– Я, молодой человек, давно ни во что не верю. Мне по долгу службы не положено. Вы уж от старика много не требуйте. Не довелось мне чудес на своем веку встречать. Но я человек штабной, скучный и неромантичный. Мое дело – вас руководству предоставить. Сейчас вас покормят, комнату удобную отведут. Только вы уж членовредительством не занимайтесь, покорнейше прошу. Это я к вам, Екатерина Георгиевна, обращаюсь.
– Не поверите, совершеннейшая случайность, – Катя покаянно ухватилась за измятую кофточку у горла. – Ой, некрасиво вышло! Я свои извинения мадам Артемовской хоть сейчас готова принести.
– В этом нет необходимости. Средства на лечение мы ей компенсируем. Только к охране прошу не приближаться. Напугаете-с, – подполковник небрежно кивнул и направился к двери.
– Господин подполковник! – Прот неуверенно встал. – Вы-то сами за руку меня не хотите взять?
Макаров приподнял бровь:
– Полагаете, имеет смысл? Я человек скромный и без предсказаний вполне спокойно живу. Мне, знаете ли, смерть от коня своего пророчить не нужно. Я на автомобиле передвигаться предпочитаю.
– Как пожелаете-с. Я вам про будущее ничего не открою. Возможно, о прошлом что-то объясню.
Подполковник погладил свою гладкую макушку и с неожиданным мальчишечьим любопытством сказал:
– Давайте поэкспериментируем, Прот Павлович. Только честно предупреждаю: я цыганкам с детства не верю. Вот такой материалист я скучный, даже в гипноз не уверовал. Желаете с таким неинтересным материалом попробовать?
– Я гипнотизеров никогда не видывал, – с сожалением признался Прот. – И цыганок боюсь. У них глаз недобрый. Только я, Алексей Осипович, к чудесам никакого отношения не имею. У меня просто голова больная. Но это не заразно, – мальчик протянул свою птичью лапку. – Рискнуть желаете?
– В качестве непосредственного знакомства? – Подполковник усмехнулся. – Почему бы нет? Вы личность в определенных кругах весьма знаменитая.
Большая рука Макарова поглотила хрупкую кисть мальчика.
– А вы, Алексей Осипович, очень сдержанный человек. Двое детей, жена. Хорошо, что вы их подальше отправили, – Прот бормотал тихо, одними губами. – Старший у вас действительно излишне вспыльчив. Вам бы за ним последить не грех. Ну, даст бог, и супруга ваша с сыном справится. Не сомневайтесь, средств им пока хватает. С расчетом хозяйствуют…
Подполковник кивал, пряча улыбку в углах рта. Прот тоже улыбался, только не насмешливо, а скорее печально.
– …благополучный вы человек, – бормотал Прот. – Службу… службу вы поменяете. Нет, вперед мне нельзя. Прошлое только. Да. Вы не жалейте ее. Анечка быстро ушла. Без боли. В сон, как в сказку. Все думала, как вам о том расскажет.
Макаров побледнел в одно мгновение. Казалось, высохшая кожа пергаментом облепила кости лица, хрустнула и осыпалась. Нет, просто болезненная гримаса, промелькнувшая на лице подполковника, молниеносно исчезла. Но и закрепить на скулах прежнюю доброжелательную полуулыбку Алексею Осиповичу никак не удавалось. То, что он выдернул свою ладонь из слабых пальцев мальчика, подполковник, по-видимому, не заметил. Прот, тоже словно не замечая, продолжал бормотать:
– И на матушку вашу покойную вы не грешите. Она ведь не знала, что у вас с девочкой… истинно сердечно было…
– Прот! – Катя с шипением слетела с диванчика.
Подполковник отступал от мальчика. На лице Макарова застыло отстраненное выражение. Похоже, господин контрразведчик собирался грохнуться в обморок.
Прот заморгал. Катя проскочила мимо него, собираясь ухватить подполковника за рукав. Но Макаров плюхнулся в кресло сам. Неловко потянул зацепившуюся кобуру револьвера. Когда в залу заглянули обеспокоенные часовые, все выглядело в рамках приличий.
Подполковник сглотнул остатки пива. Ужас в его глазах постепенно сменялся смущением.
– Это от погоды, – сказала Катя. – Давление сегодня высокое. И переутомились вы, Алексей Осипович. Впрочем, рядом с Протом так бывает. Голова ни с того ни с сего кружится. Уникальный он мальчик. Вы хоть услышали что-нибудь? Только ведь в контакт вошли, и, пожалуйста, дурнота накатила. Ну ничего, в следующий раз попробуете.
– Что он сказал?
– Мы же оттуда не слышали. Да, собственно, вы только за руку его взять и успели. Ему и самому поплохело.
Прот сидел рядом с Витой, выглядел, как обычно, помятым и несчастным, но не слишком обморочным. Возможно, оттого, что Витка сочувственно гладила его по макушке.
Подполковник глянул на стакан в своей руке:
– Вероятно, я вас обделил порцией "смягчающего средства"?
– Проту достаточно пары глотков. Запах хмеля благотворно действует. Не пропадать же остальному?
– Вы, Екатерина Георгиевна, весьма практичная дама.
Подполковник побрел к двери. Катя со сложным чувством посмотрела в его слишком прямую спину. Да, этак мы и контрразведку достанем. Прот с Виткой шептался на диванчике.
– …ему десять лет было. Ей, наверное, столько же. Скарлатина. Попрощаться с девочкой ему не дали.
– Прот, – сурово сказала Катя, – ты больше так не делай. Перебор.
– Почему? Потому что вам его высокоблагородие понравилось?
– Не дури. Понравился – не понравился – дело десятое. Вот челюсть он тебе мог запросто сломать. В состоянии аффекта. Ты не норови на самое больное людям наступать. Без нужды, во всяком случае.
– Нужно было, чтобы он поверил. Личное – самое действенное. И видно его ярче. Ведь не про то, как ему обещанный орден не дали, было рассказывать? Не поверил бы.
– Я в мышеловку вечно пытаюсь лезть, и ты туда же, – скорбно сказала Катя. – Стоило его так вздергивать? Он же не сопляк какой-нибудь. Зачем ты его вообще остановил? Шел он себе и шел.
– Он вам понравился. Пусть поверит, что я могу, – угрюмо сказал Прот.
Катя между двумя этими утверждениями особой логики не уследила, но промолчала. Зато Витка возмутилась:
– Хто понравился?! Этот плешивый?!
– Все, заглохли! – шепотом рявкнула Катя. – Распустились. Разведгруппа сопливая. Отдыхайте, хрен бы вас взял. Черт, дадут нам в этом бардаке жрать или нет?!
Припозднившийся обед все-таки подали. Основное блюдо составил едва теплый солдатский борщ, но, поскольку мяса в нем хватало, разведгруппа особо не привередничала. Комнату "гостям" отвели тихую – снаружи зарешеченное окно почти заслонял ствол огромного тополя. Катя подремала под шелест листвы. Издалека доносились голоса солдат, ржание лошадей. Хотя за дверями торчали часовые, Катя чувствовала себя совершенно безмятежно. Сквозь дрему думала, что так и не поняла: свои кругом или наоборот? Вот же извращенная штука гражданская война – то все по тебе стреляют, то борщом кормят. Впрочем, еще не вечер.
На казенных металлических койках посапывали Вита и мальчик. Из-под простыни торчали грязные пятки девчонки, по ним бегали-щекотали веселые пятнышки тополиного солнца.
Катя по-настоящему заснула. Снилось, что спит на служебном диванчике, слышит гул шумного Комсомольского проспекта.