На втором этаже печей было всего четыре: в покоях князя, княгини и еще в двух комнатах, когда-то задуманных то ли как детские, то ли как гостевые, то ли для знатных родичей. Остальные грелись через продыхи, от нижних топок. Посему князь спустился вниз, направился в трапезную и чуть не лоб в лоб столкнулся с торопящейся Варварой - в простом домотканом платье, сером платке на волосах и длинной овчинной душегрейке.
- Ох, прости господи, Андрей Васильевич! - в последний миг успела увернуться она. - Не ждала тебя здесь увидеть.
- А где же мне еще быть? - Князь развел руками, в одной из которых был косарь, а в другой толстая восковая свеча. - Должен найтись в доме хоть один истопник. Вот и бегаю. Чего холодно- то так везде?!
- Дрова денег стоят, княже. Чего их зря палить, коли не живет никто? Посему и грела через день, токмо чтобы изморозь не пробралась, - отчиталась ключница. - Ты ступай, Андрей Васильевич, отдыхай.
- Тут ныне только снеговику отдыхать впору, - хмыкнул князь. - Сходи лучше о бане распорядись. Печи я уж сам, дурное дело нехитрое.
- Так топится уже банька-то, - улыбнулась Варя. - Я об том первым делом Андрюше наказала.
- Тогда снедью займись. Путь долгий получился, люди устали. Накормить надобно вкусно и сытно. И хмельного чего им налить. Кроме тебя с этим никто не разберется. А с печами я сам. Ступай.
- Как скажешь, Андрей Васильевич, - отступив, низко, в пояс, поклонилась женщина и, громко постукивая деревянными подошвами, ушла на кухню. Князь же, поиграв косарем "мельницу", отправился выполнять взятую на себя обязанность.
Дворец вскоре начал наконец-то согреваться. Первая закладка прогорела. Андрей совершил круг, снова наполняя топки, и не поленился сходить к поленнице, принести свежих дров.
Холопы тоже не скучали: лошадей расседлать и почистить, воды наносить, сена задать, все подворье от снега расчистить. Пока управились - уже и баня поспела. Да и смеркаться начало. Слегка перекусив, добры молодцы отправились мыться, а вернулись уже распаренные, хмельные и полусонные. Сытный ужин в трапезной за княжьим столом стал последним ударом - ребята явственно заклевали носом. Андрей не стал томить заслуживших отдых людей и отправился к себе в покои, предоставив им допивать вино и укладываться, кому где покажется удобным.
Но, поднявшись в светелку, он, к своему удивлению, обнаружил в ней яркую масляную лампу на три фитиля. Печка снова трещала сосновыми поленьями, на открытой крышке бюро лежали три спрятанных в конверты письма. Из опочивальни доносился слабый шум. Даже не задумавшись о своем поступке, просто из въевшейся в плоть и кровь осторожности, Андрей положил руку на рукоять сабли, чуть вытащил клинок, бесшумно скользнул к двери - но увидел всего лишь хлопочущую у постели Варю.
- Я думал, ты в трапезной осталась. - Князь отпустил саблю, снял пояс и повесил его на стену в изголовье.
- И рада бы, да хлопот еще изрядно. В доме ведь вроде и тепло, ан стены, шкафы и постели еще не отогрелись. Простыни, перина, одеяло, какими были, такими и остались. Не класть же тебя на сырые простыни, батюшка. Вот угольницы собрала. - Приказчица приоткрыла край одеяла и показала широкую медную грелку, похожую на две плотно сложенные друг на друга сковородки.
- Какой я тебе "батюшка"? - хмыкнул Андрей. - Уж кто бы так называл.
- Письма до тебя приносили, Андрей Васильевич, - отвернувшись, снова расстелила одеяло приказчица. - Я их там, на стол писчий выложила.
- Ты, никак, обиделась на что-то, Варя? - подступил к ней ближе Андрей. - Голос сухой, как астраханская вобла.
- Не мне, простой холопке, на князя своего обиду держать… - с невероятным смирением ответила та.
- Холопке, - вскинул брови князь. - Нечто и надпись закупная есть? А я и запамятовал!
Андрей шагнул вперед, норовя сгрести женщину, но та вывернулась, отскочила:
- Не тронь! И думать не смей! Я тут одна уже полгода, ровно тать в порубе, сижу, каждую копейку тебе считаю, каждое полено берегу, а ты зараз меня в том же и попрекаешь! И дом тебе холодный, и двор не чищен! А кому чистить? Нечто не ведаешь, что серебра от тебя уж не помню, когда получала? Нечто не ведаешь, что княгиня холопов всех и дворню в имение отозвала?
Андрей только рассмеялся:
- Вижу, вижу. Послушание холопье со всех щелей так и прет.
- А что? Неправду сказываю? - несколько сбавила тон Варвара.
- Правду, правду, - признал Андрей, уходя обратно в светелку, к бюро. - И забрали, и берегли на всем, на чем могли. Два года последних, Варя, словно обиделся Господь на нас всех. И весна поздняя выходила, и дожди все лето хлестали, и заморозки ранние. Хлеба, почитай, не уродилось вовсе. Токмо репу и гречиху собрать получилось. И в лесах ягода вся погнила и грибов почти не выросло. Тут не то что прибытка - с голоду не опухнуть, и то счастье. У нас в княжестве хорошо хоть озер много. Смердам рыбу ловить позволили невозбранно. Что в Ладоге, что на лесных малых протоках. Тем и продержались до сей зимы. У отца же таковой отдушины нет, ему и холопов своих кормить нечем оказалось, ко мне всех отослал. Крепостные людишки голодают, оброка нет. Кто бессемейный - так в бега ударились. Прочие пухнут, кору и лебеду жрут, нового урожая дожидаясь. Еще и мор в Лисьином случился… Теперь, похоже, половина удела вовсе непаханой останется. Тут, сама понимаешь, не до дворца столичного. Души бы, что под моей рукой оказались, не сгубить, и то хорошо. Большего и не надо. Еще и нынешний год столь же ненастным станет. Но теперь я хоть упредил, чтобы рожь не сеяли. Только репу да брюкву. Она летних заморозков не боится, с ней погреба по крышу забьем. Не сладко, да хоть не голодно.
Он переставил лампу на крышку бюро, поднял один из конвертов, сломал печать.
- О, про меня вспомнил барон Тюрго! Интересно… - Андрей пробежал письмо глазами. -
Похоже, у них смута случилась, и он своих обещаний исполнить не сможет. Знамо дело, соседи. Коли у нас неурожай - стало быть, и у них голод. А это матушка… Благодарит за возвращение отца. Господи, как же давно это было? Я ведь с нею даже встречался после того, как она о его приезде отписала. Кто еще про меня вспомнил? Надо же, князь Воротынский! Вел себя так, ровно немилость царская ему безразлична, ан о моем обещании все же напомнил. Это славно. Я ведь как раз ради него в Москву и отправился.
- В Москве хлеб за последние два года тоже втрое вздорожал, - из-за самой спины добавила Варя. - Неурожай.
- Потому холопов и отозвали, - повернулся князь, - что в имении их прокормить проще. Каша, репа, рыба свои, да еще и ловить помогут. В столице же все за серебро покупать приходится. А доходов без урожая нет. Токмо государево жалованье и спасает.
- У тебя ведь, сказывал, корабельщики трудятся?
- А все едино… - Сложив письмо, спрятал его обратно в конверт Андрей. - Коли в землях неурожай, так и на товары спроса нет. Нет спроса - ладьи и струги без надобности. Без работы сидят мои корабельщики. Чего-то продали минувшим летом, но и им только концы с концами сводить хватает.
- Ой, горит что-то!!! - метнулась Варя в опочивальню, отшвырнула в сторону одеяло, ловким движением сгребла сразу все грелки: - Нет, вроде обошлось. Нигде не обуглилось.
- Зачем так с одеялом-то? - с усмешкой попрекнул Андрей, подбирая его с пола, кинул на постель. И так получилось, что лица их в это мгновение сблизились так, что он даже ощутил дыхание приказчицы. И даже коснулся ее губ своими губами. Равновесие было окончательно нарушено, и оба вместе упали на горячую и влажную постель…
…Впрочем, когда они стали способны это заметить - белье уже успело и остыть, и просохнуть.
- С приездом тебя, боярин, - с улыбкой поцеловала его Варя спустя пару минут после окончания бурной и сладкой схватки. - А то ведь и не узнать поначалу было.
- Здравствуй, Варенька… - Андрей перекатился на нее, топя в перину, посмотрел в глаза, медленно склонился, крепко поцеловал в губы. - Сокровище мое.
- Уж какая есть, - усмехнулась та. - Теперь пусти, княже. Идти мне надобно. Хлопот много.
- Какие у тебя могут быть хлопоты, коли я здесь? - укоризненно поцокал языком Андрей. - Али не мне ты служишь?
- Малой хитростей сих не разумеет, княже, - покачала головой женщина. - Он мамку первый завсегда требует. Подать ее сюда, и все тут!
- Что за малой? - отодвинулся князь.
- Сын у меня по осени родился, боярин. - Приказчица села, оглянулась по сторонам. - Эк одежду-то разметало. Ровно ураган.
- Он и был. Чей сын-то?
- Знамо дело, мой, - оглянулась через плечо женщина, поднялась, взяла с подоконника и встряхнула, расправляя, платье. - То вам, мужикам, сего не в жисть не угадать. Мы же своих детей завсегда точно знаем.
- Ну да, ну да… - Разумеется, это был дурацкий вопрос. Но Андрей все же попытался наскоро посчитать в уме: "Осень, минус девять: получается зима…"
Это где же он тогда был? Мог - в Москве. А мог - и в дороге. Стараниями царскими о прошлом годе поноситься по городам и весям пришлось изрядно. Но зиму вроде бы он пару раз застиг здесь… Или нет?
Знать бы заранее - хоть метку бы какую в бумагах поставил!
Варя уже забралась в платье и завязывала платок.
- Подожди! - отбросил одеяло он. - С тобой хочу сходить. Хоть гляну, кто от меня первую любовь отнимает.
Варя вздрогнула, резко повернула к нему голову… И промолчала. Жизнь успела научить ее и смирению, и разумности, и фатализму. Теперь она даже не пыталась намекнуть на то, кто именно является отцом ребенка. Приказчица хорошо понимала, что родовитый князь никогда не признает своей связи с холопкой. И не получится ничего хорошего, если раздувать конфликт там, где проросли семена искреннего чувства.