Мой мир перевернулся. Больше, чем тебе, я доверял только одному человеку. Ты знаешь об этом, и я знаю, что тебя всегда это задевало. Прости - кажется, я ошибался. Сегодня все решится. Я не могу полностью понять и осознать, что происходит и почему, - но сегодня я доберусь до правды. Я не могу сейчас доверять электронным способам связи и потому пишу это письмо. В полдень я буду ждать тебя на Крестовском острове, возле виртуал-центра. Я был не прав, скрывая от тебя важнейшую часть моей жизни, и сегодня я исправлю эту свою ошибку. До встречи.
Кирилл"
Далее следовал тщательно вымаранный постскриптум.
- Это сделал он? - тихо спросил Стас, указывая на старательно зачерканную строку. Алексей покачал головой:
- Нет, я. Это… личное, и не имеет отношения к делу.
- Понятно, - кивнул Ветровский и вновь перечитал письмо. К счастью, Кирилл писал от руки, а не распечатал набранный на компе текст. - Алексей, у вас есть еще образцы его почерка?
Молодой человек поколебался, но все же вытащил из сумки несколько тщательно упакованных в пластик листов, исписанных ровным, быстрым почерком, и протянул собеседнику.
Стас с немалым удивлением понял, что перед ним стихи. Ему очень нравился Кирилл - целеустремленный, уверенный в себе, отзывчивый и добрый парень, способный легко поступиться своими интересами ради других, но в то же время Бекасов казался совершенно земным человеком, не тратящим время на "бесполезные" мечтания. И тут вдруг - стихи! Причем хорошие стихи, живые и искренние.
Но Ветровского сейчас волновала отнюдь не просмотренная им потенциальная "крылатость" Кирилла. Гораздо важнее был почерк. Судя по тому, что до упаковки в тонкий пластик листы изрядно потрепались, строчки не выводились намеренно красиво - это был обычный образец почерка. Ровный, крупный, с четким наклоном вправо, едва заметными фигурными завитушками заглавных букв. Почерк, которым уверенный человек пишет в относительно спокойном состоянии.
Стас старательно вспоминал все, что он читал в книге "Выявление психологического портрета и эмоционального состояния индивида по образцам почерка". Книга эта была написана еще в конце двадцатого века и сейчас в программу обучения не включалась - от руки уже почти никто не писал. Однако Ветровский когда-то прочел ее от корки до корки - по ней он писал доклад по истории психологии.
Алексей молча сидел, допивая третью чашку кофе, и лишь наблюдал за работой нового знакомого. А Стас по всем правилам проводил сравнительный анализ.
- Письмо было написано в состоянии крайнего эмоционального возбуждения, - наконец резюмировал он. - Кирилл писал очень быстро - в заглавных буквах отсутствуют декоративные элементы, которые он использовал обычно. Однако строчки не прыгают, они ровные и прямые, хотя лист не линован. Буквы крупнее, чем в других образцах, написаны с сильным нажимом - на словах "сегодня все решится" бумага чуть не прорвана. Это не почерк человека, собравшегося покончить с собой. Говорю, как психолог, изучавший эту тему. Содержание письма… Здесь сложнее. Изучай его полицейский следователь, он сделал бы вывод, что "выясненная правда" подкосила Кирилла и он решился на самоубийство. Например, выяснил какую-то страшную правду о своей девушке…
- У него не было девушки. - Алексей как-то странно улыбнулся.
- Ну, о ком-то еще, - пожал плечами Стас. - О ком-то, кому доверял сильнее, чем лучшему другу. Вы знаете, о ком может идти речь?
- Только предполагаю. Кстати, может, перейдем на "ты"?
- Да, конечно.
- Я не знаю точно, но… у Кирилла был кто-то вроде наставника. Кир безмерно его уважал, почти преклонялся. Этот наставник был для него всем, он имел огромное влияние на Кира, вплоть до того, что Кир несколько раз менял свои решения - действительно важные решения, от которых могла зависеть его судьба. Менял он их потому, что "учитель против".
- А давно у Кирилла появился этот… учитель?
- Давно. Мы знакомы три года, а к моменту нашей встречи он уже был.
Стас помедлил, формулируя:
- Ты уверен, что наставник не мог… довести Кирилла до такого решения?
- Скорее уж он мог заставить Кира такое с собой сделать, - очень тихо проговорил Леша. - Ты мне не поверишь, но все же… Знаешь, были в двадцатом веке очень популярны так называемые энергеты, экстрасенсы и тому подобные "маги"? - Он дождался кивка визави и продолжил: - Вот мне кажется, что этот учитель как раз из таких. Да и Кирилл кое-что умел…
- Что именно - умел? - с нажимом спросил Стас, не отпуская взгляд собеседника.
Алексей потянулся за сигаретой, прикурил, затянулся несколько раз, нервно перебирая пальцами воздух, словно никак не мог решиться. Но Ветровский не отводил глаз, и молодому человеку ничего не оставалось делать.
- Он умел подчинять себе людей. Не гипнозом, нет, - просто говорил так, что его слушали, слышали и слушались.
- В этом нет ничего мистического, это называется императивной речью. Я тоже так умею, правда, пока еще слабо.
- Нет. - Леша замотал головой. - Императивная речь - это разовый приказ. Когда тебе говорят: "Встань!" - ты думаешь: "Зачем?" - но думаешь, уже вскочив на ноги. Я знаю, я интересовался этим вопросом. А Кир умел говорить так, что его просто слушались безусловно, не спрашивая и не уточняя, без особо четких формулировок - он просто говорил: "Сделай то-то", - и человек шел это делать, даже если на выполнение распоряжения требовались дни или недели. Императивная речь на такое не способна.
Стасу пришлось кивнуть - собеседник был прав.
- Но даже и такое может объясняться гораздо проще. Допустим, он просто пользовался непререкаемым авторитетом…
- Ага, сразу у трех сотен студентов одного вуза, - усмехнулся Алексей. - Понимаешь, я же на себе это проверил. В прошлом году как-то раз мы встретились в одном закрытом клубе, хотели хорошо провести время, отдохнуть, расслабиться - и тут ему позвонил этот учитель. Кир сказал, что ему придется уйти. Я разозлился, меня уже достало, что он чуть что - сразу срывается бегом к наставнику, как ручная собачонка. Наговорил всякого, чтобы он не смел никуда уходить, что я… что мы серьезно поссоримся, если он уйдет, и так далее. Он на меня посмотрел так… очень странно, и сказал что-то вроде: "Иди домой, ложись спать и не злись ни на меня, ни на учителя". Я встал и пошел, хотя буквально секунду назад был готов стоять до конца. Пришел домой и лег спать, хоть и собирался еще сделать лабораторную работу для одного сокурсника - я так подрабатываю. И на следующий день, когда я проснулся, было такое странное ощущение, что я почти не помню прошедшего вечера, словно был сильно пьян, хотя мы выпили буквально по паре легких коктейлей. И правда не злился - хотел злиться, но не мог. А как-то раз он запретил мне дурно отзываться об этом его учителе - и я больше ни разу не смог сказать ничего из того, что об этом думал. Еще Кир умел предчувствовать будущее. Однажды я не успел как следует подготовиться к экзамену, времени оставалось совсем немного, я психовал… Кир на меня посмотрел так странно и говорит: "Учи такую-то тему, отвечать будешь по ней". Я посмеялся, но совету последовал. И на следующий день на экзамене вытащил билет именно по этой теме! Потом еще было так: мы говорили по мобилу, я дома был, и мне предки начали пилить мозги, что я ерундой страдаю. Я сказал Киру, что сейчас на улицу выйду и перезвоню. Он напрягся и говорит: не ходи! Я ответил, что все ерунда и я через пять минут перезвоню. Вышел, сел на скамейку, только мобил достал - а больше ничего не помню. По голове ударили. Пришел в себя уже в больнице. В общем, больше я Киру не перечил, когда он вдруг говорил вот так.
Стас слушал монолог нового знакомого и проклинал злодейку Судьбу за то, что узнал столь многое о Бекасове тогда, когда стало уже поздно. А ведь насколько полезен мог бы быть Кирилл Ордену, как многому мог бы научить! Ветровский почему-то безоговорочно поверил Лешиному рассказу о "сверхъестественных" способностях Кира - в конце концов, ничего действительно мистического в них не было, человек вообще способен на гораздо большее, чем он привык считать.
- Значит, все дело в этом так называемом наставнике, - проговорил Ветровский, с трудом заставляя себя отбросить печальные мечтания на тему "Как хорошо было бы, если бы…". - Рабочие версии: первое - он довел Кирилла до самоубийства, второе - он заставил Кирилла убить себя. Одно от другого отличается не сильно, в итоге все сводится к тому, что именно по прямой вине наставника Кирилл погиб. Так?
- Да, - на секунду задумавшись, кивнул Леша.
Азарт закипал в венах Стаса: будучи мальчишкой, он не успел наиграться в сыщиков - слишком рано пришлось начать выживать всерьез. А теперь он нашел реальное преступление, которое совершил реальный преступник.