---------------------------------------------
Песах Амнуэль
I
Огненная волна захлестнула звездную сферу. «Гелиос» погрузился в солнечный океан, и Росину показалось, что пламенный поток несет их к центру Солнца. Спутник вынырнул из протуберанца и вошел в разреженную плазму короны
— здесь была тихая гавань, в которой «Гелиос» парил перед каждым погружением в штормовые слои хромосферы.
Кончился восемнадцатый виток звездной вахты, и — ничего. Никаких следов «Икара». Будто никогда и не было солнечной лаборатории, астрофизика Вершинина…
Росин посмотрел на Галанова, который сидел так близко, что, казалось, можно было угадать его мысли. Но сейчас только чуткие анализаторы солнечных зондов, плававших за сотни тысяч километров от «Гелиоса», улавливали планы и тактику конструктора. Мысль Галанова работала, но Росину было доступно лишь внешнее: он видел лицо конструктора с чуть приметной улыбкой, тронувшей углы подетски полноватых губ. Конструктор зондов был невероятно молод с точки зрения Росина, вышедшего из мира, в котором лишь немногие люди к пятидесяти годам достигали того, что сделал Галанов в свои неполные семнадцать.
Сферический экран вновь окатила огненная пена, и Росин инстинктивно закрыл глаза. Сколько они уже сидят здесь, повиснув в парящей капсуле у сфероэкрана? Галанов неутомим; но он, Росин, очень устал.
— Поиск затягивается, — сказал конструктор, будто почувствовав состояние Росина. — В запасе три витка, потом предстоит замена термоизоляции. Я мог бы форсировать поиски, но… Нужны данные об «Икаре»… Деталь, уточняющая момент, когда лаборатория изменила орбиту.
Росин поднялся, ощущая тяжесть в теле. Одна мысль о возвращении к прочитанным десятки раз документам приводила его чуть ли не в отчаяние. Он
знал, что не сможет найти в текстах ничего нового, но Галанов опять повторил:
— Нужна деталь…
Для Галанова это деталь, а для него, Росина, — часть жизни, потому что он современник Вершинина. Точнее — был современником до полета к Капелле. Но, несмотря на это, поступки и мысли командира «Икара» ему сейчас почти так же непонятны, как и при первом знакомстве с его записями. А понять их нужно не
только ему, Росину, не только Галанову, но и экипажу «Гефеста», звездолета-2.
«Гефест» возвращается к Земле. Завтра должна пойти в эфир передача, подготовленная Росиным для его экипажа. Завтра… А у Галанова в запасе только три витка. И почти ничего не сделано…
Росин вернулся в свою каюту, достал кассеты с магнитной записью: наброски передачи, предназначенной для «Гефеста». В этих кассетах споры с самим собой, с людьми новой Земли, с Вершининым. Росин прослушивал записи много раз, стирал, вписывал, исправлял. Сейчас он взял их, чтобы вернуться к тем первым дням, найти давно искомую точку опоры, или, как выразился Галанов, деталь…
Синяя кассета
…Я не долетел до Капеллы.
Механизмы обожают логику и, когда была израсходована на разгон ровно четверть горючего, они начали торможение. До цели оставалось три световых месяца, а мой «Вестник» повернул к Земле… Я был в полете около года — сто пятнадцать лет по земному времени. Программа включала такое количество исследований, что эмоциям почти не оставалось места. Только при подлете, когда закончился основной этап торможения, я начал принимать земные передачи
— отрывочные, искаженные расстоянием, часто непонятные. Тогда я впервые спросил себя: кому ты отдашь свою работу, Росин? Кто эти люди, опередившие тебя на сто пятнадцать лет?
Цикл передач специально для возвращающегося звездолета «Вестник» я смотрел несколько раз в сутки. Мне показали звездные старты, знакомые и незнакомые картины из жизни моего времени.