То есть он исходил из существующих бактерий, постепенно подвергая их воздействию все возрастающих доз радиации, пока не получил Вистерию. Она существует в двух состояниях – в виде спор безвредна, как мука, ею можно посыпать улицы. Но если Вистерия оживает и начинает размножаться – тогда конец.
– Да, Альдермот говорил мне, – сказал мужчина в плаще.
– Что?
– Что бактерии будут размножаться и пожирать все – стены, людей, железо.
– Верно.
– И что это уже невозможно будет остановить.
– Да.
– Но к чему тогда такое оружие?!
– Вот поэтому его и нельзя было пока применять. Вистер работал над способом остановки этого процесса, над его обратимостью. Понимаете?
Мужчина сначала посмотрел на Ноттинсена, потом вокруг – ряды концентрических воронок, окруженных земляными валами, таяли вдали в сгущающихся сумерках, кое-где над ними еще поднимался пар – и ничего не ответил.
– Будем надеяться, что ничего не уцелело, – сказал Ноттинсен. – Не думаю, чтобы он решился на какой-нибудь безумный поступок, не имея уверенности, что сможет опять… – произнес он, не глядя на товарища.
– Много этого было? – отозвался тот.
– Спор? Это как сказать. В несгораемом шкафу было шесть пробирок.
– В его кабинете на третьем этаже? – спросил мужчина.
– Да, там теперь воронка, в которой поместились бы два дома, – произнес Ноттинсен и вздрогнул. Посмотрел вниз на мигающее пламя и добавил: – Кроме воронок надо будет прокалить весь участок, все в радиусе пяти километров. Завтра утром приедет Альдермот. Он мне обещал мобилизовать воинские части, нашим людям одним не справиться.
– Какие ей нужны условия, чтобы начать? – осведомился мужчина.
Ноттинсен смотрел на него с минуту, как бы не понимая вопроса.
– Чтобы активизироваться? Темнота. В несгораемом шкафу горел свет, были припасены специальные аккумуляторные батареи на случай перебоя в снабжении электроэнергией – восемнадцать ламп, каждая с отдельной, независимой друг от друга цепью.
– Темнота и больше ничего?
– Темнота и какая-то плесень. Присутствие этой плесени было необходимо. Она вырабатывала какие-то биологические катализаторы. Вистер не изложил этого подробно в своем докладе подкомиссии – все бумаги и материалы он хранил внизу в своей комнате.
– Видно, он не ожидал, – сказал мужчина.
– А может быть, как раз напротив, – неопределенно буркнул Ноттинсен.
– Вы думаете, что свет погас? Но откуда взялась плесень? – спросил мужчина.
– Совсем не так! – Ноттинсен удивленно посмотрел на него. – Это не они. Это… они размножаются без всякого взрыва. Спокойно. Думаю, он что-то делал с этим большим паратреном в подземном помещении – речь шла о том, чтобы найти способ, позволяющий остановить их развитие и, не зная его, быть наготове на случай…
– Войны?
– Да.
– И что он там делал?
– Неизвестно. Это имело какое-то отношение к антиматерии. Ведь Вистерия уничтожает материю. Синтез антипротонов – образование силового поля – деление – таков ее жизненный цикл.
Некоторое время они молча смотрели на работавших внизу людей.
Огоньки на дне воронки гасли один за другим. В серо-голубых сумерках люди карабкались вверх, таща за собой гибкие змеи проводов, – огромные, в асбестовых масках, по которым стекал дождь.
– Пошли, – отозвался Ноттинсен. – Ваши люди на шоссе?
– Да, не беспокойтесь. Никто не пройдет.
Дождь становился все мельче – порой казалось, что на лицах и одежде оседают только мелкие капельки тумана.
Они шли полем, обходя исковерканные, перекрученные и обгорелые стволы деревьев, валявшиеся в высокой траве.
– Даже сюда занесло. – Мужчина, шагавший рядом с Ноттинсеном, оглянулся. Однако все было покрыто серым, сгущающимся туманом.
– Завтра в это время все будет кончено, – сказал Ноттинсен.
Они подходили к шоссе.
– А… ветер не мог разнести это дальше?
Ноттинсен взглянул на него.