Сёма с удовлетворением отметил обстановку - небогатая даже по советским понятиям, так это и славно! Зато не жлобская, зато без выпендрежа. Легкий артистический беспорядок. Повсюду - милые подробности жизни: книжки, косметика, игрушки. Ну что ж, обезьянки всегда артистки.
- А где же ваш сын? - спросил Сёма, поискав вокруг глазами.
- Спит.
- Как - спит?
- Дневным сном. К ночи как раз проснется.
Сёма планировал, что мальчики подружатся, и настанет всеобщая дружественность и заинтересованность. Ну, ничего. Может быть, Лёве даже приятнее будет опекать малыша, учить и командовать им. Тогда и ревность между ними исключена: Лёве - велосипед, малышу - велосипедик, Лёве - магнитофон, малышу - машинка, Лёве - кейс, малышу - рюкзачок.
Начали с крепкого. "Прокладочка", - объяснил Сёма. Потом разбрелись: дамы пили шампанское и красное сухое вино, Сёма же потягивал виски. И потягивал, и опрокидывал, и пил до дна - за знакомство, со свиданьицем, за прекрасных дам, за детей и - по старой памяти - за то, чтобы им - тут Сёма таинственно оглядывался - пусто было. В общем, Сёма гулял. Кутил. Рассказывал забавные случаи из жизни. Не забывал хвалить угощенье - паштеты, салаты, сыры, сардины. Веселил дам, разбрасывал комплименты и, честно говоря, не упускал возможности не только похвалиться, но и похвастаться. Ну а что, в конце концов! Видятся они впервые, общих знакомых у них нет. Значит, некому рассказать им про Сёму. Так он сам расскажет - даст, так сказать, между строк нужную информацию о себе, обозначит вехи пути.
- Так вы агент страхования? - удивилась Маня.
- Страховой агент, - небрежно поправил Сёма.
- Умеете, значит, убалтывать людей!
- Почему убалтывать?
- Напускать всякого страхования. Небось нагоняете на них разные ужасы, а потом заставляете раскошелиться.
Сёма оторопел. Он почувствовал, что вот-вот обидится: такое пренебрежение к его профессии, такой, между прочим, важной и нужной!
- Вы ошибаетесь, - мягко сказал он. - Жизнь человека есть непрестанный безотчетный страх. Он давит на психику, отравляет пищу, отнимает сон. А я вывожу его на чистую воду, называю и квалифицирую, прикрепляю к определенному параграфу и поворачиваю дело так, что в случае исполнения его угроз пострадавшее лицо все равно не проиграет, а получит полное денежное удовлетворение.
Ну, к примеру, вы боитесь угонщиков - у вас есть машина? - тем лучше, значит, вам это близко, - вы не спите ночами, вскакиваете на каждый тревожный сигнал. Но если вы будете уверены в том, что в случае угона вам будет выплачена сумма, покрывающая ваши убытки, разве вы не будете дышать спокойней?
- Ой, я и так не слишком волнуюсь. Но это понятно. А кто же может предвидеть, из-за какого угла выглянет опасность? Застрахуйте меня, Сёма, от камня, падающего мне на голову.
- От несчастного случая, значит, - классифицировал Сёма.
- От дурного глаза! От бандитов, врывающихся в мой дом!
- От всего в жизни не застрахуешься, - подытожила Таня. - Лучше уж об этом не думать.
- Но от остывающей баранины у нас есть шанс застраховаться! - Маня побежала на кухню, внесла дымящееся блюдо с бараньей ногой.
Сёма воспрял: он понял, что его поддразнивают, подкалывают. С ним кокетничают. Играют. Он - нравится. Его здесь ждали. Вон сколько всего добыли и наготовили. Милое обезьянье племя - шумное, веселое, дерзкое, а по сути - маленькие безобидные коньки-горбунки.
"Возьму их обеих с собой, - благостно решил Сёма. - Очаровательная жена, обворожительная теща, в доме всегда веселье, шутки. Буду их, конечно, время от времени приструнивать - ну так, для порядка, для вида, лишать сладкого, как детей. В семье ведь очень важно с самого начала правильно себя поставить".
Таня и Маня дружно уплетали мясо, запивая красным вином, перешучивались, словно забыв о Сёме и оставив его наедине с жирным куском баранины.
- А чернослив? - внезапно спросила Маня. - Чернослив вы пробовали?
Зачерпнула плавающие в жиру черные мягкие кусочки, плюхнула Сёме в тарелку, изымая его из процесса одинокого индивидуального поглощения и приобщая к общему удовольствию трапезы.
- Так, концерт, концерт, - захлопала она в ладоши, не успев обтереть салфеткой блестящие губы. Включила крутящуюся лампу, гоняющую по потолку и стенам бледные световые пятна, распахнула пианино. Таня пристроилась рядом, грянули в четыре руки.
- Куплеты собственного сочинения! На заимствованный народный мотив "Была я кружевницей", - выкрикнула Маня из глубины барахтающихся в воздухе звуков.
Сёма поднял бокал и бодро помахивал им из стороны в сторону, словно дирижируя и управляя этими безудержными поющими обезьянками.
- Браво! - завопил он наконец, взорвавшись аплодисментами и призывая взглядом Лёвушку присоединиться к овации. - Единственное, от чего я не застрахован, так это от внезапной любви!
Световые пятна пробежали по нему, приглашая к головокружению, к страстям… Он даже едва не крикнул: "Позвольте ваши ручки, мадам". Но вовремя спохватился: еще рано, Сёма, чрезмерно, чересчур.
- Васька проснулся, - вскочила Таня.
Вошла с Васенькой на руках - розовенький, пухлый, беловолосый такой херувимчик. Васенька щурился на свет, пускал слюни. Таня усадила его к себе на колени, дала в руку огурец. Васенька надкусил его и швырнул на пол.
- Ай да Васька, - с восторгом произнесла Таня.
Васенька схватил тарелку и опрокинул ее на себя. Бараний жир нарисовал на его голубом костюмчике темно-коричневый ядовитый цветок.
- Вот так Васька! - затянула Маня.
Так все сидели вокруг и смотрели, как малыш хватает со стола вилки и рюмки, корки и салфетки и, даже не рассмотрев их как следует, швыряет на пол.
"И его - с собой! - решил Сёма. - Раз уж они его так любят. Там можно купить ему пластмассовые стаканы с тарелками - пусть кидает, пока не надоест. Может даже не называть Сёму "папой", пусть зовет его Сёмой. Так же, как Таня говорит матери "Маня".
И пусть у них будет каждый вечер так же тепло и радостно, как теперь. Но они не все время будут проводить в четырех стенах - будут ездить все вместе в путешествия на уик-энд. Можно как-нибудь и на лыжный курорт махнуть…"
Сёма давно уже перешел на коньяк. Отхлебывал по глоточку, блаженствовал.
- Вы как, лыжами не интересуетесь? - спросил он, хитро поглядывая на прекрасных дам.
- Лыжами? - удивились обе, думая, что это обозначает нечто, что это такой слэнг.
- Ну да, горными. Попробовали когда-нибудь?
- Обожаю! - Маня закатила глаза.
- С детства ненавижу лыжи, - заявила Таня, - с уроков физкультуры.
"Мать, конечно, более эмоциональная, эксцентричная натура. Таня более сдержанная, умеренная", - с удовлетворением подметил Сёма.
- А плаванье? Зимой, в подогретом бассейне?
Зазвонил телефон.
- С фонтаном? - уточнила Маня, не обращая внимания на звонок.
- С золотыми рыбками? - подхватила Таня с энтузиазмом.
Звонок повторился.
- Это аквариум, - поправил Сема, - а то - бассейн.
Телефон продолжал трезвонить.
- Прямо в доме, где я живу, в центре Нью-Йорка.
Таня и Маня сидели с непринужденно-напряженными лицами, словно телефон не имел к ним никакого отношения.
- Как, прямо в подъезде? - заинтересовалась Маня.
- На крыше или в подвале? - спросила Таня.
- У вас телефон звонит, - робко вставил Лёва и покраснел от смущенья.
- Как телефон? А я думала - это в ушах у меня звенит, - удивилась Маня.
- Да возьми ты трубку, - Таня махнула рукой. - Все равно он тебя достанет.
Почему-то стало казаться, что звонки стали чаще и нетерпеливее.
- Так ведь как раз одиннадцать! - многозначительно сказала Маня.
- Прорвется! - безнадежно вздохнула Таня. - И так прорвется: человек, которому некуда больше пойти…
В ее голосе послышались тревожные нотки.
Маня решительно закусила губу, резко схватила трубку, однако не сразу поднесла ее к уху.
- Прекрати меня преследовать. Чего ты добиваешься? - сказала она устало.
- Ну, точно! - Таня метнула на Сёму тревожный взгляд. - Так я и думала! Крольчатников. Что сейчас будет!
- Кто? - обеспокоенно спросил он.
- Крольчатников, - повторила она шепотом, довольно зловещим. - Кабак как раз в это время закрывается, он и начинает названивать…
- Зачем? - удивился Сёма.
Маня грохнула трубку:
- Ну все! Ждите гостя!
- Так ты позвала?
- А без приглашения. Самозванец же, татарин, хуже татарина…
- Может, дверь забаррикадировать? - предложила Таня.
- А кто он? - осведомился Сёма. - Мафиозо какой-нибудь? Рэкетир? Может, лучше милицию?
- Да не рэкетир он, - протянула Таня. - Журналист он. Мамин муж. Мама его прогнала за наглость. Какая тут может быть милиция!
Маня включила видик, поставила мультики, чтобы дети хоть чем-нибудь занялись, отвлеклись. Лёва перебрался поближе к телевизору, рядом в креслице усадили Васеньку. Тот с восторгом глядел на развеселых кувыркающихся зверюшек, показывал на них руками и ногами и всех называл "тятей".
К входной двери меж тем был придвинут детский шкаф, на него водружена книжная полка и притиснуты стулья и табуретки.
- Неужели вы настолько его боитесь? - спросил Сёма.
- Вы Крольчатникова не знаете, - мрачно ответила Таня. - Сейчас такого шороху наведет! За мать я очень боюсь!
Посмотрела на Сёму с надеждой, доверием.
Сёма приосанился, выкатил грудь колесом.
- Я же тут. В чем вопрос?
- Может, свет вырубим? - придумала Маня. - Увидит, что дома никого нет и - отвалит?