Богато зажил дружок, миновала и забылась голодная юность, когда все думы были лишь о добыче и пропитании. В те времена Гордеенко ввязывался в любую авантюру и, собрав сотни таких же, как и он сиромашных казаков шел в лихие походы. Был он удачлив, много добра добыл, не разбазарил свою долю в добыче, а вложился всеми деньгами в хозяйство. Затем, некоторое время побыл кошевым атаманом, заслужил уважение сечевиков, а сейчас, на недолгий срок отошел от дел, и живет тихой спокойной жизнью. Не один десяток батраков имеет, разводит лошадей необходимых для сечевиков, скотины у него немало, и на этом Гордеенко получает прибыль и уважение от всего общества.
Кондрат увидел выходящего из хаты Костю и, спрыгнув с коня, пошел ему навстречу. На середине двора друзья встретились и крепко обнялись. Костя, здоровяк под два метра ростом, широкоплечий, с корявым шрамом через все лицо от кривого османского ятагана, буйный в гневе и веселый с друзьями, крепко, до хруста, сжал плечи бахмутского атамана. Видимо, старый боевой товарищ хотел показать донцу, что не обабился, не заплыл жиром, и что он по-прежнему воин.
- Ну, ты силен, чертяка, - прохрипел Кондрат, с усилием, разводя руки запорожца. - Сколько лет после Азова прошло, а ты все такой же.
- А чего нам меняться, Кондрат... - Костя всплеснул руками и поворотился по двору. - Только вот хозяйством обзавелся, да оженился. Сам видишь, что теперь я что-то в жизни имею. Проходи в хату, ты как раз к обеду. А позже Лукьян Хохол появиться должен, и тогда уже о делах поговорим. Ты ведь, наверняка, не в гости приехал?
- То, верно, не погостить я к тебе за сотни верст мчался, - сказал Булавин, и атаманы прошли в хату.
В просторной горнице на столе, покрытом вышитой украинской скатертью, стояли всякие вкусности, которые по достоинству сможет оценить любой, кто хоть раз бывал на южных окраинах Руси и был приглашен за стол справного казака. Кондрат увидел вареники, жареную рыбу, сметану, пучки свежей зелени, а на середине запотевшую бутыль с горилкой и почувствовал, как в его животе требовательно заворчал дикий зверек под названием "голод".
Через полчаса, насытившись и выпив с Костей за встречу по кубку горилки, донской атаман отвалился от щедрого стола. Пообедав, Костя и Кондрат вышли в сад для серьезного разговора. В это же время появился и Лукьян Хохол с десятком рядовых сечевиков из своего куреня. Хохол, поприветствовав старого товарища, прибывшего с Дона, а затем атаманы расположились в тени раскидистой высокой груши, улепом покрытой пока еще зелеными и неспелыми плодами, и завели разговор.
- Говорят, что на Дону нынче неспокойно? - спросил Костя.
- Да, есть такое, - подтвердил Кондрат и рассказал друзьям о своих планах по разгрому карателей и желании поднять весь Дон и его союзников на борьбу с царем Петром Романовым.
Атаманы помолчали, не сговариваясь, дабы потянуть время и подумать, забили душистым табаком трубки и закурили.
- Что предлагаешь, Кондрат? - спросил Лукьян.
- Помощь нам ваша требуется. Ждем, что Сечь всеми своими силами поднимется. Нет мочи терпеть московских бояр спесивых, которые казаков захолопить хотят. После нас и ваш черед придет, то вы и сами понимать должны. На левом берегу Днепра царские войска стоят, а крепость Каменный Затон переправу через реку держит и лишает сечевиков доходов. Это для вас как ножом по сердцу, и это только начало. Думаем, что Костю, - Булавин кивнул на Гордиенко, - надо кошевым атаманом избрать. Говорят, что Тимофей Финенко слишком робок, да на чужое мнение постоянно оглядывается, так что если его о помощи просить, то ничего у нас с вами не сладится.
Гордиенко повел мощными плечами и сказал:
- Коль меня в кошевые выберут, то помощь вашему делу будет. Обещаю.
- Сколько сил у запорожцев есть, дабы нам в подкрепление прийти?
- Много войск выделить не сможем. Мазепа - прихвостень царев, под боком. В любой момент в спину ударить может. Да и московские полки в Киеве стоят, а помимо этого, как ты правильно заметил, Каменный Затон на левом берегу Днепра. В общем, тысяч десять сабель на Дон послать реально, это точно, а большего не жди, друг ты мой Кондрат.
- Погодите, браты, - отозвался Лукьян. - Раз такое дело заворачивается, то есть предложение как гетмана Мазепу к нам привлечь.
- Ну-ка, говори Лукьян, - заинтересовался Костя.
- Вы слышали про генерального судью Кочубея Василия Леонтьевича?
- Да, - сказал Булавин.
- Знаем, конечно, дружок Мазепы, опять таки личность сама по себе богатая и влиятельная, такого на кривой козе не объедешь, - добавил Костя.
Лукьян скорчил лицо как заправский заговорщик и пододвинулся ближе к друзьям:
- Конец их дружбе. У Кочубея мой побратим Петр Семерня служит. Так он говорит, что старый хрыч Мазепа закрутил любовь с дочкой судьи - Матреной, а та, его крестница, между прочим. Он даже свататься приезжал, да от ворот поворот получил и в ярости к себе умчался. Однако переписку с Матреной ведет, и встречи тайные полюбовные имеет.
- Вот же, греховодник старый... - удивленно сказал Кондрат.
- Дальше продолжай, - поторопил Костя.
- Так вот, все сношения их и шашни через Семерню идут, а он полюбовников, бывает, что и подслушивает. Мазепа говорит, что под руку Речи Посполитой отдаться готов, со Станиславом Лещинским через иезуитов переписку ведет, да с королем шведским. Русский царь Карла у Смоленска караулит, и если швед на Украину повернет, то выбор у Мазепы невелик, или разорение всего края, или договор с бывшим врагом. А раз так, то гетман уговаривает Матрену с ним бежать, и обещает ее польской дворянкой сделать. Ну, а Кочубей, тем временем на него в Москву доносы пишет, подозревает что-то. Только вряд ли ему там поверят, царь Петр гетману дюже верит, и мало что в наших делах понимает.
- Надо узнать точно, когда у гетмана с Матреной следующая встреча. Подловим голубков и поговорим с Мазепой по душам. Если он, в самом деле, готов против царя пойти, то можно убыстрить события. За ним тридцать тысяч реестровых сабель, и это сила немалая, - сказал Булавин.
- Сделаем, - пообещал Лукьян. - Мы с Семерней постоянно письмами обмениваемся.
Костя Гордеенко задумался и, что-то решив, высказался:
- Может получиться. Многие Москвой недовольны и вольности хотят. Из гетманских казаков лично Мазепе преданных только половина, а то и меньше. Остальные на Сечь смотрят или на своих полковников. Если гетман сам царю изменит, то треть с ним пойдет, не больше, а если с нами заодно, то почти все полки присоединятся.
- Так что, договорились? - спросил бахмутский атаман. - Выступаем против царя?
- Да, - кивнул Хохол.
- Будет дело, - согласился Гордеенко.
Все три атамана ударили по рукам, поклялись стоять заодно до самой смерти и пошли готовиться к скорой поездке на Сечь.
Войско Донское. Бахмут. 10.07.1707.
- Нападай!
По пояс голый, мускулистый двадцатилетний парень, один из казаков Лоскута, держа в правой руке толстую тяжелую палку, по виду напоминавшую саблю, левой поманил меня на себя.
Делать нечего, я сам попросил лоскутовцев погонять меня по всем воинским наукам. Им интересно, а мне тяжко. Они к делу подошли ответственно и без малейшего намека на халтуру, и теперь учеба идет по полной программе. Всего, с полковником Лоскутом семь человек, и молодых профессионалов военного дела, как я их для себя обозначил, боевиков, среди них трое. Двое всегда рядом с полковником, который занимается только ему ведомыми делами и постоянно где-то пропадает, а кто-то один всегда в Бахмуте на нашем дворе, за обстановкой присматривает, и меня тренирует. Сегодня очередь Василя Чермного, которому сабли интересны больше чем огнестрелы, а значит, синяков я сегодня нахватаю столько, что потом полночи на лавке ворочаться буду.
- Ну же, чего застыл? Вперед! - подбодрил меня Василь.
Поежившись в своем учебном доспехе, толстом полушубке с войлочным подкладом, я перехватил свое оружие, палку, чуть покороче, чем та, что была у моего учителя, и начал наступление.
Шаг, второй, третий. Василь притоптывает ногой и резко подается вперед. К этой манере я уже привык, он меня пугает, но все же на долю секунды застываю на месте. Снова иду вперед. Постараюсь атаковать условного противника в корпус. Замах. Рывок. И от удара ногой в грудь, я откатываюсь обратно.
Встаю, отряхиваюсь от пыли, и спрашиваю:
- Что, опять меня глаза выдали?
- Они самые, - соглашается Василь. - Ты смотришь туда, куда ударить хочешь, а необходимо мой взгляд держать.
- Понятно.
- Атакуй!
Снова иду на Василя, а он стоит на месте. Левая нога вперед. Смотрю только на "противника". Прыжок. Выпад. Тяжелая палка своим острием должна ударить тренера в голову, но там, куда я целюсь, уже никого и нет. Василь делает половину шага в сторону, и легко ударяет меня палкой в бок. Однако я тоже не лыком шит и не первый день по двору с учебной саблей скачу как антилопа по степи. Новый синяк получать не хочется, тело реагирует само, и отскакивает в сторону.
- Неплохо. Продолжай!
Длинный шаг вперед. Палка свистит в воздухе. Мне кажется, что теперь-то я достану Василя, и снова у меня ничего не выходит. Учебная сабля сталкивается с оружием тренера и отлетает обратно. Чермный контратакует и ловит меня на новом замахе. Всего полшага навстречу. Он оказывается ко мне вплотную и снова толкает меня в пыль. Обидная ситуация, конечно, но от такого мастера, какой сейчас передо мной, тумак не обида, а наука, за которую надо говорить слова благодарности.