От растерянности она сдвинула ушанку на затылок, и ее золотистые волосы (я до сих пор не знаю, бывает ли в природе такой цвет волос) рассыпались по грубой, черной солдатской фуфайке. Я никогда не видел такие волосы, разве в кино - такой контраст золотистого и черного.
- Вы краситесь "Гарнье-Париж"? - ляпнул я от удивления.
- В парижах я не была, но парик ношу. Попробуйте, - она стянула свою ушанку, и я наконец увидел ее лицо. Это было красивое лицо. Или не очень. Но мне оно очень и очень понравилось своей нестандартностью. Широкоскулое, румяное, с россыпью веснушек на неровном носу.
Неожиданно для себя я дернул ее за волосы. Так дергают за косичку понравившуюся девчонку.
- Это не парик, - только и сказал я.
- И не краска, - ответила она. - Я не могу себе позволить ни Гарньер, ни Париж. Я могу позволить другое.
- М-да? И что же? Если это не секрет, конечно.
- Конечно, не секрет. Какие могут быть секреты от случайного покупателя? Секреты бывают только от близких. От мамы, например.
- У меня, к вашему сведению, нет секретов от мамы, - вызывающе заметил я.
- Ну да? - она и впрямь удивилась. - Все равно. Значит, еще будут. Ты совсем молоденький.
- Не думаю, что будут. И все-таки раскройте свой секрет, что вы можете себе позволить?
- Например, торговать фруктами на улице.
Я был разочарован.
- И это все?
- А тебе этого мало? Ты же себе такого не можешь позволить, - она бесцеремонно, оценивающе оглядела меня с ног до головы.
По сравнению с ней я будто только что вышел из лондонского ресторана Julie\'s - длинное темное пальто в серую клетку, белый шарф, небрежно заброшенный за плечо, лаковые ботинки на толстой подошве, недавно привезенные из Англии очередным маминым поклонником. Пожалуй, она права. Торговать фруктами я себе позволить не мог.
- И это себе не можешь позволить, судя по твоей здоровой, ухоженной физиономии, - она достала из-под прилавка початую бутылку дешевой водки, проворно налила в одноразовый стаканчик и протянула мне. - Ну, как? Позволишь?
Я отрицательно покачал головой. Я был тверд, как лондонский денди, вышедший из ресторана, в котором не подают спиртное.
Продавщица расхохоталась во весь голос. Чуть грубоватым, хриплым смехом. И все равно у нее была красивая улыбка. Она залпом осушила стаканчик и выбросила в сугроб.
- Нехорошо мусорить на своем рабочем месте.
- А я и не мусорю. Просто хотела проверить, красавчик, ты бы поднял стакан? Так нет, похоже, побрезговал. Только советы, вижу, умеешь давать. Но ничего, мой друг подберет. Он ничем не брезгует. Он настоящий друг.
- И он вас любит? - мое сердце предательски кольнуло.
- Просто обожает! Не веришь? Сейчас сам узнаешь. Мишка! Мишка! Куда ты, подлец, пропал! - она закричала на всю улицу, как истинная продавщица, торгующая абхазскими мандаринами.
Я поежился, представив, как из-за угла вынырнет здоровенный лысый бугай с татуировкой на запястье. Этакий местный грузчик. Только такого парня я мог себе вообразить рядом с этой рыжей девченкой. Я уже даже собрался ретироваться. Но передумал. В конце концов, я умел отражать удары. Хотя мне меньше всего хотелось участвовать в уличной драке. Мне не хотелось огорчать маму перед праздниками.
- Ми-ша! Ау! - продолжала орать девушка. Наконец, из-за угла показался ее друг. Я слегка опешил. А она бросилась к нему и поцеловала в черную лохматую дворняжью морду.
- Привет, мой дружок. Ну, Мишка, покажи этому чистюле, на что ты способен, - она кивнула на стаканчик.
Мишка чинно приблизился к сугробу, подтолкнул к себе мордой стакан, вылизал остатки водки и, ухватив зубищами, ловко бросил его в мусорное ведро.
- Вот это называется дружбой! - ликовала девушка. - Ты можешь похвастаться таким другом?
Нет, я не мог. Поскольку у меня друзей вообще не было. Разве что когда-то Санька.
- И это все, на что вы с ним способны? - я нарочито безразлично повел плечами.
- Нет, еще мы с ним способны сегодня встретить Новый год на улице, под елкой.
- Ну, на улице под елкой сегодня будут справлять тысячи людей. Это не достижение. Всего лишь та же тусовка, которая из квартиры переметнется на свежий воздух.
- Может, и переметнется. Только на площадь. А под нашей елкой. Вон той, - она указала большой рукавицей на кривую потрепанную елку у поворота. - Там вообще никого не будет. Только я и Мишка.
Она ласково потрепала дворнягу по загривку. И выжидающе на меня посмотрела. Мишка взглянул на меня, и в его круглых печальных глазах застыл вопрос.
- Только я и Мишка! - девушка сердито топнула валенком по замерзшему снегу.
- И я!
Мой голос прозвучал с вызовом. И первая мысль, промелькнувшая после отрезвления от предновогодних чар, была довольно стандартна: что скажет мама? Пожалуй, я совершал первое безрассудство в своей жизни. Безрассудные люди чемпионами не становятся. Разве что поэтами. Или торговцами абхазских мандаринов.
- Тебя-то как зовут, джентельмен? - в глазах девушки промелькнула нескрываемая грусть. - Вдруг никогда больше не свидимся.
- Во-первых, свидимся. А во-вторых, меня зовут Виталий.
- Но мама-то тебя по-другому называет.
В ее словах проскользнула ирония. И я впервые не обиделся за маму.
- По-другому, - с готовностью ответил я. - Ласково, как все мамы. Талик, Талька, Таля.
- Вот чудно! - девушка расхохоталась, встряхнув рыжими волосами. Несмотря на мороз, шапку-ушанку она так и не надела. Может, ради меня. - А я Аля, Алька, Алик. Как все просто. Стоит у тебя отобрать одну букву, и получусь я.
Пожалуй, на имени наше сходство с Алькой заканчивалось. Но об этом я решил умолчать.
В этот предновогодний вечер я впервые солгал своей маме, заявив, что праздную у Саньки Шмырева. Мама мгновенно поверила и не опечалилась, поскольку из Дании вернулся ее очередной дружок. И мама собиралась с ним встретить Новый год в ресторане, в новом блестящем платье, которое он успел ей подарить. Мама, конечно, ради приличия несколько раз печально вздохнула и потрепала меня по светлым волосам.
- Как жаль, сыночек, что ты не сможешь с нами пойти в ресторан. С ровесниками, оно, конечно, веселее, Хотя твой Санька, думаю, не тот случай. А девочки там будут? Сам понимаешь, какие нынче пошли девицы. Так что, будь осторожнее.
В том же длинном пальто с небрежно переброшенным белым шарфом я направился на встречу Нового года. И чувствовал себя полным дураком, так до конца и не понимая, зачем нужно так легкомысленно губить праздник. Лондонские денди не справляют Новый год на улице, как бездомные бродяги. Им больше подходят шикарные рестораны. Поэтому, когда я увидел общипанную елку с редкими мигающими огнями и ни души вокруг, то с облегчением вздохнул. Даже подумал, что успею еще до двенадцати в ресторан. И резко повернул обратно. Но звонкий голос меня остановил.
- Эй, денди! Ты куда? Испугался?
Я обернулся.
Алька и ее лохматый приятель Мишка вызывающе смотрели на меня. Алька не удосужилась даже переодеться перед праздником. Тот же ватник, шапка-ушанка и джинсы, заправленные в большие валенки. Правда вместо водки в ее толстых рукавицах была бутылка шампанского.
- Стрельнем? - она направила на меня шампанское, как автомат.
"И что я делаю здесь?" - подумалось мне в очередной раз. Если бы меня увидела мама рядом с этой продавщицей, да еще под елкой, она бы, наверное, сошла с ума. Я подходил Альке так же, как ее дворняга в интерьеры Эдинбургского замка.
- А я думала, что ты испугаешься, - захохотала девушка, показав свои белые безупречные зубы.
- К твоему сведению, я хоккеист. А трус не играет в хоккей.
- Ну да? - Алька притворно вытаращила глаза. - А похож на артиста. Я думала, хоккеисты другие.
- Ты так говоришь потому, что хоккей видела только по телевизору.
- А что, вне телевизора все спортсмены так любят наряжаться?
- Только те, у кого есть вкус, - с достоинством парировал я.
- А-а-а, - восхищенно протянула Алька. Это восхищение прозвучало как откровенное издевательство. - А что, для того, чтобы махать клюшкой, нужен особенный вкус? Я-то думала, глупенькая, что нужна всего лишь сноровка.
- Вообще-то, нужен талант. Но вкус и сноровка не помешают.
Алька посмотрела на свои большие мужские часы и звонко присвистнула:
- Чуть Новый год не прозевали. Так и остались бы куковать в старом.
- Лучше бы, какие часы прокуковали, - хмуро ответил я. - Что это за Новый год без часов.
Алька вновь взглянула на часы. И громко крикнула своей дворняге:
- Ну, Мишка, пора! Новый год!
Мишка по команде громко гавкнул. Один раз, два, три… Он гавкал равномерно, с интервалом, словно отсчитывал секундные стрелки. Как положено. Ровно двенадцать раз. В это время Алька разлила шампанское по пластиковым стаканчикам и один протянула мне.
- С Новым годом, хоккеист! Не забудь загадать желание!
Мы залпом выпили, едва Мишка гавкнул двенадцатый раз.
- С Новым годом, Алька!
Мы символически поцеловались три раза. Щеки Альки горели от мороза. И меньше всего в солдатском ватнике она напоминала Снегурочку. Но моя голова почему-то пошла кругом. И я свое головокружение списал на шампанское.
- Ну что, хоккеист, не жалеешь, что пришел под елку? Разве ты когда-нибудь так справлял Новый год?
- Нет, и наверняка больше уже не буду. Но это не значит, что он не получился скучным.
- А это и есть самый скучный праздник для взрослых, потому что они слишком много от него ждут. А дожидаются только в детстве. Потому что мало хотят.