесь над этим почаще.
Наша главная проблема – это осознание того, что, пытаясь взять от жизни как можно больше, мы упускаем порой самое важное. Это осознание того, что сделать что-то позже далеко не всегда означает сделать это лучше. Когда мы оставляем все на потом, после тридцати на наши плечи ложится огромный груз: нам нужно в чем-то добиться успеха, завести семью и детей, купить квартиру, получить удовольствие от жизни или основать бизнес – и все это в очень сжатые сроки. Многие из этих задач просто нерешаемы; кроме того, после тридцати гораздо труднее одновременно заниматься литературой и налаживанием быта.
Отсюда вывод: все хорошо делать вовремя, гармонично и без "перекосов".
1.3.3. Зависимость от социальных сетей
Неприятное открытие: многие литераторы, не сговариваясь, начинают суетиться и публиковать все подряд, благо возможности современных электронных устройств (гаджетов) вполне позволяют сие, а затем утыкаются в свои дисплеи, экраны, чтобы вдоволь насладиться иллюстрациями и комментариями на своей странице. Бывает, что на совместном обеде в заведениях с Wi-Fi разговор начинается с вопроса "Какой у вас пароль?" и возобновляется только после того, как все проверят почту или "запостят" статусы.
Как с этим бороться? Если вы вынуждены работать вместе (в том числе в соавторстве), договоритесь о пятиминутке (не более) проверки почты и "социальных сетей", а в особо экстремальных случаях введите правило края стола, когда все кладут свои телефоны на край стола во время обеда, и тот, кто первым потянется к своему, платит за всех. Такое "наказание рублем" обычно работает.
Или круто измените течение общего разговора.
Помните какую-нибудь задачу, взорвавшую ваш мозг? У меня такая была в школе и потом преследовала лет двадцать.
Из пункта A в пункт B одновременно выехали два автомобилиста. Первый проехал с постоянной скоростью весь путь. Второй проехал первую половину пути со скоростью 24 км/ ч, а вторую половину пути – со скоростью, на 16 км/ч выше скорости первого, в результате чего прибыл в пункт B одновременно с первым автомобилистом. Найдите скорость первого автомобиля.
Пусть ищут.
Помогите им супертворческой задачей, подобные "албанские" вопросы могут на время отвлечь как "нытика", так и неутомимого борца за свою славу. А значит, и отвлечь от самого кризиса, который иногда попросту надуман или даже "настоян" на спирту.
Уточните задачку: вы видели автомашину, которая сразу набирает скорость 24 км/ч, а потом едет-едет – и в одно мгновение полностью замирает? Нет? Значит, есть время разгона и время торможения, когда скорость не 24 к/ч? И нет никакой постоянной скорости? А как получают среднюю скорость? Это расстояние, деленное на время.
Пусть думают.
Я отказывался решать эту задачу в школе. И она кажется бесполезной сейчас. Но в условиях, когда конкретный литератор потрясен самим собою и выдуманным кризисом, "албанские" вопросы помогают. Это проверено на практике. Они увлекают его ум в сторону, противоположную той, откуда растут его "кризисный" страх и безнадега.
Так "думающих" провоцировал и таким образом проверял еще учитель "Вася в кубе" из бессмертной повести В.Ф. Тендрякова "Весенние перевертыши", которую, к слову, не мешало бы активно рекомендовать к прочтению школьникам.
1.4. Предвестники творческого кризиса
Поговорим о "среднем состоянии", или предвестниках творческого кризиса.
Кто не знает расхожего выражения "следовать с крейсерской скоростью"? Да что такое сама эта величина – крейсерская скорость? Кто-то скажет, что это та скорость эскадры, которую определяет самый тихоходный корабль, и… ошибется. На самом деле крейсерская скорость – это понятие относительное, понятие средней скорости. Но для пишущей братии оно кажется нереальным.
О каждом человеке, в том числе и о каждом из нас, можно судить по тому:
♦ как вы представляете себя;
♦ как вас представляют другие люди;
♦ какой вы есть на самом деле.
Человек, которому нравится думать, что он уже писатель, ибо есть основание – обладание медалями, выданными за большой вклад в литературу, – представляет себя иначе, чем окружающие его писатели, не совсем писатели и совсем не писатели. Для кого-то вы – "странный коллега" или "странный тип". Мы все представляем себя не так, как нас – окружающие.
С третьим представлением все еще сложнее. "На самом деле" существует, и оно похоже на то, как описана жизнь двух автомобилистов в задачке (предыдущий абзац). Это непостижимые уму миллиарды действий, связь и последовательность которых между собой не очевидны. Если писатель попытается увидеть все, что произойдет с ним хотя бы в течение секунды, он сойдет с ума. Внезапность… Внезапность с видения господина Воланда.
Творческий день такого литератора похож на набор несвязных транзакций: был занят – пришло много электронных писем, звонили и заходили люди, все чего-то хотели. Всем ответил, все сделал. А на вопрос "Как прошел день?" сказать нечего.
1.5. Не давайте кризису развиваться
1.5.1. Создайте свою историю
Создавать историю – значит вычленять из общего хаоса миллиардов событий как минимум несколько обязательных элементов: героя, завязку, кульминацию и развязку.
Все успешные литераторы умеют рассказывать истории. То есть на вопрос "Как дела?" у них всегда есть интересная история. Только некоторые на этот риторический вопрос начинают "нудеть" о том, как именно обстоят у них дела. Я обычно и не слушаю даже, ибо совершенно очевидно, что для этого надо иметь глаза, а не уши. Визуально заметно по кислой мине состояние не столько дел, сколько делишек.
Но есть литераторы, которые, несомненно, умеют создавать истории. И в этом их прелесть.
Они могут продать современное искусство, и у них уже состоялась большая галерея имени себя.
Что можно перенять у таких активных и увлеченных людей, которые без труда могут собрать в одном кабаке много только что не знакомых им людей: художников, актеров, музыкантов, журналистов? Их коммуникативная мощь напоминает эпитафию на могиле Чарльза Шваба (о котором много писал Дейл Карнеги): "Он умел собрать вокруг себя людей, которые были умнее его самого".
Обычно многое заметно в деталях (мелочах), к примеру, тогда когда человек-писатель говорит о незначительных событиях. О них нормальный человек вообще ничего сказать не сможет, разве что промычит или пожмет плечами, а писатель или журналист вполне может "раздуть" историю.
И это отличительная профессиональная черта нашей братии. Половину выдумает. Половину возьмет из собственного опыта, но… задачу выполнит. В этом смысле он лучше кадрового военного; того учат, и иногда учат бесполезно, а этот (писатель) по своей воле, благой и непринужденной, ответственно строчит тексты из собственной головы. Причем подчас даже не думая о вознаграждении (это роднит его с преданным родине и правительству военным). Только пишущий выдает "на-гора" текстовые перлы для собственной славы, ему главное – выдать, а там хоть трава не расти: пусть ругают или хвалят, это не важно. А военный, как известно, подчиняется приказам сверху и без руководящей руки творить почти не способен. Это его беднит.
Хотя история государства Российского изобилует примерами, когда поэты служили в войсках, а "отставные" служаки становились поэтами, прозаиками и, в частности, мемуаристами.