Знаменский Анатолий Дмитриевич - Без покаяния стр 3.

Шрифт
Фон

Могли, конечно, только не вышло пока по-вашему, гады! Поём!

Эх, "черный ворон" станет у ворот!
А часовые делают обход.
В звонкий бубен бьют цыганки,
Ветер бродит у Таганки,
Вьюга над Лефортовом поет!

Рад, что на работу не ходить завтра?

А что он - не ходил, что ли? Ходил, и вкалывал, и в трудовом соревновании участвовал. На отсыпке полотна за "Красный кисет" бригада билась! Настоящее сражение и трудовой энтузиазм! Табаку-то негде купить, а "Красный кисет" - это премия, цельная пачка махры, на всю бригаду хватало! Тачки гудели по дощатым трапам, я те дам! Бригада Надеждина три дня кряду приз схватывала, бригадир делил махру у костра по крошке, как дорогое лекарство, и Леньку не обделял, поскольку и Ленька вкалывал.

А теперь другое положение. Ученые доктора с лесоповала, что припухают тут по 58-й, говорят, что и на втором котле помрешь ровно через девять месяцев, день в день, согласно калорийности и прочих кормовых единиц. По всем научным срокам - утробный период! А что же на "першем"? Сорок мучеников, что в Библии сидели на бесплодных смоковницах в ожидании царства небесного, вроде бы сорок суток выдерживали без воды и пищи, паразиты. Потом, короче, дохли. Так ведь те верующие были…

Но жратва дело такое, что тут никакая вера не спасает. Тут главное - калории. На первом котле, судя по всему, Ленька выдержит суток восемьдесят. Все же фору даст ему гражданин начальник, если со святыми сравнить…

Стало быть, поживем! Впереди еще вся жизнь! Молодым везде у нас дорога, едрена Феня! Вот и горбушка еще цела!

Но тут терпение лопнуло, дрогнувшей рукой схватил Ленька несчастную трехсотку и впился в нее зубами, задвигал кадыком.

Ух, сладкая вещь - хлеб! Особенно - с морозцем! Похрустывает на зубах, крошится во рту, гонит слюну. Но в пайке - только на три хороших укуса. Остальное так, припек…

Короче, как не было горбушки. А дня-то впереди сколько! Неужели так и придется сидеть в первой?

Тут за окном, на воле, заскрипел снег под кордовыми ботинками "ЧТЗ". Кашлянул знакомый голос:

- В этой… припухаешь?

Ванька-Гамлет, сосед по нарам, из "фашистов"… Самый верный человек…

- Припухаю пока в этой, - отозвался Ленька и только теперь заметил, что уголок в одном глазке выбит. Наверное, летом при духоте блатники сквознячок организовали, падлы. А теперь вот по-зимнему оттуда сифонит, до костей прохватывает! Но - опять-таки - сообщение с внешним миром.

- А тех… знаешь? Шлепнули… - вновь раздался громкий шепот..

- Слыхал…

- Чего передать в бараке?

- Ничего, Гришке Михайлину напомни, чтоб пересадили из первой. Дубарь стучится: ноги и грабки каменеют.

Снова хрустко отдались по снегу шаги.

Да, дружба есть дружба. Ленька с фраерами дружит, хотя и презирает их за перекос мозгов в разрезе текущей политики. У него к ним душа больше лежит за то, что они - не бандиты. Даром что сам он по воровской статье, но ведь настоящие воры - это вовсе и не люди, каждому ясно. Не кто иной, воры и довели до логического конца эту красную идею: "Твое, мое, богово…" Один заработал горбом и кровавыми мозолями - другой отнял и съел! Вот вам и вся система! А еще он за то уважает "фашистов", что их начальство не терпит, все больше на бытовиков опирается. Тут во всем легко и просто разобраться, кто кому - друг, а кому - враг.

У начальника фамилия знатная - Кремнёв. Из стрелков он, выслужился до младшего лейтенанта. Грамота, понятно, семь классов, как у Леньки, а потом еще три года вечерней туфты. И вот он уже офицер и начальник лагпункта. Конечно, грамоты за ним никакой, зато он из коренного населения, коми, вот за то ему и почет и уважение. Политика.

Кремнёв больше на охоту таскается с двустволкой, по белой пороше, а делами вершат зэки: в зоне - Гришка Михайлин, на трассе - прораб из "фашистов". Прораб - толковый дед, он раньше был аж главным инженером всего Комсомольска-на-Амуре, вольняшкой, потом оказался вредителем. Хотели его шлепнуть по групповому делу, но тут поступила из ГУЛАГа разнарядка, понадобился знающий инженер по строительству большого тракта в Коми АССР. Расстрел заменили десяткой (и пять - "по рогам!") и вот привезли сюда. Прораб - бесконвойник, как и Гришка, но соображать слева не может, чугрей, и сосет лапу по первой усиленной… Мешки под глазами из-за фраерской честности и порядочности. Наверное, скоро дуба даст… Но это не беда. Кремнёву тогда другого прораба пришлют по разнарядке, и он снова будет на охоту ходить. А чего не ходить, когда к тому есть все условия? И любой бы не отказался…

Но мороз на воле здоровый, градусов сорок. И в глазок ветром сифонит… Скоро ли вспомнят о нем, переведут из первой? Неужели Гришка Михайлин ушел в Поселок? Это - упаси Бог!

Там, на головном ОЛПе, в больничной зоне у Гришки халява есть. Грузинка Тамара. Из "фашисток", но медикованная баба, дочка какого-то бывшего горского князя - старого большевика. А может, и меньшевика, хрен их разберет. Но баба - огонь! Как царица Тамара… Говорят, Гришка из-за нее и попал на штрафняк. Начальник из Поселка, майор госбесполезности Яцковский хотел сам втихую с Тамарой жить. А она ему будто бы пригрозила заряженной пиской, ну, безопасным лезвием с подвязанными спичками для упругости… Ну, майор плюнул, все же дети, жена, чин порядочный, военная бронь - на конвойную санитарку все это не сменяешь. Он-то приказал Тамару за ее идейную вредность водворить в шизо без вывода. Да что толку? В одну дверь ввели, в другую вывели: что ли, у Гришки друзей там нету? Вся комендатура у него в кирюхах… А начальники, они такие: скомандуют с верхотуры и ждут, что внизу все само собою по их команде образуется. А оно не совсем по-ихнему выходит, часто и наоборот, с перекосом. Да и то сказать: кабы все по-ихнему делалось, давно бы все передохли, как мухи…

Короче, Гришка ходит к ней по-прежнему. А пропуск он от Кремнёва получил исключительно из производственных соображений, как незаменимый придурок. Если и сегодня ушел - труба. Сидеть Леньке целую ночь в первой.

А стены все плачут и плачут. Надышал Ленька в тесной камере, а тепла нету. По всему сугибу у потолка сизой дробью висят капли.

Кондей-сат, в бога мать!

3

Скажет ли Ванька-Гамлет нарядчику? Не побоится лишнюю оплеуху схватить?

Скажет, лишь бы Гришка не умотал к Тамаре. Вообще-то Иван смелый контрик, ни черта не страшится! Он и в лагерь-то прибыл, можно сказать, по собственному желанию. Из панской Польши. Не жилось ему там… Да и чего с такого дурака спросить: студентом был! Сам - из белорусов, начитался подпольных газеток про свободу, равенство и прочее, наверное, и кинуху про цирк видел, ну и рванул через границу к нам, на родину всех трудящихся! А того не сообразили политические мозги, что у нас граница - на замке. Явился на заставу: "Здравствуйте, я ваша тетя!" - "Очень приятно, - говорят. - Как имя-фамилия? Чем занимались до 17-го года?" А у него фамилия, как назло, - религиозная: Иван Богдан! Ни в какие рамки не лезет.

Хотели ему сгоряча 58-6 приляпать, как шпиону. Потом видят - улик никаких, и парень как стеклышко, со свежими убеждениями насчет диктатуры пролетариата. Ну, вломили через Особое совещание формулировку "ПШ" (подозрение в шпионаже), и дело с концом. Пять лет. Ну, пять лет он, правда, в прошлом году кончил, так ему дали расписаться, что до особого распоряжения (и в связи с военными действиями) должен еще посидеть.

Закоренелый политик. Все лагерные анекдоты собирает в башку и стихи сам складывает. На гитаре здорово поет, за это и ворье уважает его, не трогает…

Лежит себе по обыкновению на нарах, согнув ногу, и нянчит на впалом животе гитару. Тихонько бормочет с белорусским акцентом. Один раз лежал-лежал, потом вскочил да как заорет: "Я правду вам порасскажу такую, что хлеще всякой лжи!" Люди к нему: "Ты что? Свихнулся?" "Это из "Гамлета", - говорит… С тех пор и прилипла к нему эта непонятная кличка: Ванька-Гамлет.

Когда поет под гитару - ворье к нему всей кодлой. Он и к старому "Гоп со смыком" новые коленца придумал, и к "Александровскому централу". И песню "Звон поверх и шум лагерей…" сочинил. И все у него складно получается:

Эх, Москва, любимая Москва!
О тебе все думы и слова!
Ты мой умысел раскрыла,
Длинным сроком наградила
И послала в лес
Пилить дрова!..

А то еще начал складывать в стихах письмо товарищу Сталину. Но это он только Леньке шептал, об этом нечего пока. А то быстро наколют, как жука на булавку…

Здорово, сволочь, кумекает по этой части. Пожалуй, не меньше Леньки разбирается. Только в последнее время перестал белорус песни сочинять: заболел. Короче, доходягой стал. Болезнь такая, пеллагрой ее зовут знакомые доктора-"фашисты" с лесоповала. Ни с того ни с сего начинается у человека понос, льет, как из худой бочки, а человек на глазах тает. Ванюха тоже стал зеленый, вроде как со старой иконки. Теперь уж лепила Дворкин и в списки его взял, в зоне сидит.

За окном снова захрустело, Ленька поднял голову.

- Ну, как производственные успехи? - Голос из-за окна.

- Загибаюсь помалу, - признался Ленька. Перед Иваном нечего выкобениваться, свой человек.

- Нету Гришки. Вызвали его в Поселок, генеральную поверку вроде готовят. Дневальный сказал…

- А-а… - протянул Ленька, съеживаясь в холодном бушлате. Какая там на хрен генповерка!.. Это у Гришки всякий раз отмазка перед начальником. К Тамаре рванул.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке