Я направился к выходу, но в дверь зазвонили. Понятно, увидели свет в окне и явились. Шакалы! И ведь знают, что взять с меня нечего, разве что не первой свежести джинсы, трусы, пропахшие носки и турецкую футболку с незашитой дыркой, может, что-то ещё. И большой старинный шкаф, купленный лет пять назад. С детства люблю антикварные вещи, правда, денег на стоящие покупки никогда не хватало. А тут заскочил как-то в лавчонку, сбывающую недорогую мебель, увидел творение чьих-то рук и просто влюбился. Даже не знаю, что на меня нашло, но я с лёгкостью простился с запрошенными деньгами. Жена, конечно, ругалась, ей шкаф не нравился, не вписывался в светлую и воздушную обстановку семейного гнёздышка.
Жена... всё, что от неё осталось - запах духов в некогда общей спальне. И понимание, что не мне её винить. Я изображал мужа, вечно занятого работой, она с показным радушием выполняла обязанности хранительницы очага. Походы по гостям и ресторанам в редкие выходные, поездка в обязательные Египет и Турцию и всё... Нормальных человеческих отношений так и не сложилось. Мы были чужими под одной крышей, ненужными друг другу. Даже детьми обзавестись не успели. Впрочем, оно и к лучшему.
Как только финансовое положение дало течь, она ушла к маме. Я краем уха слышал, что вроде нашла себе кого-то. Ладно, надеюсь, ей повезло больше, чем мне.
В дверь заколотили, дубасили руками и ногами. Ещё немного и она полетит с петель. Я так и не удосужился поставить попрочней, понадеялся на сидящего внизу консьержа, выполнявшего заодно и роль присмотрщика за квартирами. В этом доме не воровали.
Кто-то стал выкрикивать угрозы и проклятия в мой адрес. Понятно, я даже знаю кто это. Увы, им от меня нужно немногое из того, что осталось.
На Руси испокон веков принято встречать смерть в чистой рубахе. Кажется, в шкафу одна завалялась. Я берёг её будто специально для такого случая. Она одиноко висела на вешалке, ждала звёздного часа. Ну вот, он наступил.
Я снял футболку, бросил её на кровать, подошёл к шкафу и распахнул дверцу.
Маленький русский городок, год 1909-й.
- Запускайте, Аркаша, - профессор тряхнул головой и прядь длинных, без единой седины, волос упала ему на глаза.
- Поехали, Аристарх Петрович, - помощник потянул за рукоятку рубильника.
Она с щелчком встала в верхнее положение.
Послышался монотонный гул, пол заходил ходуном, оба чёрных шкафа завибрировали в такт утробной 'музыки'.
- Я всё же не могу понять, Аристарх Петрович, что в итоге будет? - с любопытством и некоторой опаской спросил поручик, допущенный в святая святых.
Он сидел на стуле, широко расставив ноги в начищенных до блеска сапогах, упираясь грудью в прямую, обитую бархатом, спинку.
- Если всё пойдёт правильно, то положенный в закрытый шкап, который мы для простоты назовём 'первым', предмет, а именно бутылка 'мадам Клико' урожая 1893-го года, переместится в шкап номер два, причём без всякой посторонней помощи, - охотно пояснил профессор.
- Это что же - сама по себе прыгнет? - удивился поручик.
- Ну не сама по себе, это точно, - засмеялся Дементьев. - Мы создадим энергетическое поле, которое сначала разберёт предмет на мельчайшие корпускулы, а потом посредством того же энергетического поля частицы прибудут в приёмник, в качестве которого служит второй шкап. Тут действует поле иной, как бы сказать, - профессор помялся, - полярности. Под воздействием этой противоположной силы корпускулы примут первозданный облик. Во всяком случае, я так надеюсь.
- Значит, если эксперимент пройдёт как по маслу, мы сможем перебрасывать всё что угодно на любые расстояния? Скажем, войска, пушки, корабли?
- Пока нет, - добродушно улыбнулся профессор. - Хотя, кто его знает? Возможно, нам удастся сделать принципиально иные приёмники и увеличить дистанцию переброса, но, скорее всего, это будет задачей науки недалёкого будущего. Я же буду считать свой долг выполненным, если увижу бутылку шампанского во втором шкапу. Аркаша, как думаете - пора?
- Пожалуй, можно проверить, - помощник кивнул. - По моим расчётам времени было предостаточно, чтобы объект переместился в приёмник.
- Отключайте установку. Жаль, не хватает барабанной дроби. Она была бы весьма уместной! У меня даже замерло сердце, - признался Дементьев.
Гудение прекратилось.
Профессор медленно подошёл к шкафу, суетливо перекрестился и распахнул дверцу. В лицо дыхнуло дымом, впрочем, не едким и неопасным. Раньше такого не происходило, но не это удивило профессора, приготовившегося к любым неожиданностям, благо сюрпризов установка подкидывала немало. Определённо, что-то в эксперименте пошло не так, и профессор понял это, когда к его ногам выпал наполовину раздетый мужчина, которого Дементьев видел впервые. Более того, Аристарх Петрович мог поклясться чем угодно, что раньше его тут точно не было, да и быть не могло. Учёный сам проверял приёмник, перед тем, как Аркадий запустил установку.
К счастью, профессор отличался хладнокровностью. Он не отпрыгнул, не завопил, даже не испугался появлению незапланированного незнакомца. До него вдруг дошло, что экспериментальная установка оказалась большим, чем ожидалось. Намного большим! Профессор осознал перспективы, и тогда ему по-настоящему стало страшно!
- Господа, а где шампанское? Где 'мадам Клико'? - с энтузиазмом вопросил поручик, который так ничего и не понял.
Понадобилось немало времени, чтобы я осознал простую как три рубля истину - благодаря стараниям чудаковатого профессора с бородкой клинышком и пенсне меня занесло в прошлое, ровно на сто лет назад. Открытие не стало шоком. Удивить человека двадцать первого века непросто, почти нереально. Если бы Березовский приехал в Россию и передал все активы государству, а Ходорковский сказал, что хочет до конца жизни шить рукавички, чтобы искупить все грехи свои тяжкие, тогда бы я удивился. А тут - нет. Принял к сведению, записал в кору головного мозга и всё. Ну, попал и попал, бывают истории куда хуже.
Взаимопонимание с профессором мы нашли быстро. Невольный изобретатель машины времени не стал впадать в ступор. Разве что помощничек его, юноша бледный со взором горячим, относился ко мне то ли с некоторой ревностью, то ли с подозрением. Третий человек из этого времени - офицер так не похожий на наших вояк, похоже долго не мог въехать в тему: кто я такой и откуда свалился на их голову, и несколько раз спрашивал о каком-то шампанском.
В доме нашлась одежда подходящего размера, и я облачился в некое подобие сюртука, жмущего в плечах, и клетчатые брюки-дудочки. Мои дранные джинсы большого интереса у учёных не вызвали, думаю, американские ковбои уже щеголяли в штанишках куда более лучшего качества. А больше со мной ничего не было. Голым пришёл в свой мир, голым, по сути, из него вышел.
Прислуга накрыла стол в гостиной. Не скажу, чтобы его ломило от яств, но еда пахла по-настоящему, как должна пахнуть натуральная пища, не снабжённая непонятными примесями с таинственными маркировками, от которых в лучшем случае не будет вреда. Меня учили пользоваться ножом и вилкой, хотя в обычной обстановке я напрочь забывал об этикете и ел как было удобней - руками, с книгой или газетой. Однако не хотелось ударить в грязь лицом, поэтому приходилось следить за собой и, заодно, присматриваться, как ведут себя собеседники.
- Говорите, вы из двадцать первого века? - оторвавшись от тарелки, спросил помощник.
Я знал, что его зовут Аркадием. Первым делом мы были представлены друг другу, таковы традиции, и я находил их весьма симпатичными.
- Совершенно верно. Меня выдернуло из две тысячи девятого года.
- Ну и как там, как живёт Россия, кто на престоле? - включился в беседу офицер.
Я вздохнул, отставил прибор, вытерся салфеткой и откинулся на спинку стула. Разговор предстоял нелёгкий, хуже того - тяжёлый. Если кого-то и ждало нынче потрясение, так это их. Мне вдруг сделалось жаль столь милых людей, не представляющих, через какие муки пройдёт родина. Более того, не знающих, как жестоко с ними поступят спустя всего-то восемь лет, когда раздутый всякой сволочью пожар революции сожрёт немало достойных детей России.
- Что я могу сказать? Россия живёт как всегда - думая, что хуже других. А престол, его не будет. Вернее будет, но не такой. Просрали вы вашу Россию, господа, просрали, - с неожиданным гневом прокричал я.
Их было трое - профессор, его ассистент и поручик Одинцов. Они дождались, когда пришелец из будущего уляжется в спальне, и сидели теперь перед горящим камином, глядя на весело прыгающие красные огоньки.
- Может, это всё ложь? - с надеждой спросил поручик.
- Не думаю, - устало произнёс Дементьев. - Зачем ему врать? Более того, я заметил, как ему было больно, когда он рассказывал нам обо всех этих ужасах. О таких вещах не лгут. Вынужден признать, господа, мы накануне грандиозного перелома, и я боюсь, что ничего хорошего нас не ждёт.
- Он мог приукрасить, сместить акценты, - осторожно сказал Аркадий, которому не хотелось верить в то, что его товарищи по партии могут сотворить с Россией. Разве ради такого исхода он собирался бороться с постылой монархией?
- Всё может быть, господа, но если свершится хотя бы десятая часть из того, о чём он поведал, мне страшно за Россию. И не только за неё. Я боюсь за вас, Аркадий, за вас Андрей Евгеньевич...
- А за себя, Аристарх Петрович? - вскинулся помощник.
- За себя - нет, - отрезал профессор. - В конце концов, я достаточно пожил на этом свете. Мне бояться нечего. А вот вам, молодёжь... - он не договорил.
- Предлагаю донести куда следует, на самый верх, поставить всех на уши, - кипя, как паровой котёл, вскочил офицер.