Дождавшись, когда приступ кашля пройдёт, он снял с шеи медную цепочку с бронзовым ключом, засунул ключ в замочную скважину, повернул. Нет, чем-то подпёртая снаружи дверь даже не шелохнулась, дыма становилось всё больше…
Закрывая нос рукавом рубахи, Егор отошёл к противоположной стенке, прыгнул вперёд, ударил в дверь плечом. Ещё раз, ещё. Было больно, лёгкие буквально "горели". Удар, ещё один, ещё… Только с двенадцатой попытки дверь распахнулась, слетев с верхних петель.
Егор вышел из своего жилья, набрал в лёгкие - полной грудью свежего воздуха: был обычный русский рассвет, уже даже "зарассветье", часов шесть утра. Где-то далеко печально мычало кукуйское стадо, уходящее в русские поля…
Домик горел сразу в двух местах: лениво дымился правый северный угол, да низ дощатой двери, видимо, щедро облитый каким-то хитрым составом, пылал достаточно бодро и весело.
Заскочив обратно в помещение, Егор схватил первую подвернувшуюся под руку дерюжку, выбежал обратно, в течение трёх минут оперативно затушил оба источника возгорания.
Вокруг было тихо, ни души.
- Ничего себе - встреча! - возмутился вполголоса Егор. - Только что прибыл, а кто-то уже сжечь хотел, спалить заживо! И почему это никто дыма не заметил, не поднял тревоги?
"Совсем не обязательно, что это именно меня хотели отправить на тот свет, - подумалось. - Может, это настоящий Александр Данилович здесь кому-то насолил знатно. Ладно, разберёмся…"
Он с трудом повесил тяжёлую дверь обратно на петли, защёлкнул замок с помощью бронзового ключа, отошёл на несколько метров в сторону. Выяснилось, что его каморка являлась половинкой маленького домика под плоской крышей, с двумя одинаковыми входными дверьми по бокам.
"Интересно, а кто у нас сосед? - озаботился Егор. - Надо будет как-то прояснить…"
Просторный ухоженный двор, с южной стороны - симпатичный кирпичный домик, практически - коттедж. Далее поляна - сплошной газон, зелёный и нежный. Со всех сторон на приличном расстоянии у низенького забора располагались самые различные строения: низенький амбар, скотный двор, сарай, русская баня, сенник, конюшня, пара треугольных погребов, колодец-журавль…
"Неплохой у Лефорта земельный участок, - отметил Егор. - Гектара полтора будет, а то и все два…"
Навстречу ему выскочила, радостно лая, низенькая и смешная собачка - сплошные уши. Собачка не верещала, не пласталась, она просто рассказывала о том, что она очень рада этому светлому утру, этому скромному рассвету…
Егор, ласково почесав собачонку за развесистыми ушами, не мешкая, пошёл к дворовым постройкам, надеясь обнаружить там нужник. Ага, вон пожилой мужик в потёртом кафтане и в смешном войлочном колпаке на голове, держа в руках несколько зелёных листьев лопуха, вошёл в небольшой деревянный сарайчик, стоящий на отшибе. Через минуту-другую туда же попытался пройти молоденький парнишка в длинной холщовой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Выяснив, что дверь заперта изнутри, паренёк недовольно сплюнул в сторону и справил малую нужду прямо на угол сарайчика.
Не долго думая, Егор последовал примеру мальца, отойдя за ближайший амбар.
Что ж, теперь можно было заняться и серьёзными делами.
Егор пошёл на неясные голоса, раздававшиеся со стороны конюшни. Повернул за угол, там три мужика разного возраста окружили крохотного гнедого жеребёнка, о чём-то оживлённо споря.
- Данилыч, соседушка! Утро доброе! - радостно приветствовал Егора высокий кряжистый тип в кузнечном фартуке на груди и животе, заросший чёрной курчавой бородой, такое впечатление - по самые глаза. - У тебя же батяня - знатный лошадник! Вот, рассуди ты наш спор. Я говорю, что этот стригунок в бабках слабоват, да и дёсны у него желтоватые и рыхлые… Продавать его надо срочно, пока не отбросил копыта. Вот и Вьюга согласен со мной. А Васька балаболит, - ткнул корявым пальцем в худосочного юнца, лицо которого было щедро покрыто россыпью крупных алых прыщей, - мол, добрый конь получится из этого уродца. Вот рассуди ты нас, друг сердечный!
- Доброе утро, воистину - доброе! - важно провозгласил Егор, внимательно рассматривая лица спорщиков.
"Судя по тому, что кузнец обратился по отчеству, я здесь, определённо, в авторитете! - решил про себя Егор. - Поэтому и вести себя надо соответственно. Ну и лица у них: мальчишка весь в прыщах, у кузнеца физиономия разукрашена какими-то ямками и угрями, старик Вьюга и вовсе - одни сплошные оспины и родимые пятна. Видимо, совсем здесь плохо с косметическими препаратами…"
Егор неторопливо обошёл вокруг жеребёнка, присел, с видом знатока ощупал его ноги, нежно пальцем погладил по ноздрям, осторожно помял верхнюю губу, веско высказал своё мнение:
- Ты, Васенька, завсегда слушай старших. Они много чего видали по этой жизни. Никуда не годится этот коняшка-стригунок! Совсем слабый и хилый, чисто первый комар по ранней весне…
- Ну, Данилыч, ты горазд по-умному говорить! Иногда так завернёшь, хоть стой, хоть падай! - восхитился кузнец. - Только ты лучше здесь не ходи, хоронись, поближе жмись к господскому дому…
- Что так? - нарочито небрежно поинтересовался Егор.
- А то сам не знаешь?
- Не, ни сном, ни духом. Вот те крест!
- Да Фома тебя, Санюшка, ищет. Прибить грозится, бугай здоровый, - проинформировал рябой старик Вьюга. - Кто-то ему донёс, что ты его дочку Марфутку… Ну, того самого, сам знаешь, чего…
- Врут всё! - искренне возмутился Егор. - Наговор сплошной! Домогалась эта дура меня, врать не буду. Но отказал я ей, не нравятся мне такие глупые бабы. Где сам Фома-то сейчас?
- У себя, где ж ему быть ещё! - Прыщавый Василий махнул рукой в сторону сенника. - Мастерит чегой-то.
- Покедова вам, люди добрые! - кивнул головой Егор и бодро зашагал в сторону высоченного сарая, где складировали сено на зиму.
- Санюшка, ты уж там сторожись, не лезь сразу на рожон-то! - долетел обеспокоенный голос Вьюги.
У распахнутых настежь дверей сенника на массивной деревянной колоде сидел здоровенный детина средних лет, сноровисто насаживал на новое осиновое древко железные грабли. Большой такой дяденька - семь на восемь, восемь на семь, конкретный. Шикарная русая борода, пудовые кулачища, маленькие злобные глаза-щёлочки.
- Искали меня, дяденька? - вежливо спросил Егор, остановившись в семи шагах. - Так вот он я, пришёл сам!
- Иди ты! - вскинув голову, от души изумился Фома. - Сам пришёл? И не сгорел в огне? Сейчас я тебя казнить буду! Помирать будешь в муках страшных!
- Ничего не получится у тебя, боров грязный! - спокойно сообщил русобородому детине Егор.
- Почему это?
- По кочану это…
Фома резко вскочил на ноги, выпрямился во весь свой двухметровый рост, ткнул в сторону наглеца граблями, целя в лицо.
Егор ловко перехватил сельскохозяйственный инструмент за древко, вырвал из рук Фомы, отшвырнул далеко в сторону.
- Ну, а что дальше?
- Ты так-то? - взревел басом здоровяк и двинулся на ловкача, закатывая рукава своей льняной рубашки, расшитой весёлыми красными и зелёными котятами.
Уловив краем глаза, что к сеннику целенаправленно стягиваются любопытствующие, Егор несколько раз качнулся влево-вправо и, дождавшись, когда противник широко, от всей русской души, размахнётся своей правой рукой, ударил левым крюком Фому в область печени. Тот сразу же согнулся в три погибели, неловко присел на корточки…
Егор примерился и послал сопернику в ухо хук справа. Бить кулаком, правда, не решился, опасаясь нанести противнику серьёзное повреждение. Ударил открытой ладонью. Звон разлетелся - на всю округу, Фома отлетел метра на два в сторону, упал, покатился по земле, тоненько подвывая и отчаянно матерясь.
- Данилыч, сзади! Берегись! - громко прокричал кузнец.
Егор обернулся - прямо на него нёсся ещё один двухметровый амбал, украшенный холёной русой бородой, разве что помоложе Фомы лет на десять-двенадцать.
"Младший брат, наверное", - подумал Егор, ловко принял здоровяка на обычную "мельницу" и, пользуясь инерцией, отправил далеко вперёд. Покувыркавшись по траве, "младший брат" смачно приложился головой о деревянную колоду и затих, по его щеке потекла узенькая струйка крови.
- Убили, убили Федьку-конюха! - громко запричитала простоволосая растрёпанная бабища бомжеватого вида с фиолетовым фингалом под глазом.
- Цыц, ведьма! Умолкни! - гаркнул на бабу Егор, подошёл к неподвижно лежащему конюху, нагнулся, приложил указательный палец к жиле на шее, вслушался, после чего выпрямился и доходчиво объяснил зрителям:
- Живой он! Скоро придёт в себя. Вы ему, убогому, водички полейте на голову… А мне недосуг точить здесь с вами лясы. Прощевайте, братцы! - упруго зашагал в сторону кирпичного господского дома.
Подойдя к задней стене дома вплотную, Егор обнаружил, что дом был вовсе и не кирпичный - обычный бревенчатый сруб, аккуратно обшитый гладко струганными досками, которые, в свою очередь, были старательно выкрашены "под кирпич".
- Санька! Санька! - надрывался мужской голос с мягким иностранным акцентом. - Где ты, исчадье ада?
- У Алексея Толстого все называли Меньшикова в юности сугубо "Алексашкой", а здесь - кто во что горазд! - недовольно проворчал Егор и громко прокричал:
- Здесь я, бегу уже! - запихал за щеку войлочную полоску, предварительно скатанную в шарик.