После чего мне вручили изжеванный матрас с подушкой и тощим одеялом, кусок хозяйственного мыла, алюминиевые тарелку, ложку и кружку, сменившими уже Бог знает какого по счету владельца, и препроводили в камеру, скудно освещаемую забранной в сетку лампочкой. Вытянутое помещение, заканчивавшееся зарешеченным оконцем, было рассчитано от силы на 25 подследственных, здесь же толпилось, пожалуй, больше полусотни бедолаг. Они тут в пересменку что ли спят? Кто лежит прямо на полу, кто сидит, кто просто стоит… Небольшой свободный пятачок только возле параши, занавешенной какой-то тряпкой, рядом ржавый умывальник, из такого же ржавого крана капает вода. Черт, еще и вонь! Пахло немытым телом и, как мне показалось, смертью. Не смрадом разложения, а предчувствием близкого финала, который вроде бы и запаха не имеет, но именно так же пахло в том сарае, куда меня, раненого, затащили чехи. Хотел я тогда, чтобы в плен не попасть, последнюю пулю оставить себе, но так уж удачно появилась передо мной оскаленная рожа какого-то ближневосточного наемника, что я не без удовольствия нажал на спусковой крючок поставленного на одиночные АКМ. И с не меньшим удовольствием наблюдал, как на лбу бандита появляется красное пятно, а затылок взрывается красными брызгами, перемешанными с кусками черепа, волосами и мозговым веществом. Затем достал нож и собрался дорого продать свою жизнь, но пуля в плечо нарушила мои планы. Кость, к счастью, не задело, рана оказалась по большому счету пустяковой, но меня повязали и отконвоировали в этот аул, в сарай, где держали пленных срочников.
Вот тогда, оказавшись вместе с такими же бедолагами, я сразу почувствовал запах смерти. Люди знали, что их ждет. Периодически одного из них выводили во двор и перерезали глотку, снимая все на видеокамеру. После чего отделяли голову от туловища, держали за волосы перед объективом видеокамеры, и говорили, что так будет с каждым, кто пришел на их землю с оружием. А останки сами же пленные и закапывали. Обычно брали двоих, вручали им лопаты и под конвоем отводили в ближайший лесок, хотя это скорее можно было назвать зарослями.
От срочников я узнал, что их сдал чеченам их же командир, полковник Ивановский. Приказал по рации защищавшим блок-пост парням сдать оружие, мол, он договорился с чеченским командиром, что их не тронут, если они позволят пройти отряду боевиков. Не тронули… Только в плен взяли и теперь вырезают, как баранов, поодиночке.
- Лучше бы я весь рожок в них выпустил, да там бы и полег, - с бессильной злобой говорил сержант Рюмин, глядя в одну точку остекленевшим взглядом. - Не хочу подыхать вот так, с перерезанной глоткой.
После одной из таких казней меня, уже более-менее оправившегося от раны, и как раз этого сержанта повели закапывать очередной обезглавленный труп. Мы же его и тащили - я ухватил тело подмышки, а Рюмин за ноги. Лопаты нам вручили уже на месте захоронения.
Лопаты были штыковыми, и заточены прилично, а учитывая, что у меня имелись кое-какие навыки владения разными видами холодного оружия, я управился без лишнего шума. Слишком уж самонадеянными оказались наши конвоиры. А затем мы с Рюминым, вооруженные трофейными автоматами, вернулись к стоявшему на отшибе аула сараю и выкосили немногочисленную охрану. С одним, впрочем, раненым мною в бедро, я немного пообщался. Выяснилось, что полковник Ивановский давно уже сотрудничает с полевыми командирами, и за то предательство с блок-постом получил на свой заграничный счет 5 тысяч "зеленью". Выслушав показания, я, сильно не заморачиваясь, прирезал боевика так же, как он резал наших парней. Разве что голову оставил на месте. Не тащить же этого калеку по горам в качестве живого свидетеля.
Ну а освобождать пришлось только двоих - остальных к тому моменту чехи уже пустили в расход. Вот так, вчетвером, мы ударились в бега, и спустя два дня блужданий по горам вышли к Аргуну. В тот аул на следующий день отправился хорошо экипированный отряд, а насчет предателя доложили куда следует, надеясь на справедливое расследование. Каково же было мое удивление, когда через месяц в списке награжденных боевыми орденами и медалями я обнаружил фамилию полковника Ивановского! После этого я понял, что не хочу иметь никакого дела с армией, которой командуют продажные полковники и генералы, и уволился на гражданку.
И вот сейчас я вглядывался в лица тех, кто были современниками моих деда и прадеда, и видел в их глазах безнадегу. За редким исключением - эти люди еще надеялись, что все с ними произошедшее в последние дни - всего лишь ошибка. Что ТАМ разберутся и отпустят, да еще, возможно, принесут извинения.
- Опа, новенький, - крикнул кто-то из задних рядов.
Лица практически у всех равнодушные, лишь некоторые посмотрели в мою сторону заинтересовано.
- Здорово всем! - сказал я, вспомнив нейтральное приветствие из когда-то прочитанного о правилах поведения новичков в камере.
- И тебе не хворать, - ответил протиснувшийся вперед чуть прихрамывающий невысокий мужичок в потрепанном пиджачишке. - Тебя как кликать-то, бедолага?
- Ефим. Ефим Сорокин.
- А меня можешь звать Костыль. И какую статью шьют?
- Без понятия. Предлагают записаться в шпионы.
- Ха, да тут полкамеры "шпионов" и "диверсантов", а остальные враги народы, - растянул в улыбке щербатый рот уголовник, в каковые я его сразу же записал. - А любопытный у тебя прикид, не по-нашему вон на штанах написано. Дипломат что ли?
Хм, интересный вопрос. Можно и дипломатом прикинуться, только как долго смогу косить под работника заграничного посольства или консульства. А ну вдруг в этой толпе кто языками владеет, устроит мне экзамен? Я-то сам по-английски с пятого на десятое могу общаться, но на дипломата такой уровень не тянет. С остальными языками и вовсе беда. Сказать, что был частным предпринимателем, барыгой? В эти годы барыгой можно было быть лишь подпольно, золотые времена НЭПа уже прошли, насколько я помнил. А может, прикинуться каким-нибудь спортинструктором?
- Че молчишь-то, Ефим Сорокин?
- Инструктором РККА был по рукопашному бою.
- Типа вроде как драться умеешь? - ощерился Костыль.
- Типа вроде как.
- А что, может, проверим?
- Рискнешь? - криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную морду.
- А че, ты меня за фраера что ли держишь?
И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее, попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на корточки.
- Никогда. Так. Больше. Не делай.
- Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!
Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся пространство выперлись трое нехилых таких "жильцов", габаритами мало уступающие подручным Шляхмана.
- Сссука! - просипел Костыль, держась за запястье. - Ну все, хана тебе, инструктор.
- Ну-ка заканчивай, Костыль, свое представление.
Вперед выступил высокий короткостриженый мужчина с щеточкой усов над верхней губой по нынешней моде, в распоясанной гимнастерке с оторванными петлицами. Сразу было понятно, что прежде чем сюда угодить, он занимал серьезный пост в армии или органах.
- Ты, комбриг, затухни, а то и сам отхватишь, - кинул ему Костыль. - И твои заслуги бывшие тебе не помогут, будешь под нарами копошиться и жрать у параши.
Вот ведь, казалось бы, теснота такая, что и шагу ступить негде, а умудрились моментально освободить пятачок в несколько метров, может быть, чуть поменьше классического ринга. Я находился в центре этого пятачка, а подручные Костыля обступали меня с трех сторон. Один из них - долговязый - поигрывал ножкой от табурета, еще один - со шрамом попрек рожи - сжимал в руке носок, набитый, кажется, песком, а их главарь - заточку сделанную из ручки обычной ложки.
Отрабатывали мы и такие ситуации, причем с боевым оружием, так что в осадок я выпадать не спешил, а всего лишь чуть поменял стойку, на что побитое на Лубянке тело отозвалось легкой болью. Не так уж и сильно меня покалечили палачи Шляхмана, чтобы я не мог отбиться от простых уголовников.
Первым меня атаковал обладатель деревяшки. Ну кто же так бьет-то!.. Размахнулся, словно топором полено рубить собрался. Я даже, кажется, успел усмехнуться, прежде чем сделать полшага вперед, сокращая дистанцию, и нанести опережающий тычок согнутыми в фалангах пальцами подмышку. Аккурат в нервный узел!
Движение заняло сотые доли секунды - с реакцией у меня всегда был порядок. Ножка от табуретки с глухим стуком покатилась под ноги одного из зрителей, который испуганно отступил в сторону. Дальнейшая судьба самопального оружия меня не интересовала, потому что, не давая обезоруженному, чья правая рука повисла плетью, прийти в себя, я шлепнул его ладонью по гортани. Отвернувшись от захрипевшего противника, рубящим ударом ребра ладони сломал ключицу следующему оппоненту, который, вопя благим матом от болевого шока, рухнул на колени. Третий малость замешкался, обозревая картину внезапного падения товарищей, причем падения в буквальном смысле слова - оба со стонами корячились на полу. Этим замешательством я и воспользовался, на этот раз решив сделать все не только эффективно, но и эффектно. Удар ногой в прыжке с разворота - самое то, когда нужно выпендриться, хотя в реальном поединке с равным соперником после такой "красоты" скорее тебя самого отправят в нокаут. Блоки, нырки и уклоны еще никто не отменял, а также одновременную атаку соперника, который находится в неустойчивой позиции.
Ну а у меня все получилось как в учебном фильме: кроссовки даже без шнурков держались на ногах неплохо. И лежавший на полу в отключке уголовник - прекрасное тому подтверждение.
- А теперь ты, Костыль, - с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказал я, делая шаг в сторону главаря.