- Лучше всех о будущем ведает зеркало Велеса, отрок, - вздохнул Лютобор. - Твои же сказки, хоть и ласкают сердце мое, но к истине отношения никак не имеют.
Колдун наклонился к костру, дунул на него, словно на свечу, - и огонь сгинул. Не погас, а именно сгинул, и угольков не осталось.
- Будь по-твоему, чадо. Еще раз попробую душу твою во времена иные вернуть. Коли опять не выйдет, к прежним чарам вернусь. Вместе с телом перемещать стану. Но час полнолуния ушел. Придется ждать нового.
- И на том спасибо, Лютобор, - поклонился во мрак Андрей. - Что хоть попытался. Я к тебе завтра заскочу, мяса копченого и вина завезу. А то, заметил, не ходят к тебе теперь селяне. Видать, тропы совсем непролазными стали. Боятся.
- Яйцо сырое тогда прихвати, чадо, и жены своей волос длинный. На будущее ее поворожим. На проклятие. Глядишь, чего важного откроется. Ныне же прощай.
Во мраке стало пусто. Исчезли еле слышный шелест одежды, звук дыхания, похрустывание снега под ногами и всегда ощутимое, пусть и на расстоянии в пару шагов, человеческое тепло. Андрей остался один.
- И тебе всего хорошего, чародей, - пробормотал Зверев. - Хотя свет ты, колдун, выключил рановато… - В темноте он нашарил на камне ферязь, накинул на плечи, застегнул крючки. Сразу стало теплее. Побродив туда-сюда по снегу, он собрал колчаны, нашел пояс с оружием, заправил в рукав кистень. - Кажется, ничего не забыл… А то ведь монахи найдут - со свету сживут опосля… Нет, вроде все…
И он двинулся к усадьбе, над воротами которой, словно путеводные звезды, горели факела сторожей.
Обычно Звереву удавалось проникнуть домой незаметно. Сторожа, избалованные длящейся долгие месяцы безопасностью, особой бдительностью не отличались, а если и подавали голос на стук засова, то отклик молодого боярина их легко успокаивал. Посему и в этот раз Андрей, особо не беспокоясь, привычно сосредоточился, положил крест-накрест руки наворота, мысленно сливаясь руками с запором, и тихо произнес заговор на одоление замков, засовов и прочих рукотворных препятствий:
- Встану утром рано, опущусь утром низко, подниму пояс железный, надену шапку медну, надену сапоги булатны. Поклонюсь на север, поклонюсь на юг, поклонюсь на запад да пойду на восток. Пойду в сапогах булатных, в поясе железном, в шапке медной. Пройду тропой мышиной, пройду трактом широким, пройду тропинкой извильной. Пройду сквозь гору высоку, пройду сквозь лес черный, пройду сквозь море глубоко… И тебе, воротина, меня не остановить! - Зверев резко развел положенные на ворота руки, услышал по ту сторону приглушенный стук упавшего засова и потянул на себя створку.
- Кто там шумит среди ночи? - грозно окликнули из терема. - А ну, покажись, не то сулицу метну!
- Факел сперва брось, - хмыкнул Андрей. - Вслепую копья раскидывать много ума не надо. Я это, я. Князь Сакульский, боярин Лисьин. Так что оружие хозяйское ты побереги.
- Нашелся! - неожиданно громко закричал караульный. - Здесь он, у ворот стоит.
Зверев не успел запереть за собой створку, как внутренние ворота распахнулись, мелькнула темная тень, и молодой человек сдавленно крякнул от повисшей на шее тяжести: супруга весила минимум вдвое больше Андрея, даже считая оружие и оставленные в светелке байдану и куяк.
- Милый мой! Суженый мой! - Лицо Зверева стали покрывать влажные поцелуи. - Нашелся, соколик мой ясный, нашелся единственный мой! На кого ты меня покинул, на кого оставил?!
Андрей, обняв ее, стиснул от натуги зубы и ничего ответить не мог.
- Да уж, заставил поволноваться, сынок. - В воротах, в сопровождении двух холопов с факелами, появился Василий Ярославович. - Где же ты был так долго, чего засветло не вернулся?
- Родненький мой… - Полина наконец опустила ноги на землю и прижалась головой к его груди.
Князь Сакульский облегченно перевел дух, хрипло выдохнул:
- У дуба с луком упражнялся да прозевал закат. В сумерках с дорогой промахнулся и через лес продираться стал. А там снега по грудь. Вот и застрял. Пока еще оттуда выберешься! Вы-то чего беспокоились? В темноте даже тати и ляхи спят - чего опасаться? Ну, поспал бы в сугробе, вернулся утром. Одет тепло, не простудился бы. Сколько раз мы так в походе ночевали, отец!
Боярин промолчал, а вот княгиня отпрянула и горячо зашептала:
- Да ты и не ведаешь, от беды какой тебя Господь всемилостивый отвел! На Сешковской-то горе караульные сполохи алые видели да тени летучие! То, сказывают, нежить бесовская дела свои черные творит, люд христианский извести пытается. Не иначе, душу чью-то в сети свои заловили да пожирали в час полуночный, победу новую праздновали, погибель чью-то человечью. А тебя, милый мой, дома-то и нет! - Молодая женщина опять прижалась к его груди.
Андрей поймал на себе внимательный взгляд боярина. Василий Ярославович наверняка подозревал, что без его сына бесовские посиделки не обошлись - но после того, как Лютобор исцелил его жену от бесплодия, хозяин усадьбы предпочитал не замечать дружбы Андрея со здешним колдуном. От церкви не отрекается, к причастию и на исповедь ходит - стало быть, души своей не погубил.
- Да какая там в дубраве нечисть? - отшутился Зверев. - В тамошних сугробах сам леший ногу сломит. Спит, небось в берлоге своей и про ваши страхи не ведает.
- Да ты, поди, голоден, Андрюшенька, - вдруг спохватилась Полина. - Ведь и к ужину тебя не дождались, и с собой ты ничего не брал. Без росинки маковой весь день маешься. Идем, идем скорее! Не велела я в трапезной убирать, холодную снедь стряпуха оставила и пива кувшинчик. Идем, соколик.
Крепко ухватив мужа за руку, она провела его мимо боярина и быстрым шагом увлекла в дом.
- Ворота заприте, - услышал Зверев спокойный приказ хозяина, - да спать ступайте. Сын прав, в такой мгле даже нечисть пакости творить не ходит. Хватит караульных в тереме. Пусть по стене доглядывают, и ладно.
В трапезной экономно горела масляная лампа с приспущенным фитилем. А вот стол был накрыт минимум человек на десять. Пара кувшинов - один, верно, с пивом, а другой - с квасом, с яблочным супом, как тут называли обыкновенный компот, либо с сытом. На закуску - пряженцы, расстегаи и ватрушки, копченая рыба, моченые яблоки, ветчина, нарезанный ломтями сыр, лотки с запеченной зайчатиной, соленые грибы, капуста квашеная и рубленая, изюм, хурма, курага в глубоких мисках…
- Гостей ждала? - не удержался от сарказма Андрей.
- Как же ты изголодался, верно, бедненький, - не то не расслышала, не то не поняла ехидства в голосе супруга Полина. - Ты кушай, кушай. Страшно, верно, в лесу-то было?
Она схватила пирожок и стала жадно жевать, глядя на Зверева круглыми, словно от ужаса, глазами.
- Страшно? - От удивления брови Андрея сами собой дернулись вверх. - С чего бы это?
- Ну, мало ли чего… Душегубы какие встретятся али нечисть лесная.
- Я, Полина, если ты не заметила, русский боярин, а не поросенок бездомный, - сухо ответил Зверев. - Боярин - значит, человек боя. Если душегубы меня в лесу встретят, это им бояться нужно. Да и нечисти лесной лучше сторонкой меня обходить. Скажешь тоже: страшно! За кого ты меня приняла, милая?
- Ну, - смутилась женщина. - Ты ведь все же не такой, как отец. Вон, еще и борода с усами не проглядывают. Молодому и испугаться не грех.
- Пусть ляхи боятся, - фыркнул Зверев, - а я уж в три похода сходил, не считая мелких стычек. Мне, Полина, семнадцатый год уже пошел. Чай, не ребенок. Александр Невский в мои годы уже шведов разгромить успел. А мне что - темноты в лесу бояться?
- Так он князем был, Александр-то!
- А я кто?
Ответ заставил женщину надолго погрузиться в раздумья. Зверев же тем временем придвинул к себе лоток с зайчатиной и принялся жадно обгладывать косточки - перекусить ему и вправду хотелось. А заяц - он только в шкуре да на бегу большим кажется. На деле - задние лапы, как у петуха, а больше и есть-то нечего. Как раз голодному мужику один раз перекусить.
- Он был святым! - наконец нашла дама достойный аргумент.
- Ох, Полина, какие наши годы… - налил себе в оловянный кубок пива Андрей. - Может, и мы с тобой еще святыми заделаемся!
- Мучениками?
- Типун тебе на язык, - поперхнулся пивом Зверев. - Лучше так… За деяния всякие. Сотворим чего-нибудь доброе и душевное. Храм великий построим или пленников из неволи выручим.
- Выкупим?
- Выкупать нельзя, - покачал головой Андрей. - Этак мы всяких выродков только прикормим. Они жить на том станут, что русских людей воровать, а потом выкуп просить. Нет, освобождать надобно саблей. Чтобы от похитителей только могилки безымянные оставались.
Он допил пиво, наколол на нож ломтик ветчины, сыра, сунул в рот и вернул клинок в ножны:
- Ну что, не пора ли нам на боковую? А то уж утро близится, а ты еще не ложилась.
- Так и ты не ложился, сокол мой ясный.
- Да я-то что? Все мужчины бродяги от природы. Сегодня в одном месте, завтра в другом. Сегодня засветло лягут, завтра токмо перед рассветом. Ты-то дома. Чего себя мучаешь?