У него были светлые волосы и открытое насмешливо-умное лицо, которое отличали тонкая законченность черт, выражение учтивое и вместе с тем несерьезное, пылкий взор синих глаз и так смело изогнутые, так прекрасно вычерченные брови, что если бы дамы писали сонеты, воспевая отдельные черты своих возлюбленных, брови молодого человека, несомненно, послужили бы темой подобного стихотворного сочинения; его верхнюю губу украшали небольшие пушистые усы, которые словно бы взметнуло вверх дыханием постоянной улыбки. В лице его было что-то и доброжелательное, и привлекающее взоры. Но, как я уже сказал, оно совсем не было серьезным. В этом смысле лицо молодого человека являлось по-своему замечательным - совсем не серьезное, оно вместе с тем внушало глубочайшее доверие.
- Не забудь нарисовать побольше снега, - сказала его сестра. - Bonte divine [Боже милостивый (фр.)], ну и климат!
- Я оставлю все белым, а черным нарисую крошечные человеческие фигурки, - ответил молодой человек, смеясь. - И назову... как там это у Китса? (*3) "Первенец мая..."
- Не помню, чтобы мама говорила мне о чем-нибудь подобном.
- Мама никогда не говорила тебе ни о чем неприятном. И потом, не каждый же день здесь бывает подобное. Вот увидишь, завтра будет прекрасная погода.
- Qu'en savez-vous? [Откуда ты это знаешь? (фр.)] Меня здесь завтра не будет. Я уеду.
- Куда?
- Куда угодно, только подальше отсюда. Вернусь в Зильберштадт (*4). Напишу кронпринцу.
Карандаш замер в воздухе, молодой человек, полуобернувшись, посмотрел на сестру.
- Моя дорогая Евгения, - проговорил он негромко, - так ли уж сладко тебе было во время морского путешествия?
Евгения поднялась, она все еще держала в руке рисунок, который вручил ей брат. Это был смелый выразительный набросок, изображавший горсточку несчастных на палубе: сбившись вместе, они цепляются друг за друга, а судно уже так страшно накренилось, что вот-вот опрокинется в провал меж морских валов. Рисунок был очень талантлив, полон какой-то трагикомической силы. Евгения взглянула на него и состроила кислую гримаску.
- Зачем ты рисуешь такие кошмарные вещи? - спросила она. - С каким удовольствием я бросила бы его в огонь!
Она отшвырнула листок. Брат спокойно следил за его полетом. Убедившись, что листок благополучно опустился на пол, он не стал его поднимать. Евгения подошла к окну, сжимая руками талию.
- Почему ты не бранишь, не упрекаешь меня? - спросила она. - Мне было бы легче. Почему ты не говоришь, что ненавидишь меня за то, что я тебя сюда притащила?
- Потому что ты мне не поверишь. Я обожаю тебя, моя дорогая сестра, счастлив, что я здесь, и полон самых радужных надежд.
- Не понимаю, какое безумие овладело тогда мной. Я просто потеряла голову, - добавила она.
Молодой человек продолжал рисовать.
- Это, несомненно, чрезвычайно любопытная, чрезвычайно интересная страна. И раз уж мы оказались здесь, я намерен этим насладиться.
Его собеседница отошла от него в нетерпении, но вскоре приблизилась снова.
- Бодрый дух, конечно, прекрасное свойство, - сказала она, - но нельзя же впадать в крайность; и потом, я не вижу, какой тебе прок от этого твоего бодрого духа?
Молодой человек смотрел на нее, приподняв брови, улыбаясь, постукивая карандашом по кончику своего красивого носа.
- Он сделал меня счастливым.
- Только и всего; и ни капли более. Ты прожил жизнь, благодаря судьбу за такие мелкие дары, что она ни разу не удосужилась ради тебя затрудниться.
- По-моему, один раз она все же ради меня затруднилась - подарила мне восхитительную сестру.
- Когда ты станешь серьезным, Феликс? Ты забыл, что я тебя на несколько лет старше.
- Стало быть, восхити тельную сестру в летах, - подхватил он, рассмеявшись. - Я полагал, что серьезность мы оставили в Европе.