Чуть свет в крепость пробрался некий человек из Константинополя. Страже он назвал себя Гази-Мехмедом ибн Даудом, слугой Мир-Шаха, полководца Баязида, оставленного не так давно у стен ромейской столицы. Тщательно обыскав, телохранители доставили перебежчика к Тамерлану.
- …Слова восхищения бледнеют пред тем восторгом, который испытывает мой господин. Храбрый Мир-Шах паша, большую часть жизни проведший в сражениях, склоняет перед тобой голову, ибо нет в подлунном мире равного тебе.
Тамерлан пристально оглядывал посланца, лицо которого казалось скорее простодушным, нежели хитрым, но за видимым простодушием часто скрывалось изощренное коварство.
- Ты рисковал жизнью, чтобы передать мне восторги твоего господина? - не спуская с турка внимательного взгляда, спросил Тимур.
- И это тоже, о великий. Когда до нас дошла весть о разгроме под Анкарой, мой господин решил, что для султана, да продлит Аллах годы его, пробил последний час. Только это и подтолкнуло моего господина перейти на сторону императора ромеев. Но твоя доброта нашла путь к сердцу Мир-Шаха так же легко, как солнечные лучи к цветку, распускающемуся под синим небом. Со скорбью в сердце он пошел служить иноверцам. Теперь же, узрев воочию светоч мусульманского мира в сиянии величия и славы, склоняет пред тобой выю и предается тебе душой и телом. То же скажут и все, кто повиновался слову Мир-Шаха и перешел на сторону гяуров.
- Отчего же ты не пошел к султану Баязиду? Ведь он здесь, свободен и стоит во главе войска.
- Мир-Шах опасается, что Баязид не пожелает выслушать его и не захочет знать, что вынудило уйти на сторону врага. При Анкаре татары, шедшие в войске Баязида, перешли на твою сторону, а сербы вовсе бежали с поля боя. Вряд ли после такого несчастья султан пожелает разбираться, где измена, а где - расчет.
- Это правда, - кивнул Тамерлан. - Что же предлагает Мир-Шах?
- Под командованием моего господина в Константинополе более пяти тысяч воинов. Император не слишком доверяет вчерашним противникам, но его войско невелико, и потому государь ромеев вынужден нанимать всякого, кто готов поднять оружие в его защиту.
- Разумно.
- Поскольку император не доверяет воинам Мир-Шаха, он держит их там, на первой стене, чтобы при штурме они полегли среди первых, но казармы находятся в самой крепости, и потому янычарские орды то и дело проходят через ворота в город и обратно. И если ты дашь сигнал, наши храбрецы в один момент захватят надвратные башни второй и третьей стены и откроют тебе проход в сердце Константинополя.
На губах Тамерлана появилась недобрая усмешка.
- Я обдумаю твои слова и дам знать, Гази-Мехмет ибн Дауд, а сейчас скажи, какую награду желает получить Мир-Шах паша за свой подвиг?
- Твой милостивый взор, о величайший из величайших, - лучшая награда, но если мудрейший из мудрых, Повелитель Счастливых Созвездий назначит моего господина комендантом поверженной столицы, Мир-Шах будет счастливейшим из смертных.
- Я подумаю, - повторил Тамерлан. - Тебя же сейчас накормят и наградят за проворство.
Стражники вывели радостного перебежчика, и советники наперебой загалдели, убеждая Железного Хромца воспользоваться удачным случаем.
- Это прекрасная возможность, - твердили они. - Мы ворвемся в крепость, как ураган, и ничто не сможет остановить нас!
- Глупцы, - оборвал их Тамерлан. - Мы ворвемся в крепость, предавая все огню и мечу, а потом поставим изменника Мир-Шаха комендантом. Ведь именно такова цена предательства.
- Но ведь император ромеев - неверный, - напомнил кто-то. - И стало быть, здесь нет измены.
- Измена остается изменой, будь на месте императора даже сам шайтан. Можете не сомневаться, так же легко, как сегодня ромеев, завтра Мир-Шах предаст и нас. Он вернется к султану Баязиду с ключами от константинопольских врат и тот озолотит его, ибо ему такой вот Гази-Мехмед вложит в уши слова о том, что верный паша с самого начала задумал отдать крепость владыке правоверных. Все остальное были лишь уловки, военная хитрость.
Тамерлан встал с трона и огляделся.
- Где Хасан Галаади?
- Ему не подобает быть на военном Совете, - с ревностью в голосе напомнил один из темников.
- Лишь я могу сказать, что подобает и что не подобает. Этот дервиш, может быть, не умеет так ловко скакать на коне и стрелять в цель, как вы, но никто из вас не разумеет в военном деле, как он. Найдите его! - скомандовал Тимур.
- Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, - раздалось вокруг.
- Когда я шел сюда, - вспомнил один из приближенных Великого амира, - он спал на боевой галерее, что над нами, подложив под голову миску…
"Иблис его покусай, - подумал Хасан, приоткрывая глаз и оценивая, достаточно ли крепко дремлет разморенная на солнце стража. - Кажется, все в порядке". - Он сдвинул в сторону миску и аккуратно вернул в щель предварительно вынутый оттуда камень.
Длинной заточенной тростинкой Тамерлан рисовал что-то на дощечке, засыпанной песком. Лицо его было задумчивым и усталым, но в каждом движении чувствовалась энергия, казавшаяся невероятной в столь преклонном возрасте. Рисунок забирал все внимание Тимура, и даже самым верным советникам Великого амира не было позволено приблизиться и узнать, что за дивные знаки или непонятные письмена выводит Повелитель Счастливых Созвездий на зыбкой поверхности.
Хасан Галаади вошел в залу, почтительно склоняя голову перед Тамерланом.
- Мне сказали, ты спишь, - не то спрашивая, не то утверждая, бросил Тимур.
- Даже если тело мое объято дремотным оцепенением, дух бодрствует. Ибо когда же, как не во сне, когда бремя земных нужд перестает донимать, возноситься человеку душою к трону отца небесного. Пока твои люди своим зовом не вернули меня из холодной синевы на разогретый камень, я размышлял, и сами собой у меня сложились короткие строки. Я бы назвал их слова сердца: "Жить в этом мире, что может быть интересней? Но душа моя жаждет удалиться от мира сего".
- Погоди удаляться! - раздался на канале связи возмущенный голос Лиса. - Ты шо, мы еще поперек Альп баррикады не возвели. Щас ты его бросишь на произвол судьбы, он, в смысле Тамерлан, а не произвол, огорчится и ломанет куда глаза глядят. А глаза у него, как водится, глядят с лукавым прищуром, шо та шестидюймовка "Авроры" на Зимний дворец.
- Сергей, ну я же суфий. Опять же дервиш. Мне положено возноситься мыслью и желать перехода в иной мир.
- Вот рядом с Тимуром я перехода в иной мир не желал бы. Не дай бог, не так поймет. Ты уж повремени. Вот закончим дело - и все переселимся.
- Аллах отмеряет дни всякого живущего. Не торопи же того, что не в твоей воле, Галаади. - Тамерлан чуть заметно скривил губы в усмешке. - А пока я желаю слышать слова твоего разума о том, что занимает мои мысли и чаяния.
- Полагаю, ты говоришь о Константинополе, - вздохнул Галаади. - Признаюсь, меня удручает вид людей, которые, страшась гибели, лезут на стену, а оттуда их поливают кипятком, осыпают стрелами и дротиками.
- На то они и воины, чтобы сражаться и, если надо, умереть во славу Аллаха.
Хасан пожал плечами:
- Оказывая уважение каждому встречному, я почитаю Бога. Любя каждую душу на земле, я ощущаю связь с ним. Но убивать во славу - это нелепость!
- Если так, то наверняка тебе понравится то, что я скажу. Некие люди пожелали открыть мне ворота и сдать Константинополь, так что никто не будет лезть на стены. Мы войдем в цитадель почти без сопротивления. Что скажешь ты на это?
- Тебе решать, Великий амир. Я же хочу поведать о дальней стране, где живут люди, обожающие жареные каштаны. Особенно вкусны они, пока горячи. Но вот беда: никто из них не желает совать руки в раскаленные уголья. Так вот, умники приспособили обезьян таскать каштаны из огня.
- К чему ты мне это рассказываешь?
- Скажи мне, Великий амир. Разве те, кто предлагал открыть ворота, твои люди?
- Что с того, мои или не мои? - упорствовал Тамерлан.
- Я уверен - не твои, а раз так, они ищут своей выгоды, своих жареных каштанов. Тебе же, увы, отводится роль обезьяны.
- Да-да, они называют тебя земляным червяком, а еще рыбой! - зафонтанировал Лис на канале связи. - Холодной и скользкой. Бр-р-р!
- Должно быть, это кто-то из приближенных Баязида улещивает тебя легкой добычей, - продолжил Хасан. - Ромеи страшатся тебя. Султан же, хотя на себе испытал мощь твоей длани, почитает варваром, которого можно обвести вокруг пальца и заставить действовать как выгодно ему.
Тамерлан хлопнул в ладоши.
- Похоже, ты прав, Хасан Галаади. Я мыслю также. Но Баязид и его коварные шакалы просчитались. У меня тоже есть выгода. Я вижу ее так же ясно, как видел солнце все мои годы. Садись, бери стило и пиши. У меня есть выгода, и у ромеев тоже она есть. Я знаю, где они совпадают.