Сентябрь 1614
Князь Пожарский медленно проехал меж понурых бородачей со связанными за спиной руками. Чуть поодаль, у самого входа в ямской двор, громоздилась куча брошенного оружия - не абы какого, но все же.
- Да - а, братец… - князь Дмитрий погладил седеющие усы, - лихо ты их. На такую - то ораву - и в одиночку!
- Отчего же в одиночку? Казаки Варравы в самый раз подоспели. Как и говорено было, - ответил Францишек, в православном крещении - Федор Згурский.
- Оно, конечно, верно. Да только в самую пасть ты голову сунул.
- Мне место то давно уж подозрительным казалось. В Москву ли, от Москвы ехать по этому тракту, а повелось так - с постоялого двора люди уезжают чуть свет, далее их никто не видит. И по дороге - ни крика, ни шума, ни следов каких. Вот я и сообразил, что отсель из тех, кто пропал, никто, поди, и не выезжал. А что люди сани да кибитки видели - то лишь игра, морок. Сами разбойнички, переодевшись, и ехали. Следы путали.
- Молодец, удумал.
- Что удумалось, что Варрава надоумил. Он же сам в младые годы разбойничал. Как - то на монастырский обоз напал, а там охрана знатная. Изловили его, да и положили на суку вздернуть, но тут ему свезло - аккурат канун Христовой Пасхи был. Вот в память о разбойнике, которого в тот день помиловали, и Егория жизни не лишили. С тех пор к нему прозвание "Варрава" и пристало.
- Вот, значит, отчего он за тебя тогда за саблю схватился. Неспроста в молнии божий знак увидал.
Згурский чуть заметно улыбнулся.
- Расскажи, как дело было, - продолжил князь.
- Под вечер прискакал я сюда, спросил себе горницу отдельную, коней накормить да почистить, обед самый наилучший… Когда до монет дошло - открыл ларец, а там поверху серебряные рубли да талеры. Трактирщик как глянул, так сразу добрым стал. Как Варрава говорит, "хошь до болячки прикладай". Правда, горницы свободной у него не сыскалось, так предложил мне в бане заночевать - там, мол, к предбаннику настоящие хоромы пристроены.
- Ну ты, ясно дело, согласился…
- Как не согласиться? Я еще до того, как в трактир заехал, место это кругом обошел. К заднему двору от леса тропка ведет - к баньке можно незамеченным добраться и уйти тихо… Трапезу мне хозяин щедрую выставил, тут жаловаться грех. Правда, в вино зелья сонного подмешал, ну так я ж его не упредил, что вина не пью… А как я вроде бы захмелел, чуть за полночь слышу - шорох. Глянь - лучик света пробивается, да щеколда тихо - тихо так ножом подымается. Я на лавке сел, ларец открыл, а там под монетами - восемь пистолей заряженных. Дальше что рассказывать? Как дверь открылась, монеты на пол сыпанул. Разбойнички - кто стоять остался, кто за деньгами кинулся. Я пальнул, потом за саблю схватился, а там и Варрава подоспел.
- Экий хват! - довольно заметил Пожарский. - Немалую шайку взяли! Проси себе награды.
Взгляд Францишека Згурского стал пристально испытывающим.
- И что спрошу - исполнишь?
- Мономашьего венца не обещаю, однако ж…
- Венец мне без надобности. Отпусти, князь, домой натри месяца.
- А на что тебе домой? Или тебе здесь плохо?
- Меня король Владислав не просто так в Московию с посланием к царю Михаилу направил. Он меня на верную смерть отослал.
- Вот те на! Или ему этакие молодцы не нужны?
- Пожелал зазнобу мою, невесту, замуж выдать. За тем и спровадил меня на гибель неминучую. Невеста поклялась год с половиной ждать, замуж не идти - время скоро истекает, медлить нельзя.
- Так ведь там порешат тебя.
- Может, и порешат. Может, и нет… Как выйдет. Пред тобой я чист, пред королем Владиславом - также. Я его волю до конца исполнил. Он мне наказал оставаться при царе Михаиле и быть ему послушным - так оно и сталось.
- Да… неправое дело, кривда злая… Что ж, отпускаю, езжай. Но только вернешься ли?
- Слово даю - вернусь. Коли через три месяца не будет, то, стало быть, убили меня. Тогда не обессудь, князь.
- Верю тебе. Езжай. - Пожарский вздохнул и погладил бороду. - Хотя стой. Спросить хочу. Ты, часом, не знаешь, что ж такого - разэтакого в королевском послании было, что Михаил тебя вдруг повесить вознамерился?
- Знаю. Родич мой - королевский секретарь. Он мне и поведал про то, что король Владислав каверзу задумал. И о письме рассказал. Владислав царю Михаилу слал привет свой и на царство благословение. Новый русский царь при нем прежде бестужно жил и жалован был немало. Вот король ему и отписал: мол, зла и обид я на тебя не держу, ибо ведаю, что московиты инородца да иноверца на троне не признают. Но ежели Михаил, как и прежде, Владиславу на верность присягнет, то быть меж ними империуму. И станет Михаил королю Владиславу первым другом и помощником. Нынче вон шведы под Новгородом и Псковом царю досаждают, ну а коли примет Михаил царство из рук короля Владислава, то заедино против шведов пойдут. А так как шведские земли по закону тоже королю Владиславу подвластны быть должны, то когда поход сей победой завершится, империум новый превыше всех иных европейских держав будет.
- Завлекательные письмена, - покачал головой Пожарский.
- Не мне о том судить. Да только родич мой как есть заверил, что Михаил на такое дело ни за что не согласится.
- Потому и сталось как по - писаному. Ладно. - Пожарский положил руку на плечо соратника. - Как минет три месяца, жду тебя на своем дворе. Лети, сокол, да не настигнут тебя вражьи стрелы.
Начало мая 1924
Городок, вернее большое село, Елчаниново располагалось в десяти верстах от железной дороги. Быть может, черкни карандаш неведомого инженера - путейца чуть левее, и стало бы оно волостным центром. Но не судьба - так и приходилось возить на станцию подводами мясо и колбасы из городских коптилен, кожаную обувь и свечи местных фабрик, да зерно с паровых мельниц.
Дорога к "железке" с утра по будням всегда была забита телегами, и автомобиль начальника милиции то и дело сигналил, пугая лошадей. Наконец дребезжащий латаный авто выехал на центральную улицу Елчанинова, с недавних пор сменившую название Александровская на более уместное - Третьего Интернационала.
- Вот что я тебе скажу, Судаков, - разглядывая кресты на колокольне Борисоглебского собора, небрежно бросил начальнику милиции представитель волостного ГПУ по фамилии Гуц, - прислали вы в центр бумагу - мол, собрание горожан единодушно просит сменить старорежимное название вашего села на гордое имя "Парижская коммуна". Что сказать, я поддерживаю такое начинание. В самом деле, кто таков есть этот Елчанинов? Небось помещик местный?
- Воевода, - не прекращая крутить баранку, пояснил начальник милиции. - Я когда в реальном училище обучался, нам поп рассказывал, что еще при царе Михаиле Романове воеводу с отрядом против татар послали, вот он на высоком берегу нашей Стуженки поставил острожек. А из него после и городок вырос. Сам Елчанинов здесь в бою погиб.
- Да как бы то ни было… Воевода - тот же помещик! Вы же должны отрясти прах его со своих ног, если желаете идти в новый мир.
- Ясное дело, желаем. Кто же не желает?
- Это ты, Судаков, глупость сейчас брякнул. Расслабился, бдительность утратил. Много кто не желает! А вот ты хоть и не совсем еще коммунист, но по натуре своей большевик, ответь мне, куда ваша партийная организация смотрит? Отчего над всей округой это паучье семя, - проверяющий ткнул пальцем в кресты, - своими пыточными орудиями сияет?
- Ну так… Повелось…
- Я ж говорю - бдительность потеряли. Рано вы на такое высокое звание замахнулись! Какая уж тут Парижская коммуна? Разве может быть этакое позорище при Парижской коммуне?
- Исправимся, - вздохнул Судаков и тут же притормозил у тротуара единственной в городе мощеной улицы, чтобы поздороваться с молодой женщиной. - Доброго дня, Таисия Матвеевна! Как здоровьице?
- Благодарю вас, Петр Федорович. - Женщина улыбнулась как - то особенно мягко, так что видавший виды гэпэушник нахмурился и мотнул головой - что за наваждение?
- Как Варька моя?
- Варвара - очень способная девушка и очень старательная. Сегодня у нее - "отлично".
- За "отлично" благодарствуйте! - Начальник милиции приподнял шоферскую кожаную кепку и улыбнулся, поглаживая кавалерийские усы.
- Кто такая? - быстро спросил проверяющий, когда громыхавший по брусчатке старенький "форд" отъехал дальше.
- Учительница здешняя. Словесность преподает, рисование, музыку, географию, опять же…
- Из бывших? - конкретизировал вопрос зоркий чекист.
- Да как сказать…
- Как есть, так и говори.
- Ну, ежели толком, мало что известно. В восемнадцатом году ее с дочерью у вас на станции приняли - "испанка". Еле выжили. А как оклемались, в госпиталь сестрой милосердной устроилась. В войну в поезде санитарном служила.
- Да что с того, что служила! Вон императрица с дочерьми, сказывают, тоже в сестрах милосердных ходили.
- Эта небось не великая княжна.
- А ты почем знаешь, кто она да откуда?
- В документах значится - солдатка.
- И где ж тот солдат?
- В германскую без вести пропал.
- Такие без вести пропавшие сейчас по заграницам тыщами скрываются!
- А сколько их в землю легло? - с укором поглядел милиционер. - Без могилы и доброго слова. Того поболе будет.
- Вот странный ты человек, я погляжу. Тебя советская власть поставила за порядком надзирать, а ты здесь демагогию разводишь! По повадке видать, что дамочка из бывших, а представитель боевого отряда советской власти ей чуть ли не в пояс кланяется!