Уселись за дальний стол, чистый, выскобленный. Стражник у корчемника бумаги спросил да перьев.
- Поесть бы сначала неплохо, - хитро улыбнулся отрок.
Стражник кивнул, подозвал корчемника, велел постных пирогов с квасом подать.
- Брат у меня есть, Степаном звать, - прошептал, к Гришане склонившись. - У кузнеца Онуфрия работником три лета пробыл… потом подрядился тут к одному… ну, не важно… ушел в общем, до сроку. Оплату ему должен Онуфрий, а?
- Хм… - Гришаня задумался, спросил, когда именно ушел Степан да сколь времени с этого дня прошло…
- Во прошлую весну ушел, - стражник помолчал, вспоминая. - Как раз на Пасху!
- На Пасху, говоришь? - Гришаня прищурил левый глаз. - Ну, тогда торопись, человече. По закону Степан твой имеет право требовать оплаты только год после ухода! Писать бумажицу-то?
- Пиши, пиши, друже!
- Тогда вели песку подать, присыпать…
Написав прошение, Гришаня присыпал чернила песком - чтоб быстрей сохли - и снова повторил свой вопрос о приезжих. Ну, на этот раз стражник, естественно, оказался куда любезней.
- Тебе за весь день надо, отроче?
- Вечер только.
- Козьма-горшечник с глиной проехал с людьми своими…
- Не то!
- Онцыфер-лодочник…
- Тоже не надо!
- Боярин Андрон со людищи да сывязаны иматы…
- А вот об этом - подробней!
Нахватался Гришаня от Олега Иваныча словес разных, вставлял теперь, щеголяя, и надо куда и не надо. Как ни странно, народец его понимал, как вот теперь стражник…
Вызнав дорогу на двор боярина Андрона Игнатича, Гришаня тепло простился с новым знакомцем, хлебнул на дорожку горячего сбитню и, выйдя из корчмы, растворился в сером сумраке улиц.
Усадьбу боярина он обнаружил сразу - стражник настолько подробно описал путь, что к ней смог бы пройти даже слепой. Небольшая такая усадебка - не то что в Новгороде, вот уж где усадьбы так усадьбы - но уютная, с аккуратно обитыми медью воротцами.
Скрипнув, открылись воротца - Гришаня рысью в сторону, за деревом затаился - мало ли. И вправду, не зря спрятался - со двора-то Митря Упадыш вышел! Огляделся, шильник, Гришаню не приметил, ухмыльнулся похабно, бороденку рукой пригладил, пошел куда-то, верно - к бляжьим каким жёнкам… За ним, с опаскою, и Гриша.
Долго шли, коротко ль - завиднелся в конце улицы дом каменный. Небольшой, с подклетью, крыльцо высокое. Весь какой-то неприметный, за кустарником, словно украдкой выстроен. Внутри гульба шла - песни вполголоса (пост все же!) да ругань всякая… Ну, точно - корчма! Да с непотребными жёнками!
Гришаня поначалу и заходить опасался. Стукнут по башке, долго ли! Да и грех. Помялся, помялся у крыльца - все ж про друзей вызнать надо. А как вызнать-то - только через Митрю. Митря - главная к ним сейчас, как говаривал когда-то Олег Иваныч, ниточка. Вот за эту ниточку козлобородую - да и потянуть. Как вот только?
Немного народу оказалось в корчме-то. И с пару десятков человек не наберется. Отрок-то сразу смекнул - в угол подался, Митрю увидев. Нет, не успел, не заметил шильник. Засел Гришаня в полутьме, вместе с какими-то немцами - те, судя по разговору, непогоду пережидали. Один - в собольей шубе поверх лат железных - щеголь хренов, спиной к отроку сидел, шуба богатая, в такой только посадникам да князьям ходить, а не всякой торговой шпане немецкой… Вот, интересно, откуда во Пскове немецкие купчишки?
- Поскорей пойдемте отсюда, Куно, - произнес по-немецки другой немец, без шубы, но тоже в панцире. - Мне почему-то кажется, здесь собрались одни безбожники… да и наши люди заждались.
- Подождут, - поставив кружку на стол, отрывисто бросил щеголь. - Впрочем, насчет безбожников ты вполне прав, брат Конрад… Ишь, как хлещут вино в пост! Не боятся… Ну, черт с ними, поехали! Эй, хозяин. Вот тебе грош.
Рыцарь обернулся, и пламя свечи высветило его красивое лицо с модной бородкой.
Так это же…
Расплатившись, немцы вышли наружу.
…это же…
Гришаня лихорадочно соображал, вполглаза присматривая за Митрей.
…рыцарь Куно… Куно фон Вейтлингер! Вот кто может помочь выручить Олега Иваныча с Олексахой! Они ж друзья с Иванычем. Точно… А Митря? Пес с ним… Ежели что - отыщем.
Схватив шапку, Гришаня опрометью бросился из корчмы, на ходу кинув служке медное пуло.
Ага! Вот и рыцари. Садятся на лошадей…
- Эй, мессир Куно!
Эх… не слышит… Сейчас как рванут - и не догонишь. Слава Богу, пока тихо едут… разговаривают… Кажется, даже стихами…
Что видел я от знатных дам?
Служил им лишь себе на срам.
Для дам я грубый нелюдим;
Не лучше отношусь я к ним…
- Полно, полно тебе, Конрад! Гартман фон дер Ауэ - это не для Пскова и не для подобной погоды! - засмеялся фон Вейтлингер. - Вот, послушай лучше:
Мать, отпусти меня ты,
Уж пляшут там ребята;
Что может быть чудесней?
Я не слыхала так давно
Веселых новых песней!
Гришаня позади усмехнулся. Эту песню про девчонок он знал от готских купцов. Правда, не знал - кто ее сочинил, помнил только, что какой-то немецкий рыцарь, лет двести назад.
Отрок совсем позабыл осторожность. Он шел за двумя всадниками совершенно открыто…
И они его заметили.
- За нами псковский соглядатай, брат Куно, - шепнул приятелю рыцарь Конрад. - Давай-ка развернемся да проучим нахала!
- Согласен, - кивнул фон Вейтлингер. Развернув коней, рыцари выхватили мечи и во весь опор погнали на опешившего Гришаню. Тот с ходу забрался на ближайшее дерево. Рыцари - они такие: сначала пришибут, потом разбираться будут!
- А ну слезай, парень!
- Не хочешь? А арбалетной стрелы не хочешь отведать? Сейчас дождешься…
- Не надо стрелой, господа! - по-немецки взмолился отрок.
- Да он совсем мальчишка. И, кажется, говорит по-нашему. Может, не стоит его стрелой-то? Пусть… лучше споет нам песню… Эй, ты, слышишь?
- Песню? Запросто:
Тебя, о дочь родная,
Одну ведь родила я,
Подумай о позоре,
Не бегай за парнями ты…
Не бегай за парнями ты…
Э… не бегай…
- Не причиняй мне горе! - закончил фон Вейтлингер. - Мы здесь бросили медяшку в снег - можешь ее забрать, как отъедем…
- Нужна мне ваша медяшка, как же…
- Что-что?
- Рыцарь Куно, ты меня случайно не помнишь? Ладога, разбойники, Олег Иваныч…
- Олег Иванытч? - рыцарь приструнил рвавшегося в путь коня. - Это мой друг. А ты…
- А я Гришаня из Новгорода!
- Гришанья-новгородец? Теперь узнал. Так что ж ты сидишь там, на дереве, словно сыч?
Набравшийся хмельного Митря (вот уж кто Бога не боялся!), шатаясь, вывалился из корчмы. Осторожно спустившись по крутым ступенькам, он завернул за угол, рассупонив штаты, помочился. И охнул, почувствовав, как ему в бок уперлось холодное острие меча.
В доме псковского боярина Андрона Игнатича спали. Спал и сам боярин, и супруга его, Филомея Марковна, а деток Бог не дал боярину. Внизу, в людской, спали слуги, один лишь пес Агрей не спал на дворе в будке, все ворочался, гремел цепью да брехал иногда. Такой уж был пес. Онисим, сторож ночной, мужик худющий, полушубок набросив, со сном борясь, притулился у двери на лавке. Человече Митрий вот-вот вернуться был должен, да в клети двое шильников заперты, коих завтрева на посадничий суд тащить велено. Вот и поспи тут! Агрей еще этот… цепью своей гремит, сволочуга. Ладно, Митрий-человече, чай, догадается в ворота подубасить. Залает Агрей, тут и он, Онисим, всяко проснется, пустит… О! Кажется, стучит Митрий-то!
Агрей в лае зашелся, аж с цепи рвался.
На двор со свечкой выйдя, пнул пса Онисим - достал лаем своим, чучело! - поспрошал: кто, мол… С улицы что-то буркнули утвердительно. Дотошный Онисим, однако ж, не сразу ворота открыл - маленько засов отодвинул, глянул глазком одним - нет, точно Митрий. А винищем-то от него разит, спаси, Господи! Несмотря что пост. Вот ведь грешник!
- Ну, заходи, коли Митря.
Темно на дворе, зги не видно, одна свечечка. Вошел в ворота Митрий-человече… за ним отрок какой-то…
- Эй, паря! А ну - охолонь! Охолонь, говорю… Ой!
Отрок вдруг камнем упал прямо Онисиму в ноги. Тот и запнулся, выронил свечечку. Хотел было заругаться… да прикусил язык-то, шеей холодное железо почувствовав…
Отрок - вот сволочуга! - чиркнул кресалом, свечку зажег. Ахнул про себя Онисим - двоих мужиков, в панцирях да с мечами, увидев. Руки связать протянул покорно, а что еще делать-то? Добро боярское спасать, жизнью рискуя? Накось, выкуси!
- Где иматые, шпынь? - выхватив из-за пояса кинжал, грозно спросил отрок, да так взглянул, так гляделками своими зыркнул… сразу видно - не одну уж душу загубил, нехристь!
Онисим и запираться не стал - себе дороже - покивал на клеть да задрожал мелко… Ключи? Ах, ключи… В людской, вестимо. Не, не надо собачку мечом… сейчас успокоим. Тихо, тихо, Агреюшка. Свои…
Рыцарь Куно фон Вейтлингер сходил с Онисимом за ключами. Удачно сходил - никто не проснулся. Отперли клеть.
- Вставайте, люди добрые!
- Кому добрые, а вам, видно, не очень, - глухо откликнулись из темноты… потом помолчали чуть и молвили уже более радостно: - Олексаха, а это ж никак Гришаня!
- И правда! Гриша, ты как здесь?
- После! - отмахнулся отрок. - Поторапливайтесь, покуда слуги боярские не проснулись.