Он бросился вперёд, чтобы схватить поводья, но тут что-то блеснуло на полу - турецкий ятаган. Джек схватил его, отпихнул женщину и вскочил на коня. Где чёртов страус? А, вот, в углу. Джек направил коня к птице, взмахивая саблей, чтобы приноровиться к клинку. Рубить головы на скаку - занятие, требующее изрядной сноровки, но лишь потому, что у людей шея короткая. Обезглавить страуса, который почти целиком состоит из шеи, оказалось настолько легко, что почти не доставило удовольствия - Джек сделал это одним быстрым ударом. Голова упала на землю и осталась лежать с открытыми глазами, поминутно сглатывая. Безголовый страус упал, затем поднялся и побрёл кругами, брызжа кровью из перерезанной шеи. Джек не хотел оказаться в крови, поэтому отъехал от страуса, однако птица, сменив направление, двинулась за ним. Джек метнулся в другую сторону - птица, снова повернув, заковыляла наперерез.
Женщина смеялась. Джек взглянул строго, и она переборола смех. Из палатки раздался голос, он что-то говорил на варварском наречии.
- Сэр рыцарь, я не знаю ни одного христианского языка, за исключением французского, английского, йглмского и чуточки мадьярского.
* * *
Впервые в жизни к Джеку Шафто обратились "сэр" или приняли его за рыцаря. Он взглянул на страуса, который бродил по кругу, шатаясь и теряя силы. Женщина тем временем перешла на какой-то ещё неведомый язык.
Джек перебил её:
- Йглмский я подзабыл. Помню, мальчишкой добрался как-то до Гттр Мнгргх. Мы прослышали, будто разбился испанский галеон, и пиастры валяются на берегу, как ракушки, однако нашли только нескольких пьяных французов, которые воровали кур и поджигали дома.
Он собирался поведать множество захватывающих подробностей, однако сбился, потому что палатка задвигалась, явив сложную систему шёлковых платков: один был завязан на переносице, скрывая всё, что внизу; другой, на лбу, закрывал всё, что сверху. В щёлочку между ними смотрели на Джека два синих глаза.
- Ты англичанин! - воскликнула девушка.
Джек заметил, что на этот раз она не обратилась к нему "сэр рыцарь". Во-первых, англичан уважали меньше, чем представителей великих государств - Франции или Речи Посполитой. Во-вторых, среди англичан выговор сразу выдавал в нём не-джентльмена. И даже говори Джек, как епископ, из рассказа явственно следовало, что когда-то он был бродягой. Чёрт! Не в первый раз Джек представил, как отрезает себе язык. Языком этим восторгалась та малая доля человечества, которую, по грубости воспитания или по скудоумию, восхищало в Джеке Шафто всё. Тем не менее, если бы Джек его придержал, синеглазая девушка, возможно, по-прежнему бы обращалась к нему "сэр рыцарь".
Та часть Джека Шафто, которая до сей поры удерживала его от гибели, советовала резко потянуть уздечку вправо или влево, развернуть коня и во весь опор умчаться прочь от напасти. Он взглянул на свои руки, держащие поводья, и заметил, что они замерли в неподвижности - очевидно, та часть Джека Шафто, которая хотела прожить жизнь короткую и весёлую, снова взяла верх.
Пуритане часто заходили в бродяжий табор, дабы сообщить, что при сотворении мира - тыщи лет назад! - Господь предопределил часть присутствующих ко спасению. Остальные обречены целую вечность гореть в аду. Эти сведения пуритане называли Благой Вестью. В следующие несколько дней любой мальчишка-вагабонд, пёрнув, объявлял, что так было предопределено Всевышним и записано в небесной книге при начале времен. Умора, короче. Однако сейчас Джек Шафто сидел на турецком скакуне и понуждал свои руки дёрнуть уздечку, а ноги - ударить в конские бока, чтобы умчаться от синеглазой девушки… А ничего не происходило. Не иначе как действовала Благая Весть.
Синие глаза были опущены.
- Я поначалу приняла тебя за рыцаря.
- В лохмотьях-то?
- Твой конь великолепен и отчасти мне тебя загораживал, - отвечала напасть. - А как ты сражался с янычарами - словно Галахад!
- Галахад… который ни разу не любился? - Снова язык. И снова ощущение, что каждое слово предопределено, что тело - запертая карета, мчащая под уклон, прямо к вратам преисподней. - Это единственное, что роднит меня со сказанным рыцарем.
- Я была гёзде, то есть султан меня присмотрел, но раньше, чем я стала икбал, то есть наложницей, он отдал меня великому вазиру.
- Я не шибко учён, - сказал Джек Шафто, - тем не менее про визирей слыхал, и не верится мне, чтоб они держали у себя в лагере хорошеньких белокурых рабынь девственницами.
- Не навечно. Однако плохо ли сберечь несколько девственниц для торжественного случая - скажем, чтобы отпраздновать разграбление Вены?
- А разве мало было бы девственниц в самой Вене?
- Судя по тому, что доносили вазиру лазутчики, могло не остаться ни одной.
Джек не склонен был ей верить. Однако если визирь, или вазир, как говорила синеглазка, возил с собой страусов, исполинских кошек в драгоценных ошейниках и деревья в горшках, с него бы стало и девственниц прихватить.
- Эти не успели тобой попользоваться? - Джек махнул саблей в сторону турок, нечаянно стряхивая с клинка капельки крови.
- Они - янычары.
- Слыхал про таких, - сказал Джек. - Даже подумывал отправиться в Константинополь, или как он теперь зовётся, чтобы вступить в их полки.
- А как насчёт обета целомудрия?
- Мне, синеглазка, без разницы. Смотри! - Он завозился с гульфиком.
- Турок бы уже справился, - спокойно заметила девушка. - У них спереди на штанах такое вроде окошко, чтобы без помех мочиться или насиловать.
- Я не турок, - объявил наконец Джек, привставая на стременах, чтобы она полюбовалась.
- Он так должен выглядеть?
- Ну ты и хитра!
- Что случилось?
- Некий дюнкерский цирюльник объявил, что выведал у странствующего алхимика рецепт против французского насморка. Мы только что вернулись с Ямайки и заглянули к нему как-то под вечер.
- У тебя французская болезнь?
- Я хотел только бороду подровнять, - сказал Джек. - А моему приятелю Тому Флинчу надо было отнять палец. Он загнулся в другую сторону во время схватки с французскими приватирами и уже так вонял, что никто не хотел сидеть рядом с Томом, - пришлось ему коштоваться на верхней палубе. Вот почему мы пошли и вот почему были пьяны в дым.
- Прости, не поняла.
- Надо было накачать Тома, чтобы меньше орал, когда палец отскочит на другой конец цирюльни. Правила этикета требовали, чтобы мы пили наравне с ним.
- И что дальше?
- Когда брадобрей сказал, что лечит французскую хворь, гульфики полетели, как пушечные ядра.
- Так она у тебя есть.
- И брадобрей, у которого глаза сделались по дублону, раскочегарил жаровню и положил греть железки для прижигания. Покуда он ампутировал Тому палец, они раскалились докрасна, потом добела. Тем временем ученик готовил травяную припарку по рецепту алхимика. Короче, я оказался последним на прижигание. Товарищи уже валялись на полу, прижав к елдакам припарки, и орали как резаные. Цирюльник с учеником привязали меня к стулу прочными верёвками и ремнями, заткнули мне рот кляпом…
- Они тебя ограбили?!
- Нет, сестрёнка, всё это входило в лечение. Так вот пораженная часть моего чёрта - болячка, которую надо было прижечь, - находилась сверху, на середине ствола. Однако одноглазый детина вжался в меня от страха, поэтому ученик схватил его щипцами и одной рукой растянул старину баловника - в другой он держал свечку, чтобы осветить язву. Брадобрей тем временем перебирал железяки, выбирая подходящую; на самом деле они были все одинаковые, но он хотел показать, что не зря деньги дерёт. Как раз когда он опускал раскалённое железо на болячку, сборщик налогов с помощниками вышибли разом заднюю и переднюю дверь. Это был рейд. Цирюльник уронил железку.
- Какая жалость! Такой дюжий молодец, сильный и ладный, ягодицы, что половинки каштана, ляжки - залюбуешься, красивый на свой манер - и никогда не будет иметь детей.
- Цирюльник опоздал - у меня уже были к тому времени два мальца. Вот почему я гоняюсь за страусами и сражаюсь с янычарами - надо семью кормить. А поскольку французская хворь никуда не делась, у меня всего несколько лет до того, как я спячу и протяну ноги. Надо скопить наследство.
- Твоя жена - счастливица.
- Моя жена умерла.
- Бедненький!
- Не, я её не любил, - бодро отвечал Джек. - А с тех пор, как цирюльник уронил железку, она мне стала и вовсе ни к чему. Так же, как я ни к чему тебе, напасть.
- С чего ты взял?
- Да глянь хорошенько. Не могу я.
- Как англичане это делают - наверное, да. Однако я много чего вычитала из индийских книг.
Молчание.
- Не больно-то я уважаю книжную премудрость, - проговорил Джек Шафто сдавленным голосом, как будто шею ему стянула петля. - Мне подавай опыт.
- Опыт у меня тоже есть.
- Ага, а плела, будто ты - девственница.
- Я практиковалась на женщинах.
- Что?!
- Ты же не думаешь, что весь гарем сидит и ждёт, пока у господина восстановится способность?
- А какой смысл, если нет елды?
- Этот вопрос ты, возможно, задавал себе сам.
У Джека - не первый раз - возникло ощущение, что пора срочно сменить тему.
- Знаю, что ты соврала, сказав, будто я красивый. На самом деле я битый-перебитый, рябой, щербатый, загрубелый и всё такое.
- Некоторым женщинам нравится. - Синеглазка взмахнула ресницами. Поскольку видны были только одни глаза, это усиливало впечатление.
Нужно было как-то обороняться.
- Ты выглядишь очень юной, - сказал он, - и говоришь как сопливая девчонка, которую не мешало бы выпороть.