Честно говоря, шаман Лисьей сотни тумена Левой Лапы грубо льстил нойону, называя званием, достойным лишь предводителя полной руки. Тот не возражал, надеясь когда-нибудь стать им. Тумен - палец, полная рука - железный кулак. Именно такой, которого боится хитрый Арча.
А что ему остаётся делать? Льстить, хитрить и бояться - удел слабых. Нет, конечно, Небесная Кобылица в конце концов обратит внимание на своего верного слугу и ниспошлет великую силу. Больше, чем великую - величайшую! И тогда все взвоют, как собака-падальщик, и приползут на коленях! Абсолютно все!
Первыми заплатят проклятые пиктийцы, отобравшие коней на корм не менее проклятым летающим ящерицам. Во что они превратили некогда вольный народ? В мягкое мясо для роденийских мечей. Как жить воину без коня? Никак не жить. Только и остаётся, что умирать пешему, совсем не надеясь после смерти возродиться великим воителем или, если очень повезёт, вороным иноходцем из Небесного Табуна.
А роденийцы тоже будут наказаны, но чуть позже. Сначала презренный Пашу Мозгол ответит за унижения и оскорбления, нанесённые великому шаману. Кто заставил его, сильномогучего Арчу Выползка, охранять временное стойбище подобно пастуху, трясущемуся над последним полудохлым бараном? Разве это удел служителя высших сил?
- Что ты мне рожи корчишь, рырх облезлый? - нойону очень не понравилось выражение лица заметавшегося шамана. - В глаза смотри, змеиный помёт!
Удар в ухо сшиб Арчу с ног. Всё-таки не в нос - пиктийцы строго-настрого запретили без особой надобности проливать кровь даже таких никчемных обманщиков, как Выползок. Правда, Пашу подозревал в том запрете некоторую непонятную и, несомненно, зловредную корысть…
- Прочь отсюда! - предводитель добавил несчастному сапогом под рёбра. - Пленника для жертвы заберёшь из имперской доли.
Шаман обомлел, тут же позабыв о мечтах, в которых смешивал пиктийцев с грязью. Мерзко заныли зубы, а вдоль позвоночника прокатилась холодная и липкая волна. Как можно трогать то, что принадлежит повелителям стихий? Да они за меньшие проступки выпивали жизненные силы из более значительных, чем Арча, людей! А нойон обязательно отопрётся, свалив вину на несчастного Выползка. Ослушаться приказа? Так этот плешивый винторогий кагул живо распорядится притянуть пятки шамана к затылку. Мог бы и в кожаном мешке утопить (ибо нет позорнее казни для истинного глорхийца), но здесь нет подходящих речек и даже привычных солёных озёр, поганить же единственный в деревне колодец Пашу Мозгол не станет. Что делать?
- Ты ещё не ушёл? - короткая плеть из толстой рырховой кожи обожгла сквозь стёганый халат. - Пошёл вон!
Арча спиной вперёд перекатился через порожек, избежав нового укуса свистящей плетёной змеи, извернулся и на четвереньках бросился в спасительную темноту. Да ну его, кагула сизоносого! Лучше сделать так, как велит, иначе до утра не дожить. Что там пиктийцы… они когда ещё явятся за имперской долей. Вдруг вообще позабудут?
Не то чтобы шаман Лисьей сотни верил в такую возможность, но нужно ведь во что-то верить?
- Рырхи бесхвостые! - Когда не замеченная в ночи каменная стена выросла на пути шамана и больно стукнула по лбу, терпение Выползка лопнуло в очередной раз. - Зачем этому глупому нойону понадобилась завеса невидимости, когда и так темнее, чем в чреве обожравшегося падалью кагула?
- Кто там орёт? - тихо подкравшийся караульный гаркнул прямо в многострадальное ухо.
- В ящерицу превращу! - крутнувшись на месте волчком, от неожиданности и испуга Арча пришёл в ярость, требующую немедленного выхода наружу. - Нюх потерял, скотина?
В отличие от сволочного нойона простые воины хоть и не уважали шамана, но побаивались. Пусть колдун из него так себе, но невеликих сил вполне хватит на мелкие пакости, способные отравить и без того нерадостное походное существование. Насчёт ящерицы преувеличивает, а вот сделать халат обидчика прибежищем блох с трёх поприщ вокруг очень даже способен. Или напустить на провинившегося стаю каменных скорпионов, укус которых отбивает мужское желание на четыре луны. Оно, конечно, полезное свойство в дальнем походе, но яд этих полупрозрачных тварей не действует одновременно, а… три раза ужалит - год к бабам не подходи. А если стая десятка в два? Лучше не связываться со злопамятным Выползком.
- Винюсь, не признал, - пробормотал воин и попытался исчезнуть так же незаметно, как и появился.
- Нет, погоди! - Арча ухватил караульного за первое, что попалось под руку… - длинную косу, спускающуюся из-под шлема на спину? "Ладно, пусть будет коса!" - Где держат пленников имперской доли?
- Там! - несчастный сделал неудачную попытку вырваться и жалобно заскулил. - Мне туда нельзя, блистающий джучин.
Шаман на лесть не купился.
- Веди, - и откуда взялись твёрдость во взгляде и бронза в голосе?
- Никак не можно, - сопротивление воина таяло на глазах.
- Волей нойона! - как обухом по лбу…
- Не пойду! - по-заячьи заверещал почуявший дыхание смерти степняк.
- А в ящерицу хочешь? - шаман шипел, вырастая в размерах, нависая безжалостным роком.
- Зато это будет живая ящерица! - бормотал откуда-то снизу, свернувшись клубком, караульный.
- Ладно, сам схожу, - Выползок оставил попытки добиться своего от упрямца. Правильно, кому хочется пересекать первым поставленную имперским интендантом защиту? Попробовать уговорить иначе? - Клиинатта хур-ш-ш-ш-и…
Воин вздрогнул и прислушался. Странные шуршание и шелест… Едва слышный шелест скорпионьих ножек по камням.
- Джихайя г'вээн рыххоэро!
Вторая часть заклинания отозвалась в голове глорхийца тревожным гулом и острой болью в висках. В ладонях шамана вспыхнул огонь, осветивший лицо, искажённое злой радостью и сладкой мукой выходящей силы.
- Гоэхэр куллиш-ш-ш… шта!
Шуршание превратилось в грохот. Они идут! Они голодны! Они хотят… Хотят чего? Хотят съесть мозг!
- Небесная Кобылица! - преследуемый видениями огромных скорпионов караульный прыгнул из положения лёжа, подхватил копьё и бросился бежать.
- Не так быстро! - крикнул вдогонку еле державшийся на ногах Арча. Заклинание морока выматывает, а если совместить его с сильным внушением… Вот в Империи, говорят, это даже дети умеют. - Скорпионы боятся имперских печатей!
Мог бы и не уточнять - воин мчался целенаправленно.
Вспышка!
- Спасибо тебе, друг, - Выползок умел быть благодарным к людям, умирающим вместо него. - Ты возродишься вороным иноходцем.
- Гроза надвигается? - Еремей увидел далёкие отблески и остановился, вызвав недовольное ворчанье старшего десятника.
- А хоть бы и гроза? Рот разевай пошире. Заодно и напьёшься вдоволь. Только под ноги смотри, раззява!
Сам Матвей умудрялся шагать в кромешной темноте тихо и уверенно, не спотыкаясь поминутно и не матерясь вполголоса. Баргузину приходилось хуже - малая луна почти не даёт света, а большая в конце лета восходит только под утро, когда особо и не нужно. В такую ночь хорошо кошкам или пластунам - у тех, говорят, тоже глаза с вертикальными зрачками.
Глорхийская трофейная карта соврала. Впрочем, и в Родении почти все карты рисовались исключительно с целью запутать вероятного противника, так что со своей вряд ли бы вышло иначе. Да, скорее всего головожопым и дали скверную копию с творения тёмных художников, компенсирующих отсутствие точности полётом фантазии и красотой замысловатых виньеток.
Как бы то ни было, но через три версты, обещанные истрёпанной мапой, деревня Большой Лабаз так и не показалась. А ноги гудят… а спина ноет… а треклятые булыжники сами норовят прыгнуть на дорогу. Или подкатиться, ежели прыгать у них нечем.
- Может быть, тот глорхиец соврал? - Еремей верил в человеческую честность, но в его представлении дикие кочевники в список людей не попадали. Вот глорхийские лошади никогда не врут. Правда, они и говорить-то не умеют.
- Зачем ему меня обманывать? - искренне удивился Матвей. - Я же к нему по-хорошему…
Бывший профессор вспомнил некоторые детали недавнего допроса и зябко поёжился. Как же тогда выглядит плохой вариант?
- А вдруг он сам всё перепутал?
- Тише, - вместо ответа прошипел Барабаш и дёрнул Матвея за руку, заставляя присесть. - Слышишь?
Где-то вдалеке раздался низкий рокочущий звук.
- Шаманский бубен, - определил Баргузин. - Малый походный бубен третьего разряда, что делается из шкуры молодого рырха, а для ударов используется берцовая кость умершего от красной лихорадки мужчины в возрасте от двадцати двух до двадцати шести лет.
- Обалдеть! - старший десятник настолько восхитился эрудицией подчинённого, что повысил голос. - И ты это определил на расстоянии?
- Шаманизм, - коротко пояснил Еремей.
- И что?
- В университете я именно его и преподавал. А различать бубны по звуку - задание для студентов второго года обучения.
- Уважаю, - шёпот Барабаша выдавал немалое потрясение. Даже больше чем немалое - пошатнулась твёрдая уверенность в том, что учёные занимаются сущей ерундой, проедая казённые деньги и плодя себе подобных бездельников. - А зачем бубен здесь?
Баргузин вслушался.
- Бубум… бум… тыц-тыц-тыц-бум… - повторил он вслед за бубном неведомого шамана. - Скорее всего, тут собираются колдовать.
- Понятно объясняешь. Я-то думал, что глорхийцы рыбу ловят.
- В горах? - Еремей в очередной раз не понял юмора.
- Ага, непременно в горах. Толком расскажешь, что там творится?
- Так вот же… "бум-бум" сдвоенное слышишь? Похоже на заклинание Завесы невидимости. Или Полога невидимости, что, в общем-то, одно и то же.
- Магия?