Я бродил по лесу по знакомым, родным местам, но не видел ничего. Моя оболочка перемещалась в пространстве, а внутри меня господствовала пустота, как в сыром, мрачном подземелье. Это был как бы я, но и не я. Тоска и отчаяние сжимали своими клещами мое сердце и ничего не помогало: ни молитвы, ни чтение, ни прогулки, ни работа. Все потеряло смысл, все наполнилось кладбищенской пустотой. Мне казалось, что ночь сменяет ночь и рассвет не наступит никогда. Я, потерянный, как зомби, шел по горам, почти не понимая, куда и зачем иду. И таким образом я очутился у своего дуба.
От моего домика, если подняться в гору, а потом спускаться вниз в сторону дальней пустыньки, то на половине пути, в лесной глуши, встретится семисотлетний дуб в три обхвата. Могучий горный житель широко раскинул свои ветви. Некоторые ветки обламывались и валялись прямо под ним, а другие еще жили и тянулись к солнцу. За этим дубом я ухаживал, приходил сюда с ножовкой и спиливал сухие ветки. Но самое главное, для чего я прежде приходил сюда, так это для того, чтобы просто посидеть и расслабиться под кроной великана-мудреца. Сделал специальное сидение из листьев под стволом, садился, прислонившись спиной к кроне, закрывал глаза и уносился ввысь. Будто жизненный поток дерева подхватывал меня, и я растворялся в нем. Это было похоже на чудесный полет в небо, к солнцу. В эти волшебные мгновения я как бы сливался с зеленым великаном и становился его частью, отдавшись полностью в его власть и доверившись ему без остатка. И мудрец отвечал мне - помогал расслабиться, отключиться от серых мыслей, суеты и забот. Порой таким образом я просиживал часами, погруженный в тонкий, сладостный сон. Я все слышал, что творится вокруг меня, а в то же время я летал где-то в небесных далях, несомый живительным потоком лесного великана. После того как наше общение заканчивалось, я чувствовал себя свежим, отдохнувшим, а разум мой становился похожим на чисто вымытое стекло. Затем я кланялся дубу и благодарил его за помощь. А потом, не поверите, так бегал и прыгал по лесу, будто становился ребенком, и хотелось мне дурачиться и веселиться без предела. Ассоль тоже подхватывала мои озорные игры и включалась в такой прыговорот, какой устраивал, хозяин, впавший в детство. Вот такой друг у меня был в лесу.
В тот день я чисто механически уселся под дубом с абсолютной уверенностью, что сегодня у меня не получится отключиться. Я скрестил ноги, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Ассоль, которая как тень брела где-то сзади, также уже имела здесь свое место и, зная, что останавливаемся мы здесь надолго, прилегла и принялась вылизывать лапы. Мрачные мысли, как серые облака, заполонили небо моего разума. Никакого просвета и никакой надежды на солнечные лучи. Я силился расслабиться и отключиться, но ничего не получалось. Так сидел я с закрытыми глазами и тяжелым сердцем, как мне казалось, не более получаса. Как вдруг невдалеке послышался шорох листьев, будто кто-то шел. Я вначале напрягся, а потом подумал, что, видимо, это черепаха ползет. Однако шум быстро усиливался, и я понял, что это не черепаха, что КТО-ТО идет по лесу, и. самое невероятное, что идет в мою сторону. Я напрягся и попытался встать, но тело мое не подчинялось, будто налилось свинцом и онемело от тяжести. Кровь ударила в виски, сердце бешено застучало, я не понимал, что происходит. Вдруг из кустов вынырнули две фигуры и направились ко мне. Я охнул от неожиданности. Они уже стояли передо мной. Это были два старика, один низкий и полный, а другой высокий, худой, слегка ссутулившийся. Их лица были загорелыми, морщинистыми и добрыми. Только взглянув в их глаза, я успокоился и понял, что у них нет никаких злых намерений.
- Мир тебе, Владимир! - произнесли старики в один голос.
- Кто вы и откуда? - спросил я и вновь попытался встать, но не смог, ибо какая-то сила будто приковала меня к дереву.
- Мы твои друзья, - сказал тот, что пониже ростом, и улыбнулся. - Нечто не узнал?
- Да нет, вы ошибаетесь, я вас вижу впервые, - произнес я.
- А ты приглядись повнимательнее, - подхватил тот, что повыше.
- Нет, - твердо сказал я. - Раньше я вас никогда не видел.
- Не видел! - вместе заулыбались странники. - Каждый день с нами встречался, а теперь не признал. Вот как! - и они посмотрели друг на друга.
Мало того, что все происходящее было нелепо, так и сам тон беседы вовсе завел меня в тупик. Все это мне даже показалось неким розыгрышем, только не к месту и не ко времени такие шутки.
- Я вас не знаю, отцы, - повторил я.
- Ну что ж, - сказал тот, что потолще, - Я - Часовня.
- А я - Колоколица, - сказал худой.
После этих признаний меня пот прошиб. Я пристально вглядывался в их лица, и внутри у меня что-то застонало и похолодело. Бог мой! Вдруг начал понимать я. И ведь, верно, похожи! Да только это разве возможно? Острая, как лезвие, скользнула в моем мозгу догадка: наверное, у меня что-то с головой, может быть, на почве пережитого?
- Нет, Владимир, не волнуйся, - произнес Часовня. - У тебя с головой все в порядке.
Они и мысли читать могут, осенило меня.
- Можем. Но главное, для чего мы пожаловали к тебе, так это сказать, чтобы ты не кручинился и не горевал о нас. Это ведь для людей мы сгорели, а на самом деле нас Господь к Себе забрал. Если сказать по-вашему, по-мирскому, так мы перешли через огонь в другой способ существования - невидимый обычному взору.
- Бессмертный вид у нас теперь, - пояснил высокий странник.
- Мы теперь на небесах, - сказал Часовня. - Нас можно там увидеть, если очами души в небо смотреть.
- Так что живы мы, Владимир, и невредимы, только стали другими. Огонь-то невежество сжигает, а любовь и красоту окрыляет, делает вечной, небесной.
Я старался переваривать услышанное, насколько это было возможно в такой ситуации.
- Что же мне теперь делать? - спросил я. - Как жить дальше?
- А дальше, добрый человек, для тебя начнется новый путь.
- Что же это за путь?
- А путь этот без пути! - приглушенно и таинственно произнес Часовня.
- Как же это понять - путь без пути? - недоумевал я.
- Начало пути, это когда нужно строить вещественные, материальные храмы, чтобы были стены и ученик в них возрастал и мужал. На это время дается и карта, и указания, куда идти, что и как делать. Но как вырастет ученик - стены ему более не нужны, начинается путь без карты, без стен, без указаний. И тогда приходит пора строить внутренний, духовный, так называемый СЕБЕНСКИЙ храм! - торжественно проговорил Колоколица.
- Вот-вот, - вторил ему Часовня. - Вещественные храмы ты научился строить, теперь учись строить духовные - в сердце и в душе своей. Это и есть путь без пути.
- А строить храм в душе своей, - подхватил Колоколица, - куда сложнее, нежели из бревен или камня. Люди-то научились материальному строительству, а вот духовному еще нет. Не всякому под силу такое, но дело это самое главное и важное. Ибо Господу разве постройки ваши нужны? Разве украшения и подношения? Нет! Ему любящие сердца ваши и светлые души нужны - вот что ждет Создатель от людей.
Эти наставления странных старцев настолько поразили меня своей простотой и глубиной, что я не решался что-либо сказать. Их слова будто пелену с глаз моих сбросили и обнажили то, над чем я так долго и мучительно бился.
- А мне уж стало думаться, что, может быть, Всевышний наказал меня. Ведь я так любил вас, а у меня отняли это, - вымолвил я. - Больно это. Очень.
- Не наказывал тебя Господь, - произнес с мягкостью и лаской Часовня. - А выталкивал тебя на новый путь, в новую жизнь. А боли твои и страдания - это боли нового рождения. Женщина в родах стонет и плачет, а потом рождается жизнь - жизнь подлинная, светлая, божественная. И твоя боль, Владимир, - боль потуг, которые выталкивали тебя из прежней утробы в жизнь без рамок, стен, оболочек, в жизнь, где между тобой и Всевышним уже ничего не будет стоять. Где ничто не будет препятствовать воспринимать Его непосредственно.
- Радоваться ты должен! - улыбнувшись, воскликнул Колоколица. - В новую жизнь родился, а он, на тебе - горюет!
- Так как же понять самому-то было? - защищался я, а внутри что-то уже ожило и забило еще маленьким, но все-таки родничком надежды.
- Ничего, ничего. Жизнь твоя только начинается, - торжественно заключил Часовня. - Ждет тебя впереди такое счастье и праздник, что и представить себе не можешь!
- Так что же мне делать, старцы, скажите? Не томите, - умоляюще спросил я.
- Сказали мы тебе все, что нам надобно было сказать тебе, Владимир. О большем нас не спрашивай. Пора нам, - засобирался Часовня.
- Ну хотя бы одно словечко! - взмолился я, испугавшись того, что старцы уйдут, а я чего-то у них не выспрошу.
- Хорошо, - сказал Часовня, приостановившись, тем временем как Колоколица уже почти скрылся в зарослях молодого лесняка. - Запомни имя Иларион. Прощай, Владимир! Мир сердцу твоему, - подытожил Часовня и скоро поспешил за Колоколицей…
Вдруг я открыл глаза и понял, что крепко уснул. Ноги затекли, и у меня не получилось сразу встать. Из-за ствола дуба я выглянул на Ассоль, та безмятежно спала на боку. Вокруг было тихо, изредка доносились птичьи голоса. Значит, это был сон! Как странно, думал я и растирал ноги, в которых тысячи мелких иголочек кололи во все стороны.
Наконец Ассоль подняла морду, посмотрела на меня и потянулась.
- Ну что, Ассоль, выспалась? - спросил я собаку.
А та уже отряхивалась и вертела хвостом, предвкушая поход.
- Пойдем домой. Вот только заглянем на источник и попьем воды.