Он знал, уходя в свой последний бросок, что впереди — не природный феномен, что впереди — чужой разум.
Галанов окунул машину в солнечный прибой, провел по плазменным волнам и, когда их швырнуло в зону гигантского факела, сумел удержать гелиокар так, что в поле зрения появились зонды, окружившие Двойную Спираль.
Галанов остановил гелиокар в десятке километров от чужого корабля. Зонды медленно вели его в зону «Гелиоса». Чужак кипел — от его бурлящей поверхности отделялись гибкие плазменные пузыри. Взрываясь, они обдавали зонды снопами светящихся брызг. Кипение усилилось, и Росин понял: то, что он видит, еще не корабль, а прилипшее к нему солнечное вещество. Это напомнило Росину старый фильм: подъем со дна Средиземного моря финикийской галеры. Судно настолько обросло водорослями и ракушками, что невозможно было отличить нос от кормы…
Очень скупо стали вырисовываться контуры Спирали. Галанов повел гелиокар на сближение. Он остановил машину в километре от чужака, и теперь Росин мог оценить все сооружение. Двойная Спираль возвышалась до звезд, нижний ее край терялся в огненном мареве. Росин видел лишь одно звено Спирали, которое, если только это не было оптической иллюзией, быстро вращалось.
Гелиокар пошел вверх — поперек Спирали. В поле зрения появился «Гелиос». Спутник был виден далеко от линии полета, среди тусклых звезд, и Спираль, а вместе с ней зонды, все дальше уходили от расчетной траектории.
Двойная Спираль перестала подниматься, на мгновение застыла на протуберанце, как на постаменте, и поплыла вниз — в Солнце.
Зонды теряли энергию. Галанов форсировал работу двигателей, но Спираль не поддавалась действию силовых полей. Ничего не добившись, конструктор решил возвращаться.
Росин физически ощутил напряжение Галанова, прежде чем сам увидел опасность. Гелиокар двигался вдоль внешних обводов Спирали как челнок, усилия конструктора удалиться от чужака ни к чему не приводили.
Впервые с момента вылета Галанов заговорил. Росин с трудом разобрался в галановской скороговорке и понял, что все возможное уже сделано и резервные мощности, и аварийные зонды, и даже сам «Гелиос» не мог теперь помочь гелиокару. Галанов передавал сейчас на спутник последние инструкции, указания, методику работ…
До входа в фотосферу оставались мгновения — и вдруг Спираль наклонилась, пронзая факел, и в ощущениях Росина возникло нечто новое. Будто упали оковы, связывавшие гелиокар со Спиралью. Это почувствовал и Галанов. Гелиокар обрел подвижность и с возрастающим ускорением начал удаляться от чужака.
Они вылетели на гребень факела, и это уже была настоящая свобода, хотя Росин все еще не понимал, как удалось ее завоевать. Напряжение медленно спадало.
— Нас спасло Солнце, — сказал Галанов.
«Возможно, — подумал Росин. — Солнце, вещество которого ослабило связи гелиокара и Спирали. А может быть, логика чужого корабля? Но тогда почему погиб „Икар“? Несовершенство техники — термоизоляция солнечной лаборатории не выдержала погружения в фотосферу?…»
Вернувшись на «Гелиос», Росин долго сидел в своем кресле, закрыв глаза. Он еще не вполне опомнился после пережитого. Что же тогда пришлось пережить Вершинину?..
Красная кассета
Довольно быстро я собрал необходимый материал об «Икаре». Но не было того последнего звена в цепи, которое позволило бы сделать окончательные выводы. По-прежнему оставались неясными причины, заставившие Вершинина пойти на риск, нарушить элементарные нормы безопасности. Во всех материалах оказался пробел именно в этой части. Отсутствие «побудительных мотивов» исследователи ощущали и раньше. Они, как и я, имели скудную информацию о последних днях работы «Икара».
За столетие накопилось много версий.