Андрей промолчал.
- Нехорошо… - подумав, кивнула блондинка. - Ты домой хотел, освобождение получить? Будет тебе сейчас освобождение, но полной программе… - Она сняла трубку с телефона, набрала номер из двух цифр. - Здравствуйте. Это тридцать пятая школа, медицинский пункт. У меня подозрение на воспаление легких у учащегося, в тяжелой форме. Нужна срочная госпитализация. Да, жду.
У Зверева начали затекать плечи - все же поза его была не очень удобная. Он качнулся вперед - боль тут же напомнила о себе. Попытался откинуться в левую сторону - стало хуже. Качнулся вправо - вроде ничего. Тогда он полностью завалился на правый бок и замер, сложив руки на груди.
- Будет тебе освобождение, - тем временем злорадно пообещала медичка. - Полное освобождение. С такой температурой тебе не телевизор дома на диване, а полная госпитализация положена. Поколют витамины пару дней в задницу большим шприцем, клизму сделают, бромчиком попоят - быстренько поймешь, как здоровье беречь надо.
Единственное, чего не успела пообещать блондинистая врачевательца за те двадцать минут, которые они ждали "скорую", - так это того, что, если он не перестанет болеть, его обязательно "забреют" в армию.
Наконец дверь распахнулась, вошел усатый круглолицый мужчина с грузинским горбатым носом, и комнатенка наполнилась запахом свежего хлеба. Из-под руки гостя выглядывала невысокого роста женщина в халате и в белой косынке, с кожаным саквояжем в руке.
- Добрый день, где больной, на что жалуется?
- Подозреваю воспаление легких, - подпрыгнула на стуле медичка. - Жалуется на боли в грудине, температура высокая. Шумов в легких нет, горло не покраснело…
- И давно он в такой позе лежит? - прищурился гость, подошел ближе. - Тошнота есть? Что скажешь, герой? Тошнило, рвало?
- Тошнило, - тихо подтвердил Андрей.
- Ты попытайся сесть, мой мальчик. Только осторожно. Вы о симптоме Ситковского слышали, милочка? - повернулся мужчина к блондинке. - Учились где-нибудь, или мама сюда пристроила?
- Я? - запнулась медичка. - Училась, конечно…
- Тогда ответьте, почему он на левый бок не поворачивается?
- Неудобно, наверное…
- Ну-ка, мальчик… - Мужчина присел перед Андреем, мягко нажал пальцами куда-то ниже пупка, и буквально все тело отозвалось резкой болью.
Зверев громко охнул.
- Все, все, больше не трогаю, - пообещал врач. - Ты правую ногу только выпрями и осторожно попытайся поднять. Не торопись!
Андрей стал выполнять команду - но опять его старания пресек приступ боли.
- Все, опускай. Вика, носилки. И предупреди диспетчерскую, что у нас "острый".
- Я сам дойду, - предложил Зверев. Но мужчина махнул рукой:
- Лежи! Мне только перфорации отростка не хватает.
- Аппендицит! - наконец-то дошло до блондинки.
- Вот именно, милочка, - кивнул врач. - Вы при таких признаках обязаны немедленно антибиотики прокалывать на случай перитонита, а вы книжонки глупые читаете. Рад был знакомству. А ты лежи, мой мальчик, все нормально будет. Чай, не шестнадцатый век на дворе, у нас из-за аппендикса не умирают. Сегодня его из тебя выдернут, а дня через четыре на своих двоих домой уйдешь. Тебе сейчас главное мышцы не напрягать, чтобы нарыв не лопнул. Ага, вот и носилки. Ну, герой, поехали.
Через минуту Андрей Зверев, укрытый рубашкой и пиджаком, мчался в холодном салоне медицинской "ГАЗели", а еще через полчаса его на этих же носилках уже катили по длинному больничному коридору Перед дверьми с надписью "Операционная" медсестры с помощью врача переложили его на другие носилки, убрали сложенную на груди одежду и принялись стягивать носки.
- Успеха, герой, - подмигнул ему мужчина и покатил носилки обратно.
Андрея тем временем лишили брюк, в голом виде закатили за дверь, где оказалось весьма прохладно.
- Зверев? С матерью твоей из школы уже созвонились, скоро приедет. - Полуобнаженный старикан в белой бандане и мясницком фартуке, но в очках и с благообразной бородкой пробежал пальцами по его животу, кивнул: - Настя, сполосни его хлоргексидином и спиртом протри. Вы как относитесь к новокаину, молодой человек?
- Не знаю, не пробовал, - ответил Андрей.
- Значит, попробуешь, - пообещал старикан. - Как закончишь - на второй стол его клади. Тут ничего сложного, не задержим.
- У него свежий шрам на правой скуле, Михаил Сергеевич.
- Да? - Врач наклонился к его лицу. - Думаешь, нервный мальчишка попался?
- Вы же знаете, Михаил Сергеевич, сейчас проще такого, нежели нормального встретить.
- Ладно, Настя, скажешь анестезиологу - под общим работать будем. Оно и с новокаином меньше риска. Все, я руки мыть пошел, готовьте его…
Андрею обильно полили живот какой-то жидкостью, протерли бинтом, опять полили, но на этот раз потерли ватным тампоном. Носилки дрогнули, покатились дальше, еще за одну дверь. Зверев увидел большущий плафон с фарами - как в зубоврачебном кабинете. Его переложили на нечто, формой напоминающее распятие, причем руки тут же развели в стороны и прихватили бинтами. Сестра, которую называли Настей, подкатила капельницу, стала прицеливаться иглой в вену.
- А как же наркоз? - забеспокоился Андрей, опасаясь укола не столько из-за боли, сколько из-за ощущения полной беспомощности. Наверное, именно так чувствует себя приготовленная для препарирования лягушка.
- Все будет, все будет, - пообещал старик, невесть как оказавшийся у его бедра. - Здесь болит? А здесь?
По животу опять побежали холодные пальцы. В какой-то момент тело ответило на прикосновение болью, и старик кивнул:
- Давайте! Ты, кстати, в каком классе учишься?
- В девятом, - ответил Андрей. - У нас десятилетка, как раньше.
- Это хорошо, - кивнул старик. - Считать, надеюсь, научился?
- Да.
- Сколько пальцев? - выставил он свою пятерню.
- Пять.
- А так?
- Четыре.
- Верю, мальчик, учишься хорошо, - улыбнулся старик, и на лицо Андрея легла маска. - Но давай попробуем еще раз. Сколько пальцев?
Старшеклассник напрягся, пытаясь разглядеть руку, но перед глазами стремительно сгустилось какое-то красно-коричневое марево.
Андрей тряхнул головой, шире открыл глаза. Марево рассеялось. Он увидел светло-коричневые, плотно подогнанные доски, но которым скакали разноцветные зайчики. Тело ощущало приятную легкость, плавало в чем-то теплом и ласковом.
"Это я чего, вниз головой над полом вишу? - подумалось Звереву. - Хотя полы тут, в больнице, должны быть с линолеумом".
Он попытался перевернуться, взмахнул руками, хлопнул по чему-то мягкому и сел в постели, опершись на выставленные назад руки. Его взору открылась обширная палата с бревенчатыми стенами, ломаным витражным, но одноцветным окном. Да и коечка у него была явно не казенная - размером с половину домашней спальни.
- Андрюшенька, дитятко мое! Очнулся, исцелился, миленький! Вернулся, вернулся ко мне, кровинушка! - Рассмотреть комнату подробнее он не смог, поскольку его сгребла в объятия какая-то тетка и принялась тискать, словно кусок пластилина. - Радость моя, солнышко единственное, чадо мое любое! Да ты, вестимо, голоден, что зверь лесной? Почитай, неделю росинки маковой во рту не бывало. Я сей же час, стряпухам крикну. Принесут чего быстренько…
Тетка вышла, оставив Андрея одного, и он смог осмотреться еще раз.
Палата была обширной, не меньше двадцати метров. Дощатый пол, такой же дощатый потолок. Стены срублены из бревен в пол-обхвата, но за изголовьем шла широкая полоса изразцов. Окно собрано из небольших кусочков неправильной формы, вклеенных в светлую оправу - то ли из олова, то ли из свинца. Скорее, олово - свинец ведь мягкий слишком. Справа, в дальнем от окна углу, за небольшими занавесочками, стояла на полке темная икона с болтающейся на окладе крохотной медной рукой. Или золотой?
Еще на стене висел широченный, с ладонь, ремень с саблей, ножами и еще какими-то мешочками и подсумками. Под ним - застеленный красно-синим войлочным ковриком сундук, и под иконой - еще один. Возле окна стоял полутораметровый деревянный пюпитр, чуть дальше имелся высокий, но узкий темно-вишневый шкафчик с вычурной резьбой. На подоконнике пылились два трехрожковых подсвечника без свечей, а на пюпитре - масляная лампа с длинным носиком, из которого выглядывал почерневший фитиль. С улицы доносились коровье мычание, кудахтанье кур, блеянье, лай, гоготание - в общем, звуки живущей полной жизнью сельской глубинки. А чего тут не имелось - так это люстры, розеток, фонарей, ламп, компьютера, телевизора, магнитолы и стола со стопкой учебников и тетрадей.
- Однако, - пробормотал Зверев, закончив осмотр, - классно меня ширнули. Интересно, это у всех общий наркоз так проходит, или у меня одного глюки? И главное, натурально все так… Не то что за фантомами бессмертными по небу гоняться.
Мысль о том, что наркоз может вот-вот кончиться, заставила его подняться, пройти по холодному влажному полу к окну. Ему хотелось увидеть, что творится снаружи, за окном - но не тут-то было!
Вблизи выяснилось, что вместо стекол в окна вправлена тонкая слоистая слюда, сквозь которую различались только полутона: справа что-то темное, сверху светлое, слева опять темное.
Он попытался сдернуть крючки запора - и тут впервые обратил внимание на свои руки. Смуглые мясистые пятерни украшали два крупных золотых перстня, один из которых был к тому же с печаткой, а другой имел посередине глубокую бороздку. Это были совсем не те пальчики, которыми он стучал каждый вечер по клавиатуре, катал мышку и крутил джойстик. Хотя и мозолей на ладонях он не нашел - Андрей из наркозного сна тяжелым трудом все же не занимался.