Очнулась она с болью в голове, дышать было тяжело, рот был стянут тряпкой. Мария открыла глаза и поняла, что находится в мешке, руки и ноги были туго связаны веревкой. Стоял неприятный, удушливый запах мешковины. Она лежала на боку на твердой поверхности, которая то и дело подскакивала, и она ударялась головой и телом. Да, конечно, ее везли на машине и, судя по тому как машину подбрасывало, ехали они не по асфальту. Пронзительно гудел двигатель. Может быть, опять дурной сон, подумала она. Нет, конечно, не сон, а реальность, что ни на есть самая подлинная. Сердце ее вдруг охватило такое отчаяние, что она застонала и заплакала. Слезы текли по пыльным щекам, и никто не мог утереть их, никто в мире не мог утереть слезы этой женщине, которая во чреве своем носила будущего человечка планеты, человечка Святой Руси.
Мария погрузилась в полуобморочное состояние между сном и бодрствованием и находилась в нем пока машина не остановилась. Потом ее, как бревно, подняли, понесли и бросили на земляной пол. "Господи! - взмолилась Мария, - лишь бы с Аннушкой все было в порядке!" С нее стащили мешок, развязали руки, ноги, сдернули тряпку, которая перетягивала рот. Затем скрипнула дверь, и раздался скрип задвижки. Она, пока ее освобождали от пут, боялась открыть глаза. Только когда она поняла, что осталась одна, наконец открыла глаза и стала осматривать место своего заточения. А в том, что это было заточение, она уже не сомневалась. Только одна мысль сверлила ее и разъедала изнутри: почему именно со мной это произошло? Чем я прогневила Бога? В чем согрешила, что такие испытания выпали на мою долю?
Она находилась в небольшом деревянном сарае, на земляном полу, в углу лежала сухая трава, пахло навозом. У одной стены стоял лежак, какие берут напрокат отдыхающие на море. Он лежал на двух ящиках из-под вина. Мария встала с земли и села на лежак. Из щелей в стенах просачивался свет. Наверное, сейчас утро, подумала она. Ведь за время ее исчезновения с поезда она потеряла ориентацию во времени, впрочем, и в пространстве, ибо даже и не могла представить, где она находится. Она прислушивалась к звукам извне. Дул ветер, доносился лай собак, где-то рядом кричали индюки, иногда горланил петух.
Где я? Что со мной? Что сделают со мной те люди, которые похитили меня? Зачем я им нужна? Такие вопросы, как острое лезвие, разрезали ее существо, и она содрогалась от догадок, которые наконец стали посещать ее. Это было столь несуразно и ошеломляюще, что невозможно себе представить. Это она видела только по телевизору и слышала только по радио, и теперь это коснулось ее. Она гнала от себя дурные предчувствия, но все факты говорили в пользу ужасной догадки, которая вскоре подтвердилась. Через сутки дверь отворилась, и в глаза ударил свет, Мария зажмурилась. Кто-то вошел. Когда она присмотрелась, то увидела двух нерусских мужчин и старуху. Оба были высокого роста, худощавы, волосы и бороды спутаны, пред ней предстали темные, мрачные и обветренные лица. Старуха была одета в массу старого тряпья, сгорбленная, опиралась на клюку. Мужчины не говорили по-русски, и старуха исполняла роль переводчицы. Они что-то громко восклицали и смотрели в глаза Марии. Ей казалось, что из их глаз извергался поток гнева и злости. Когда мужчины приутихли после пятиминутного выступления, старуха дала Марии фанерку, тетрадный лист, ручку и конверт.
- Пищи своем родственникам, - прокаркала старуха.
- Что писать? - спросила Мария и не узнала свой охрипший, сухой голос.
- Что пищать? Что пищать! - закипела старуха и подняла клюку, будто собралась ударить Марию. - Пищи викуп дают бистро.
- Какой выкуп? - спросила Мария и внутри у нее все похолодело.
- Сто тисяч долляров, - сказала старуха, и мужчины при этих словах оживились, закивали головами, и глаза их заискрились алчностью.
- Мьесяц! - сказала старуха и сунула кривой палец прямо в лицо Марии. - Инче умрьешь!
И вновь мужчины закивали головами и повторяли за старухой: "Умрьешь!".
Видимо, для того чтобы у Марии не было никаких сомнений в том, что они исполнят свои намерения, один мужчина достал большой нож, который сверкнул в лучах солнца, попадавших в сарай, и ткнул ее в живот. Мария вскрикйула, ребеночек внутри ее встрепенулся. Из глаз ее брызнули слезы, и она стала кивать головой.
- Да-да, я все напишу! - восклицала сквозь слезы Мария и начала писать, лишь бы этот человекозверь не давил ножом на живот и не причинил вреда ребеночку.
Весь листок был закапан слезами женщины. Она подписала конверт, вложила свернутый лист и заклеила. Старуха вырвала из ее рук письмо, и вся троица удалилась восвояси. Скрипнула задвижка, и Мария осталась одна. Она написала своим родителям, что ее похитили, она не знает, где находится, и требуют за нее выкуп в течение месяца 100 тысяч долларов, иначе обещают убить. Конечно, она понимала, что у ее родителей нет таких денег, нет даже и десятой части этой космической суммы, даже если они продадут все, что имеют. Но что ей оставалось делать?
Потянулись мрачные дни заточения. Раз в день приходила старуха и, ругаясь по-своему, приносила ей похлебку и кусок лепешки. Сначала у Марии было отвращение к этой пище, приготовленной старухой, но потом она все-таки начала есть, ведь нужно было думать о ребенке. Через две недели Мария кое-как пришла в себя, свыкнувшись насколько возможно со своим положением. Она понимала, что как бы там ни было, нужно взять себя в руки. Она ведь мать, и она будет бороться за себя и в первую очередь за еще не рожденного младенца до конца.
И Мария стала петь и разговаривать с Аннушкой. Она рассказывала ей сказки, говорила, как она ее любит, как любит ее папа, и что они ее очень ждут и очень будут рады ее появлению в этом мире. Конечно, иногда Марии глаза застилали слезы, но она все-таки продолжала говорить младенцу о хорошем. И ребеночек, кажется, слышал мать, успокаивался и переставал двигаться, будто слушал. А мать пела добрые колыбельные песни:
Баю, баюшки, бай, бай,
Глазки, Аня, закрывай.
Я тебя качаю,
Тебя величаю.
Будь счастлива, будь умна,
При народе будь скромна.
Спи, дочка, до вечера,
Тебе делать нечего!
Ходит Сон по хате
В сереньком халате,
А Сониха под окном -
В сарафане голубом.
Ходят вместе они,
А ты, доченька, усни.
В эти мгновения Мария клала руки на живот и, раскачиваясь, ходила по сумрачному сараю из угла в угол. И трудно сказать, кого больше убаюкивали эти песенки: ее или младенца, кому они больше нужны: матери или дочери. Мария забывалась, и перед ее глазами протекали светлые и добрые картины ее детства, когда ей мама пела колыбельные песни и все вокруг было мирно, спокойно и благодатно. Когда мир казался доброй, волшебной сказкой, где происходит только хорошее, только радостное, только светлое.
Люли, люли, люленьки,
Прилетели гуленьки.
Стали гули говорить,
Чем Анюшу накормить.
Один скажет - кашкою,
Другой - просто квашкою,
Третий скажет - молочком
И румяным пирожком.
Пролетали дни. Марии иногда казалось, что издалека доносится шум прибоя. Неужели рядом море? - задавалась она вопросом. Когда дул ветер, то сквозь щели, казалось, доносился запах моря. Она стояла у самой большой щели и глубоко вдыхала свежий воздух, ведь запах навоза, господствующий в сарае, подавлял все остальные запахи. Иногда она слышала, как по крыше прыгали воробьи и бойко щебетали. Ночью по полу шныряли крысы и иногда даже запрыгивали на нее. Она сначала кричала от страха, а потом привыкла и просто сбрасывала их с себя. А впоследствии оставляла на полу у дыр под стенами кусочки лепешки, и крысы перестали ее беспокоить.
В то утро она услышала снаружи громкие, возбужденные мужские голоса, которые приближались. Сердце ушло в пятки, когда Мария поняла, что месяц, отпущенный ей похитителями для выплаты выкупа, миновал. Разъяренные мужчины буквально ворвались в сарай и стали гневно кричать. В руке одного блеснуло лезвие ножа. Мария сидела бледная и неподвижная в ожидании самого худшего, и ее губы лепетали: "Пресвятая Богородица, спаси! ". Когда тот, что с ножом, приблизился к Марии, она закрыла лицо руками от страха и вся напряглась в ожидании удара. Как вдруг раздался рядом с нею каркающий голос старухи, и она увидела, что старуха стоит к ней спиной и не дает мужчине с ножом приблизиться к Марии. Старуха что-то восклицала, а мужчина пытался все-таки отстранить ее, и даже наступило мгновение, когда казалось, что вот-вот он и старуху ударит ножом. Но та что-то быстро говорила и указывала клюкой на Марию. Наконец мужчины отступили, и все вышли наружу, затворив дверь, оставив обезумевшую от страха женщину. Еще долго доносились голоса снаружи, а Мария плакала и благодарила Царицу Небесную, что Она спасла ее от неминуемой смерти.
Вечером пришла старуха, принесла еду и впервые заговорила с Марией:
- Твая частя, что ти беремень. Твай рибенк продадют, - пролепетала старуха и улыбнулась хитрой и коварной улыбкой, как бы говорящей, что от нее ничего не скроешь.
Причина, по которой Мария сегодня осталась жива, буквально пригвоздила женщину к тому месту, где она сидела.
- Бог мой! - шептала она, - Бог мой, что же, это такое!