- Если коротко, то тень - это отсутствие света. А Тьма - это противоположность Свету. Свет светит, а Тьма... темнит, например. Увидишь когда-нибудь, я не умею толком объяснить.
- Ага... - сказал я, кивнув, просто потому, что не видел смысла пытать его дальше. - Слушай, а почему нельзя дома пустые взорвать, например?
- Смеешься? - удивился он вопросу.
- А че?
- Как это че? - засмеялся он, - Если их взрывать, то только так, чтобы даже подвал открытым остался, а это уже никакого тола не напасешься. Если просто дом завалить, то добьешься только того, что в подвале вечная тень заведется. И Тьма придет. А ты хрен чего сделать сможешь, потому как все завалено и это место не просветишь. Сам себе навредишь. Так, разбираем старый жилфонд помаленьку, но это надолго.
Во как... и верно. Ступил я чего-то. Ну мне простительно, я вообще пока не уверен, что все вокруг - реальность. Может быть меня там током дернуло, и я в коме где-нибудь в больнице? Как знать, как знать... Иначе придется смириться с мыслью, что угодил в фильм ужасов. А Елена сейчас милицию вызывает, куда пропал мужик вместе с сараем... Ой, ой, ой... об этом и подумать-то страшно. Как бы с ней чего не случилось от такого явления.
- Ты чего? - скосил на меня глаза Федор.
- А что?
- Да как-то ты в лице переменился.
- Да прикинул, что там сейчас дома...
- Жена, дети?
- Почти жена. Вторая. Дитё взрослое уже, и с первой женой живет. В разводе мы.
- Это у тебя. А тут и детных отцов-мамаш хватает, прикинь, каково им было? Но справляются как-то, куды денешься. Вон, граница жилого сектора впереди.
Жилой сектор заметно отделялся от нежилого. Хотя бы тем, что включал в себя, как я понимаю, все каменные дома Углегорска, а также тем, что вокруг него была самая настоящая полоса отчуждения. Не поленились, снесли дома до земли метров на сто от серьезного забора из колючей проволоки, напоминающего скорее ограждение перед окопами у Вердена. Не жалели колючки.
- Откуда столько проволоки? - не выдержав, спросил я.
- Здесь делают, металлисты. Чуть не основная продукция.
Проволочный забор прерывался настоящей крепостью. Вполне серьезный дот с бойницами для пулеметов на уровне второго этажа, с площадкой для караульных на крыше. По краю прожектора, снизу ворота стальные. Дальше, за ограждением, стоит небольшой танк или бронемашина со спаренными ДШК в башне. Последний довод, наверное.
Грузовик неспешно заехал в отстойник КПП, ворота сзади закрылись, а спереди пока открываться не спешили. Из дота вышел офицер в форме и фуражке, с таким же ППШ на плече, как у Федора. Я обратил внимание на форму - все вроде похоже на нашу старую, но с отличиями. И бриджи не такие широкие, и гимнастерка до самого низу расстегивается, и лейтенантские погоны мягкие, тряпочные, откидные на пуговице, и воротничок отложной, без петлиц. И солдаты не в пилотках, как у нас принято, а в таких как у Федора небольших кепочках-фураньках.
Офицер подтащил от стены небольшой фонарь на витом шнуре, затем махнул нам рукой, скомандовав:
- Из машины. Досмотр.
Судя по спокойной реакции Федора, процедура была рутинной. Да и логичной, если по рассказам судить, так что трепыхаться не стал, а послушно выбрался из машины. Офицер посветил каждому фонариком в глаза, заставив морщиться, затем проверил у Федора документы, а когда обернулся ко мне, шофер сказал:
- А это попаданец очередной. Провалился часа три назад.
- Да? - спокойно, даже не удивившись, переспросил офицер, - Тогда поздравляю с попадаловом. Откуда родом?
- Из Москвы.
- Земляки, - кивнул он, - Хоть и не уверен. Москвы бывают разными и их бесконечно много. В курсе уже?
- Ага.
- Ну и хорошо. Проходите на блок, отправим вас на распределение.
Я оглянулся на Федора, почувствовав, что словно теряю спасательный круг в этом сюрреалистическом месте, но тот, забираясь в машину, сказал:
- Мальцев моё фамилие называется. Просись в Горсвет, тогда в одну общагу устроят. Давай, с тебя поляна в честь заезда, сразу как подъемные получишь.
- Давай, езжай, - махнул ему лейтенант.
Федор помахал рукой, тронул с места свой чадящий агрегат и провел его в раздвинувшиеся ворота. А я, сопровождаемый молодым крепким солдатом в накинутой поверх формы плащ-палатке, вошел в низкую дверь в бетонной стене дота, оказавшись в небольшой комнатке. У стены стояла длинная лавка, больше ничего не было. Я сел.
- Сейчас поедем, - пояснил боец, останавливаясь в дверях, - Сержант только машину подгонит.
- А чего, далеко отсюда?
- Нет, но чего ноги топтать?
- Тоже верно.
Среднего роса, белобрысый, лет двадцать пять. Форма как и у лейтенанта, вроде все привычно, но тоже с отличиями. Я обратил внимание на его карабин, небрежно висевший на плече стволом вниз. Сначала мне показалось, что это обычный СКС, только с пламегасителем. Затем на минуту почудилось, что это американский карабин М1 военной поры, какой я на картинках видел многократно. А потом, уже всмотревшись внимательно, я понял, что это все же наш СКС, но с отъемным магазином. Да и вообще непривычный какой-то, без откидного штыка. Штык у бойца на ремне в ножнах висел.
- Это что за ствол у тебя, если не секрет? - спросил я, не удержавшись.
- Самозарядный карабин Симонова образца сорок пятого года, калибра шесть с половиной миллиметров, - ответил тот, а затем спросил у меня сам: - У вас такие были?
- Похожие, но не совсем такие, - сказал я всматриваясь.
Магазин что-то очень прямой, необычно. Да и емкость непонятная у него, если по размеру судить. А СКС у меня самого дома есть, охотничий, так что я в курсе, что к чему.
- Сколько патронов?
- Пятнадцать. С американского карабина, как говорят, взяли компоновку, - пояснил солдат. - Американские здесь попадаются, они тоже на пятнадцать. Правда наш мощнее намного, и на холоде надежней.
- А что за патрон шесть с половиной?
- А черт его знает, - пожал плечами боец, - Я не в курсе. Тут шесть с половиной основным калибром, что у карабина, что у пулемета ручного. Шесть и пять на сорок четыре. Да на вот, глянь...
Он вытащил из подсумка один магазин, выщелкнул верхний патрон и кинул его мне.
Ага, гильза чуть менее под конус, чем наша калашовская, и подлиннее. Пуля тоже заметно остроконечней, чем привычная семерка и потощей будет. Откуда калибр такой? Если бы про нас разговор, то сказал бы, что от японской "арисаки" пошел, только укоротили гильзу... а может так и было? Как тут история развивалась, черт ее знает. У нас в первую мировую и "арисаками" пользовались, и под патрон для нее Федоров автомат изобрел. Первый в истории. Почему нет?
- А чего пламегаситель такой странный? - спросил я, кинув патрон обратно.
- Чтобы гранатами стрелять, - ответил боец и снова полез в подсумок: - Вот, гляди, на пять холостых патронов магазин, боевой в него не всунешь.
Действительно, в руке у него появился короткий магазин с наглухо сходящимися впереди губками, патрон с пулей в него не втолкнешь - не влезет, только холостой с замятым дульцем.
- А вот граната, - добавил собеседник и вытащил из длинного брезентового подсумка нечто вроде маленькой минометной мины с длинным тонким хвостом, - Насадил на ствол, газоотвод перекрыл, холостые вставил - и бах! Знаком с такими?
- Нет, у нас не было, - покачал я головой.
- Из разных мы с тобой мест, - заключил он, - У нас были. Хорошая штука, можно метров за двести стрелять.
- У нас подствольные гранатометы.
Он ничего не ответил, лишь пожал плечами. Подозреваю, что попытки определить кто откуда тут вроде как стандартная процедура знакомства.
В комнатку заглянул младший сержант, рыжий и усатый, сказал:
- Давай, попаданец, отвезем тебя куда полагается.
На улице прямо возле дота стояла знакомая по фильмам "полуторка", маленький неуклюжий грузовичок, у которого на деревянном борту кузова большими белыми буквами было написано "Комендатура".
- Давайте оба в кузов, - сказал сержант, забираясь за руль машины.
Карабкаться было невысоко, да и задний борт был откинут. У борта переднего имелась лавка, на которой мы вдвоем с бойцом и уселись.
- Давно ты здесь? - спросил я его.
- Года два, - ответил он, и что-то прикинув, добавил: - Чуть больше, два и месяц.
- И как?
- Да нормально, могло быть и хуже, - пожал он плечами, - Живем - хлеб жуем. Пока цел, служба идет. Да не ссы, все пучком будет, все равно отсюда никуда не денешься.
Фыркнув мотором и душераздирающе проскрежетав коробкой, "полуторка" дернула с места чуть не прыжком, так, что я с лавки едва не свалился, но дальше покатила неторопливо, не набирая, судя по всему, и сорока километров в час. В лицо опять сыпануло мелким дождем, я поплотней завернулся в дождевик, чувствуя, как промозглая сырость забирается и под него, и под толстый свитер.
Потянулась прямая грязноватая улица с высокими тополями по бокам, прикрывающие обшарпанные стены домов, покрытые осыпающейся штукатуркой, крашенной в желтоватый цвет. Тянулись дома жилые, какие-то учреждения, школа с барельефами в виде глобусов, планеров и пионерских галстуков по фасаду, какой-то сквер с памятником не пойми кому. Появились пешеходы, одетые все больше или в допотопную военную форму, или в какую-то ее комбинацию с гражданской одеждой. Впрочем, была одежда и просто гражданская.
- Слуш, а чего столько народу по форме-то, а? - спросил я.