Весна первая
Михась возвращался связным из Селец и прямо на тропе наткнулся на хлопцев, идущих в засаду. Командовал четверкой сержант Маслов, кое-чем обязанный Михасю с тех пор, как связной стал регулярно бывать в Сельцах и не отказывался передать записку некому надежному человеку, которая хлюпала носом и спешно царапала ответное письмецо… Ну, неважно, давно то было.
В общем, Михась напросился в засаду. Маслов выдал гранату и потребовал не высовываться и быть в резерве. Михась обещал.
Засели у грунтовки на Кричев. Сторожили не "на абы", а грузовик с аэродрома. Два немца, регулярно ездившие на фургоне, обнаглели и стали делать крюк, заворачивая на Стары Ушаки и изымая там съестное и самогон. Семейство хуторян вроде как числилось в "бобиках" - дочь у них была за начальником полиции в соседнем селе. Но хозяин и партизанам помогал. "Маяк" на хуторе ставили: давал передохнуть переправляемым раненым, хлеба там испечь, письмо передать. Прошлый раз дурные аэродромные мародеры едва не наткнулись на раненого и санитарку из "Большевика". В общем, Станчик решил наглых фрицев, раз их фюрер недокармливает, от пуза угостить. Засаду, понятно, далеко от хутора устроили, чтоб подозрений не вызвать.
Михась лежал в сырых кустах, слушал, как Борька-Херсон шепотом рассказывает о своих бабах бесчисленных. Весело рассказывает, без пошлости. Выходило, что все видные девицы далекой Херсонщины были влюблены в Борьку "душой и телом", говорун отвечал каждой искренней взаимностью, но жизнь, как назло, регулярно разводила влюбленных. Михасю было даже завидно: легкий человек Борька, хоть и насмешник. Надо же так врать красиво.
Маслов кинул сучком, угодив по Борькиной фуражке, сделал страшную рожу - шла машина. Михась, доставая из-за пазухи РГД, отполз чуть в сторону от болтуна…
Немцы ехали как по расписанию, команда Маслова тоже не сплоховала. Сержант всадил очередь из автомата в кабину грузовика, машина вильнула, съехала в кювет. Мотор заглох. Дверь кабины дернулась - почти залпом стукнули винтовки двух партизанских стрелков, засевших дальше по дороге. Из кабины в кюветную лужу вывалился немец.
- Офицер никак? - удивился Борька, целясь в упавшего.
Немец дернул ногой, словно пытаясь вылить из голенища натекшую воду, замер.
- Михась, ты гранату со взвода сними и мне вернуть не забудь, - напомнил Маслов, выходя на дорогу с готовым к стрельбе ППД.
- Сейчас отдам, - сказал слегка разочарованный Михась. Только что сердце жутко колотилось, а кончилось все вон как просто.
Навстречу шел Никола Сукора - второй из стрелков остался приглядывать за дорогой по направлению к Кричеву.
- Шофер готов - прямо в башку.
- А колымага несолидная, - с досадой сказал Борька. - Железо в кузове какое-то. Ну-ка…
Он вспрыгнул на колесо, собираясь приподнять тент…
- Ты напорешься, - озираясь, сердито сказал Маслов. - Непременно напоре…
В кузове громыхнуло, затрещал борт - Борька испуганно слетел с колеса, едва удержался на ногах…
- Твою… - Маслов тоже отпрыгнул от машины, вскинул автомат.
Михась увидел спрыгнувшего из кузова немца: тот, пригибаясь и размахивая руками, удирал по дороге.
- Тук-тук, - кратко сказал автомат в руках Маслова.
Немец замедлил шаг, выпрямился, ноги его подогнулись.
Партизаны смотрели на лежащего на дороге немца.
- Живьем нужно было, - азартно сказал пришедший в себя Борька. - Он без винтовки…
- Что ж ты сиганул, ежели он без винтовки? - Маслов осторожно приподнял стволом ППД брезент кузова. - Вон его винтовка. Мог бы и пальнуть в дурную голову. Один лезет, другой гранатой машет…
Михась и правда понял, что сжимает гранату, словно метнуть собрался.
- Оружие берем и уходим, - сказал из кузова сержант. - Тут листы какие-то жестяные, нам без надобности.
- У офицера сапоги хорошие, - ухмыльнулся Борька и шагнул к кабине.
Треснуло вроде негромко - Борька удивленно охнул, шагнул назад, глухо стукнула о колею выпущенная из руки трехлинейка. Михась увидел вроде бы дохлого немца: тот, приподнявшись на локте, целился из пистолета. Изо рта капала кровь, руку с небольшим пистолетом водило из стороны в сторону, а немец все выцеливал, выцеливал, словно не в луже лежал, а в тире тренировался…
Подумать Михась не успел, просто швырнул, что в руке было. Если бы РГД на взводе стояла, мало бы не показалось. А так просто железка весом в полкило стукнула немца в грудь. Но полудохлому флигер-инженеру и этого хватило: судорожно кашлянул, выпустив на подбородок кровавый сгусток, выронил пистолет. Оперся вторым локтем, пытаясь выползти из кюветной лужи. Завозился почти на месте…
Прихрамывая, подошел Сукора, упер ствол винтовки в затылок немца. Глухо бахнуло, елозивший по луже авиатехник, наконец, замер.
- Так глуше, - словно оправдываясь, сказал Никола.
- Вы что ж, вашу… - Маслов склонился к лежащему на спине Борьке. - Ты что ж, Херсон, ах, твою…
Уходили нагруженные, Михась нес трофейные винтовки, подсумки и офицерские сапоги. Сукора прикрывал, остальные несли Борьку. Голова убитого раскачивалась, иногда Михась видел Борькины глаза: изумления в них уже не было, только отражалось бледное мартовское небо.
У болотца, запарившись, передохнули.
- Кому пистоль? - спросил Маслов, доставая из кармана галифе сунутый туда второпях пистолет. - Мне даром не нужен. Берите, сменяете на что.
- Да ну его в жопу, - сказал белобрысый парень, имени которого Михась сейчас уже не помнил. - Вон, пацану отдай. Пусть на сахар дрянцо сменяет.
- Держи. - Сержант протянул матово блестящий пистолет Михасю. - Только сам не стрельнись из этой пакости. И Станчику не говори. И так-то…
Пистолет был холоден от кюветной воды - словно вымыли орудие после Борькиной смерти. На "щечках" были выбиты иностранные буквы.
Уже на ходу Михась украдкой передернул затвор, подхватил выпрыгнувший патрончик и вынул магазин. Шесть патронов имелось. А буквы уже потом, летом, Женька перевела - "Астрой" пистолет назывался. Как цветок иностранный.
* * *
- Подъем! Вперед, товарищи! - отдыхавших партизан поднимал лейтенант из десантников: в армейской форме с погонами, щедро обвешанный оружием. На стриженой голове по партизанской моде кубанка с нашитой наискось лентой, из-под нее чуб. Кумач ленты пылает - вот всадят ему в лоб пулю, когда меж кустов мелькать да орать будет.
Михась встал, потом, когда бойкий лейтенант заспешил в голову колонны, сел. Колонна еще когда вытянется, что ж зря топтаться? Понятно, куда ведут. Мосты у Гнатовки и второй вески… как ее, Чучья,кажется.