Его выкинули, точно ослепшую лошадь, больше не способную носить на себе всадника. Приставили туда, где он будет приносить хоть какую-то пользу, как того же бывшего гордого скакуна привязывают на мельнице, чтобы он ходил по кругу, вращая жернова и при этом медленно подыхая от изнурения.
Но зачем тогда понадобилось Штилеру личным распоряжением выдергивать своего бывшего сотрудника из Крыма? Он вполне мог еще месяц провести в "Родине", подлечиться окончательно, поправить здоровье, вернуть былые кондиции.
Ну нет, лгать себе не стоит…
Главная заповедь любого пропагандиста - других обманывай, но сам всегда смотри правде в лицо, иначе ты рискуешь запутаться в тенетах фальши, и сам сделаешься как фальшивый колокольчик из фольги, чей голос никто не услышит.
Ему никогда не стать таким, каким он был до того проклятого майского дня.
- Да, да, вернемся, так сказать, к нашим теософским баранам… - Степанов заговорил с наигранной бодростью. - Вот сюда заносите всех лиц, в разные годы состоявших в данной организации, для РТО список будет длинный… изо всех-всех документов его собираете… госпожа Львова, скрипач Лесман… Гельмбольдт, это из Петрограда, а есть еще и из Москвы, вот полюбуйтесь, в этом донесении они перечислены… Герье, она возглавляла московское отделение, структура фиксируется вот здесь… калужское, киевское, ростовское… В дальнейшем, как за другие дела приметесь, будете в них отсылки к РТО находить, это значит, что карточку тринадцать дробь тридцать шесть надо доставать и пополнять, а все, что из этого дела к другим может относиться, лучше сразу отдельно фиксируйте… Вот, есть ниже особая графа - "Смежные организации". Например, смотрите, протокол допроса Андрея Бугаева, более известного как поэт Андрей Белый, он у нас тоже теософ, ха-ха…
На физиономии заведующего сектором играла самодовольная улыбка.
"Боже, куда я попал? - подумал Олег, без особого успеха борясь с отвращением, что поднималось из глубин души подобно мути со дна потревоженного ногами купальщиков водоема. - Протоколы допросов, досье и мерзкие тайны. Это же еще одна полиция, даже хуже, что-то вроде спецслужбы по надзору за тайными обществами… почему ее не подчинили Ованесяну?"
Хотя вполне могло быть так, что в ведомстве вождя безопасности империи, командира ОКЖ имелся какой-нибудь отдел или сектор, в свою очередь занимающийся оккультистами и теософами. Вот только мир, лежащий за пределами черного государства, "опричнины" Хаджиева о существовании этого подразделения в НД не знал.
- Умерших необходимо отмечать отдельно, - продолжал пояснения Степанов. - Крестиком. Интересуют они нас куда меньше живых…
Олег слушал вполуха, зная, что память все зафиксирует, а сам думал о своем.
Зачем, ради чего он пахал все эти годы, забывая об отдыхе, о семье, вообще обо всем? Чтобы оказаться в подчинении вот у этого сладкоголосого специалиста по масонам, заполнять карточки и сидеть в пыльной конторе?
Может быть, стоило когда-то давно отказаться, соскочить с ленты несущегося со страшной скоростью конвейера, где не только ты сам собираешь конструкции из слов, мыслей и образов, но при этом еще и разбирают тебя самого, понемногу, по кусочку вынимая из души способность радоваться жизни, расслабляться, сопереживать, даже любить…
Может быть, тогда и Анна не ушла бы от него? И Кирилл остался жив?
При воспоминании о сыне стало так плохо, что на мгновение помутилось перед глазами, голос Степанова истончился, превратился в комариный писк, а когда вернулся, то выяснилось, что заведующий сектором спрашивает:
- Что с вами? Вы так бледны?
- Все в порядке… - отозвался Олег, напрягая все силы, чтобы голос звучал более-менее нормально.
- Может быть, врача?
- Нет, врач мне не поможет.
Врачи и так сделали все, что было в их силах, и теперь надежда только на время и на собственное тело… прежним ему не стать, но есть надежда на то, что хотя бы вернутся силы, уйдут приступы и восстановится нога.
- Ну, как знаете, - Степанов покачал головой. - Если все понятно, то приступайте. Возникнут вопросы - обращайтесь, буду рад помочь. Как карточка будет готова, покажете. Проверим все, а затем отнесем в канцелярию, чтобы Лидочка все перепечатала набело.
- Хорошо, - Олег подвинул к себе папку - какова бы ни была его новая работа, ее нужно делать, и делать хорошо, и не потому, что заставляют или это кому-то нужно, а ради того, чтобы уважать себя самого.
Как выразился заведующий сектором - наша святая обязанность - раскрывать и обезвреживать идеологического противника? Выходит, что статский советник Одинцов теперь стал ничуть не лучше, чем любой из презираемых им сыщиков ОКЖ, а то еще и хуже…
Он погрузился в дело тринадцать дробь тридцать шесть с головой, чтобы заставить себя забыть обо всем, о родных и друзьях, о бывшей работе, о самом себе и о том, что происходило с ним в последнее время.
Взять лист, просмотреть, вычленить нужное, записать…
Работа для пока не изобретенного механизма, и он сам должен стать таким механизмом, холодным и спокойным, не знающим, что такое душевная боль, сомнения, волнение, гнев и отвращение.
Работа для обычного клерка…
Хотя нет, не совсем так, в папке попадались документы времен уже Вечной Империи, отпечатанные на розовой бумаге - чтобы иметь право читать подобные, нужно получить высшую степень допуска, а это не так просто, сначала тебя проверяет шестое делопроизводство департамента полиции, затем управление имперской безопасности, и под конец личный отдел секретариата партии.
Организация со скромным названием, но с такой репутацией, что возглавлявшего ее Александра Щербакова именовали "серым кардиналом ПНР". По слухам, его опасался сам Хан, и бесстрашные, победоносные генералы во главе с Тухачевским вздрагивали, слыша это имя.
Работа понемногу двигалась, Степанов входил и выходил, говорил по служебному телефону, пару раз к нему заходили люди. За окном вороны, похожие на крохотные военные самолеты черного цвета, чертили круги на фоне серого, безрадостного неба.
- Ну что, коллега, - сказал заведующий сектором в один момент, и Олег не сразу понял, что обращаются к нему - как раз заносил в графу "Смежные организации" сведения о питерском отделении "Ордена звезды на востоке". - Два часа, самое время для того, чтобы слегка перекусить, да-с. Приглашаю вас присоединиться ко мне - мы с коллегами собираемся по-товарищески, чаи гоняем.
- Но я же не… - начал Олег.
- Деньги Лидочке на это дело сдаем раз в месяц, по двадцать рублей, но вы не беспокойтесь, - Степанов улыбнулся и махнул рукой, показывая, что догадывается о причине смущения собеседника. - С первого же жалования отдадите, а пока будете нашим гостем. Хорошо?
- Как скажете, - Олег вздохнул.
Чай накрывали в канцелярии, вотчине упомянутой уже Лидочки, рыжей барышни лет тридцати, числившейся секретарем сектора. За отгороженной шкафами частью помещения располагался стол, покрытый цветастой скатертью, на нем были расставлены чашки, тарелки, вазочки, имелся даже самовар.
В воздухе витал запах чайной заварки и свежей сдобы.
Степанов и Олег пришли последними, когда все стулья, кроме двух, оказались заняты.
- Теперь нас стало больше, - сказал заведующий сектором, - надо добыть еще один… Располагайтесь пока на месте Петра Петровича.
Одинцов без аппетита грыз баранку, осторожно прихлебывал горячий чай, и исподтишка рассматривал людей, с которыми ему предстояло работать. Степанов был намного старше всех без исключения подчиненных, все они, похоже, не так давно покинули студенческую скамью и наверняка чем-то проявили себя в науке… ведь за что-то же их взяли в "Наследие", да еще и в такое специфическое подразделение?
- Народу у нас немного, - сказал Степанов, заметив, должно быть, изучающие взгляды Олега. - В других секторах куда больше, в археологическом чуть ли не сотня, и не меньше у идеологов, у Вернадского.
- Но зато пользы от нас куда больше, - буркнул розовощекий молодой человек с шапкой черных волос. - Чем они там занимаются, воду в ступе толкут, и это когда наша евразийская родина в опасности!
- В какой же она опасности? - сказал рыжий, крепкий парень, деловито резавший колбасу. - Наваляем мы им всем, как и в прошлый раз наваляли, и в позапрошлый, как всегда, вот увидите! Неужели есть в мире армия, что способна сравниться с нашей, а? Ни за что не поверю!
Олегу стало неловко - то, что для него было пропагандистским клише, инструментом, для этих вот молодых интеллектуалов являлось истиной, жизненным фактом… надо же, "евразийская родина", он и не думал никогда, что кто-то может употребить подобное словосочетание в обычном разговоре, безо всякой рисовки.
- Болтаете много, ребята, да-с, - Степанов нахмурился с показательной строгостью. - Придет в институт разнарядка на призыв, так я в эту самую несравненную армию вас и отправлю.
- Не придет, у нас же бронь, - возразил кто-то, но прозвучало это не очень уверенно.
- Может и прийти, - заметил молчавший до сих пор сосед Олега по столу, низкорослый, но очень широкоплечий. - Вон, у меня брата двоюродного призвали, а у него тоже вроде бы бронь была, только партийная, но ведь она не хуже нашей. А кто знает, сколько эта война продлится, вон, Штаты к Антиевразийскому пакту присоединились, что, если и они среди наших врагов окажутся?
- Ну, ты загнул, Борис, - рыжий скривился. - Тебя-то вот за такие речи как раз…
"В фильтрационный лагерь" - закончил про себя фразу Олег.
В заведения подобного рода, подчинявшиеся ведомству Хана, обычно попадали болтуны, не умеющие держать язык за зубами.