- Немецкий офицер, в войну находился в одной из африканских колоний. Михаил Александрович попросил зачислить его на нашу службу в чине капитана. Так же, как другого немецкого офицера, если не ошибаюсь, он принял русскую фамилию своей матери - Фомин, - воевавшего в той же Африке. Я подписал соответствующий приказ. И еще побеседовал с ними - этот полковник Фомин показал удивительный дар предвидения, многое сбылось…
Колчак замолчал, нервно закурил папиросу. Молчал и Ермаков, переваривая услышанную информацию, которая прекрасно дополнила рассказы наскоро опрошенных ижевцев на станции Иннокентьевской.
"Так вот какая у нас Кассандра выявилась. Странные у Михаила Александровича немцы в качестве флигель-адъютантов, с автоматами ППС и пехотными "дегтярями". Они, вне всякого сомнения, спасли императора в Перми от казни. А оружие говорит об одном - эти немцы такие же "попаданцы", как азм, грешный, только стволы как-то протащили. Поговорить нужно с ними серьезно", - надолго задумался Ермаков, смоля очередную папиросу, от которых во рту стояла горечь. Но сказал адмиралу полковник совсем иное:
- В нашей Сибирской армии вернулись к императорскому чинопроизводству, - Ермаков лукаво улыбнулся и многозначительно посмотрел на адмирала, поймав взгляд. Сейчас они смотрели глаза в глаза, и что-то дрогнуло в душе бывшего Верховного правителя.
- Вы хотите сказать, - начал было адмирал, но Ермаков перебил его, хотя понимал свою бестактность. Но в данный момент именно она и была нужна, дабы показать искренность.
- Премьер-министр Вологодский сегодня утром отправил Михаилу Александровичу телеграмму с предложением, от которого государь, - полковник надавил на последнее слово, - не сможет отказаться!
- С каким предложением? - Адмирал не удержался от любопытства.
- Я не могу повторить дословно, ведь Вологодский юрист и тщательно подбирал формулировки. Но суть в следующем - Сибирское правительство считает отречение Михаила Александровича в марте 1917 года в пользу Учредительного собрания недействительным, так как последнее не удалось собрать в полном кворуме. Тем более что захват власти большевиками не позволит в ближайшие годы заново провести всероссийские выборы. Потому наше правительство признает его императорское высочество лишь местоблюстителем престола.
Вместе с тем правительство признает один из его императорских титулов, а именно - царя Сибирского. И вплоть до созыва Сибирского земского собора, а только он правомочен решать вопрос о монархии, Михаил Александрович может царствовать на освобожденной от большевиков территории Сибири и Дальнего Востока при подписании соглашения с правительством о разграничении полномочий.
- Вологодский это предложил?! - потрясенно воскликнул Колчак, удивление его было безмерным, ибо монархических симпатий у своего бывшего премьера он раньше не наблюдал, хоть и провели рука об руку целый год. А тут такая метаморфоза - и адмирал задумчиво покачал головой.
- Министры Сычев, Яковлев и я, как командующий армией, нашли доводы, чтобы убедить Петра Васильевича сделать такой шаг ради будущего нашей с вами России, - Ермаков внимательно посмотрел на адмирала.
- Александр Васильевич, мы решили не выпрашивать у союзников признания де-юре, а вернуть России прежний статус путем определенных маневров. Сибирское правительство рассчитывает, что если на какой-нибудь освобожденной от большевиков территории пройдет свободное народное волеизъявление, в котором прозвучит призвание государем Михаила Александровича, то с нашей стороны последует немедленное признание императорского титула. Более того, этой российской государственности, пусть даже ограниченного масштаба, будет оказана любая помощь, вплоть до военной. И предложение воссоздать на федеративных или конфедеративных началах новую Российскую империю.
- Почему Вологодский не сообщил мне вчера вечером о телеграмме? - глухо сказал Колчак и расстегнул верхнюю пуговицу кителя, потер пальцами шею, словно воротник стал душить его.
- Он отправил ее позже вашего с ним разговора, и после того, как мы обсудили возможности выхода из создавшегося положения. Теперь все зависит от вас - приложите ли вы все свои силы к будущему свободной от большевизма России или нет.
- А как понимать это? - Колчак тронул рукой лежащий на столике перед ним заряженный наган.
- Я искренне прошу извинить меня за несдержанность, примите во внимание мою молодость. Как командующий армией, я обязан был вас выслушать и принять взвешенное решение, не поддаваясь эмоциям.
Колчак побледнел, и тут же на его щеках выступил багровый румянец. Такой удар стал для самолюбия нестерпим. По сути, извиняясь перед ним, Арчегов ткнул его носом еще раз - ведь вчера адмирал не стал слушать Вологодского, всего час назад на повышенных тонах говорил и с полковником. А ведь он считал себя Верховным правителем России, зрелым во всех смыслах человеком. И получить такую завуалированную выволочку от офицера, который ему по возрасту годится в сыновья.
- Вчера я получил экстренную телеграмму из Читы от одного генерала. Вологодский назначает его моим заместителем, то есть первым помощником. Он будет командовать авангардом в наступлении на Красноярск.
Ермаков решительно сменил тему разговора, он догадался, какой жуткий стыд испытывает адмирал.
- Вот телеграмма. Прошу прочитать, Александр Васильевич.
Полковник достал из кармана куртки сложенный листок бумаги, развернул его и протянул Колчаку. Тот взял телеграмму, пробежался взглядом по отпечатанным строчкам, медленно, но вслух прочитал:
- "Командующему Сибирской Императорской армией полковнику Арчегову. Копия военному министру Сиб. правительства генерал-майору Сычеву Ваше превосходительство, в такой момент времени долг и присяга перед монархом и Россией велят мне находиться в рядах вверенных вам войск. Готов встать в строй даже прапорщиком. Генерал от кавалерии, граф Келлер".
Румянец на щеках адмирала сменился бледностью. Колчак задумался на минуту, потом его лицо внезапно ожесточилось. Он быстро застегнул ворот кителя и рывком встал с дивана, резко бросив руки по швам. Не ожидавший такой реакции адмирала, поспешно вскочил с места и Ермаков.
- Ваше превосходительство! - чуть глухим, но внятным голосом проговорил адмирал. - Готов немедленно встать в строй вашей армии мичманом. Или закончить…
Колчак не договорил, бросил выразительный взгляд на лежащий перед ним револьвер. Его лицо выражало жертвенное спокойствие, как бы говоря - моя жизнь принадлежит России, а смерти я не боюсь.
В горле у Ермакова запершило, он сглотнул, пытаясь преодолеть нахлынувшее волнение. В глазах предательски защипало. За секунду перед ним пронеслась вся его жизнь, та, прежняя. Полковник попытался вспомнить, был ли хоть один генерал, что прилюдно в декабре 1991 года отказался от сытой жизни, генеральского пайка и жалованья, оставшись до конца верным Советскому Союзу. Были ли офицеры советской армии, которая в одночасье превратилась в российскую, что с презрением отказались от новых чинов и должностей, сохраняя искреннюю верность советской власти?
Он пытался припомнить, а память услужливо показывала сытые и лощеные генеральские лица, что с жадностью принялись "прихватизировать" армейское имущество, их тупое самодовольство и вековое хамство. Холуйство внизу и чванство наверху, ставшее обыденным явлением очковтирательство и стукачество, жертвенность взводных и ротных на войне и брезгливое равнодушие начальства к пролитой крови.
Это была не его армия, он понял это давно. Его армия здесь и только здесь, где полный генерал отказывается от всего, кроме чести, и работает сапожником. Эта его армия, где офицеры дружно встают в строй рядовыми и берут в руки винтовки, где нет стукачей и почти нет трусов. И даже кровавая междоусобица не смогла выбить из душ такие понятия, как честь, долг, верность! Может, дело в том, что эти понятия сохраняются лишь при служении монарху?! Ведь "демократическая" власть, что там, что здесь, только говорит об этих принципах.
Но показывает и прививает людям совершенно противоположное, без чего невозможно само ее существование - обещать, но не давать, оболванивать и обманывать свой народ, иначе не дадут хапать побольше, жить припеваючи. Ну а рядовые сограждане пусть сдохнут, лишь бы было тихо, и на кресло не капало…
- Ваше превосходительство может принести России великую пользу. А это, - Ермаков показал на наган, - лишнее. Судьба уже сделала за вас выбор, а потому следует на нее положиться. Помните, как у Пруткова - каждый человек принесет пользу, токмо находясь на своем месте. Вы моряк, Александр Васильевич, более того, вы флотоводец. Политика не ваша стезя. Потому прошу вас заняться своим прямым делом. И присядьте, пожалуйста, а то как-то неудобно говорить о серьезных делах стоя.
- В какой должности вы меня видите, Константин Иванович?
- Вы примете командование над кораблями, отправляющимися в Крым. Это вспомогательный крейсер "Орел" и один или два военных транспорта. Я прошу вас отплыть как можно быстрее - ваш поезд будет немедленно отправлен во Владивосток особым литером, послезавтра. А теперь о главном…
Ермаков закурил папиросу и пристально посмотрел на адмирала, глаза в глаза. Колчак был собран, взгляд решительный и строгий.