Виктор приподнял бровь. По давно сложившейся традиции, ведущей начало еще от Константина Первого, долевое участие императорской семьи фактически означало государственную гарантию дела. Дом получал свои доходы, направляя их на "благотворительные нужды". Фактически это была еще одна форма государственного финансирования целевых программ, преимущественно образовательных. Понятно, что Дом очень тщательно отбирал проекты, достойные своего участия, и если бы Таланов-старший смог попасть в заведомо узкий круг допущенных к такому делу, это сулило бы очень хорошие перспективы.
- Да-да, - повторил Савелий Сергеевич, с видимым удовольствием отвечая на невысказанный вопрос сына, - четверть. Мы, конечно, не очень велики, но хорошая репутация, хорошая деловая история, "патриотический список" потребителей только отечественного. Все это помогло, нам удалось попасть в круг соучредителей, не в "первую очередь", конечно, но это уже не столь важно.
- Так в чем беда? Деньги?
- Да. Очень большие.
- Сколько?
- Тебе столько не собрать и не занять. Поверь мне, - невесело ответил отец. - Но мы решили и эту задачу. Договорились с исландцами о продаже практически всех наших кораблей за умеренные деньги. Остров не богат, экономичные рыболовы с парусным ходом им в самый раз, а мы не ломили цену. Даже еще немного заработали сверх установленного, потому что сделка в евромарках и прогон через Рейхсбанк позволит немного сыграть на курсе к рублю. Оплата за корабли, игра на курсе плюс небольшой заем в банке под гарантию деловой репутации и грабительские проценты от будущих доходов, вот и набралась нужная сумма.
- Так в чем беда? - искренне удивился Виктор. - Пока я вижу, как ты опять все объехал на хромой козе.
Отец против воли улыбнулся, услышав свой же любимый оборот из уст сына.
- В том-то и дело, что все складывалось удачно. До вторника, то есть до вчерашнего дня. Комиссия приняла флот, заключение более чем благоприятное, покупатель должен был перевести деньги единовременной выплатой. Но подтверждения от банка нет.
- Они оказались?
- Неизвестно. Они просто молчат.
Виктор почесал переносицу мизинцем, добросовестно осмысливая услышанное.
- А как это возможно? - спросил наконец он, не придумав ничего лучшего.
- Если бы я знал, - желчно ответил Савелий Сергеевич. - Покупатели просто молчат. Причем даже их представители в Германии и в нашем порту не смогли связаться с патронами. И если мы не проведем сделку в течение трех дней - займа не будет, соответственно не будет и участия в ракушковых фермах, чтоб их…
- Телефон, изограф, заказ радиопереговоров напрямую, - с ходу перечислил Виктор возможные варианты.
- Все пробовали, или ты меня за дурака держишь? - терпеливо разъяснил отец. - Здесь завязаны многие интересы, в том числе и того хорошего человека, который подсказал идею и лично поручился за меня перед товарищем министра морского хозяйства. И получается, здесь дело не в нас и не в какой-то прихоти, Остров вообще не отвечает на запросы и не выходит на связь. Можно, конечно, предположить, что донные кабели пострадали от какого-нибудь катаклизма, но молчит и радио.
- Мистика какая-то, - искренне удивился Таланов-младший. - Невозможно такое.
- Невозможно, - согласился старший, - но случилось. Грешат на циклон и электромагнитную бурю, там вроде шторм и какие-то странные помехи, очень мощные. Но нам от этого не легче.
- И теперь ты отправляешься лично.
- Да. У меня три дня, затем кредитное соглашение перестанет действовать, и можно будет сливать воду. Новое мы оформить просто не успеем, евробанкиры медленны на руку, товарищество закончит оформление "второй очереди" раньше. Так что гиропланом до Москвы, там на скоростной дирижабль и с пересадкой в Осло прямиком туда, в Рейкьявик. Должен успеть и еще останется время, сейчас заработала новая пассажирская линия через океан, эти новые тепловые "пузыри", которые похожи на бумеранг.
- "Летающее крыло", - подсказал Виктор.
- Да, вроде так, они делают почти четыреста километров в час. Надеюсь, что в полете меня застанет радостное известие о том, что наши проблемы решены. Иначе нам останется только привольное житье рантье.
- Ладно, пап, не грусти. - Виктор не очень понимал, какие правильные и одобряющие слова нужно говорить в такой ситуации, но искренне постарался утешить отца. - Не может такого быть, чтобы сломалось все и сразу. Три дня - это три дня, я думаю, ты услышишь хорошие новости уже в пути. Ну а если все-таки что-то пойдет не так…
- Хм… - Таланов-старший скривился. - Сын, ты меня прямо воодушевляешь!
- Пап, я же военный, нас учат, что побеждает не тот, кто планирует, как хорошо он распорядится победой, а тот, кто тщательно продумывает, что он будет делать, когда все пойдет наперекосяк.
- Вот на что идут наши кровные денежки, - через силу, но все же улыбнулся Савелий Сергеевич. - Наша доблестная армия учится проигрывать…
- Нет, она учится побеждать. - Виктор решил ковать железо, пока горячо, старательно отвлекая отца от невеселых мыслей. - Тот, кто готов к поражению - не боится его. В неспокойное время живем, с конфедератами все совсем не весело.
Савелий Сергеевич встал, чуть потянулся, покрутил кистями, разгоняя кровь.
Сумрак, заполняющий кабинет, поблек, темень за окном заиграла новыми оттенками серого и черного, разделившись на уровне горизонта тончайшей нитью алого.
- Рассвет близится, - сказал отец, по-прежнему стоя. Он смотрел в окно, и на лице его, быстро сменяя друг друга, проходили выражения усталости, печали, затаенного гнева. Словно карты, тасуемые руками опытного фокусника.
- А что там у вас? - неожиданно спросил он. - Армия стоит на страже?
- Как всегда, папа, как всегда, - дипломатично ответил Виктор. Он хорошо понимал, что на самом деле отец беспокоится о нем лично, но, понимая специфику работы сына, облекает вопрос "Как дела?" в дипломатичную форму. - В Африке неспокойно, конфедераты наращивают флот, англичане цепляются за прежние заслуги. Все как обычно.
- И какие… перспективы? - по-прежнему как бы отстраненно продолжил Савелий Сергеевич.
- Как всегда, мы всех побеждаем. - С этими словами Виктор тоже поднялся и обнял отца, чувствуя через ткань пиджака, как похудел старик.
- Ты тоже всех победишь, я знаю и верю, - очень тихо сказал он, почти прошептал. - Если тебе понадобится моя помощь - только скажи. А если не получится… У меня тоже есть пара хороших знакомых среди экономических контрразведчиков, они посоветуют, куда вложить деньги. В Южной Африке хорошие перспективы. Не все же на океане зарабатывать, на суше тоже есть много интересного.
- Спасибо, сын, спасибо. - Савелий Сергеевич так же крепко сжал сына в объятиях, все еще не по возрасту крепких. - Мне тебя не хватало.
Он решительно отстранил младшего и с пару мгновений всматривался в лицо сына. Казалось, только вчера держал на руках крошечный сверток со слабо плачущим младенцем. Но это было тридцать лет назад, и теперь сын - капитан воздушного десанта Империи, элита вооруженных сил, боевой офицер, который никогда не рассказывает, чем занимался на службе, и не имеет права хранить дома награды, а это о многом говорит понимающему человеку.
И пусть все корабли сгорят, деньги обесценятся и океан обмелеет, у него есть сын, которым можно и нужно гордиться, а значит, жизнь уже прожита не зря.
За окном в темном небе прошелестел моторами, мигая посадочными огнями, гироплан.
- Я пойду, - решительно сказал Савелий Сергеевич, - не провожай, не люблю я этого.
- Я помню, - в тон ему отозвался сын, - иди.
Виктор стоял у окна и смотрел, как высокая, подтянутая фигура отца прошла по едва освещенной дорожке, в плаще и с чемоданчиком в руках, к калитке.
Отец, папа, милый и родной человек. Тот, кто не бросил сына, болезненного и слабого, переболевшего всеми мыслимыми детскими болезнями. Тот, кто всегда находил время и любовь для мальчика, подростка, юноши.
- Я тебя жду, - тихо, одними губами сказал он. - Возвращайся скорее из своей "молчащей Исландии".
Глава 3
Прерванный отдых
"Старею", - подумал Гордей Лимасов перед зеркалом, насупив брови. Повернулся к гладкой зеркальной поверхности левой щекой, провел ладонью по намечавшейся щетине. Затем повторил те же действия с правой половиной лица. Бриться, как всегда, не хотелось, и Гордей в который раз задумался, а не отпустить ли ему бороду?
Со вздохом он раскрыл бритву, проверил остроту лезвия подушечкой большого пальца и начал священнодействовать над кисточкой и пеной. Все эти современные пасты, растворяющие щетину, здорово раздражали лицо, а от обычных бритв кожа еще и облезала, как после обморожения. Впору было задуматься над процедурой длительной депиляции, но с его точки зрения это было как-то… не по-мужски.
Разогретое под струей горячей воды лезвие скользило легко и почти незаметно, оставляя за собой младенчески-розовую кожу без единого волоска. Нелюбимая, но привычная процедура успокаивала.
Лимасову было тревожно и непривычно. Непривычно от того, что впервые за четыре года время близится к десяти утра, а он не на службе. Гордей настолько привык к ежедневной рутине, что сам факт отдыха воспринимал как явление необычное и в чем-то даже подозрительное. Несмотря на то что внеплановый отпуск, взятый им по настоянию начальства, длился уже третий день, он никак не мог привыкнуть к новому распорядку. Точнее, к полному отсутствию распорядка.