- О, черт! - теперь споткнулся Ришье. - Булыжников тут… - Ришье наклонился, поднял камень. То, что он сперва принял за булыжник, оказалось идеально отполированным человеческим черепом. Привет, приятель, как поживаешь?
- Себе возьми, - посоветовал Анджей насмешливо. - На память. Давай, поторопись, ты же хотел увидеть… - Герцог в нервном возбуждении миновал фонтан в виде девушки с кувшином, махнул рукой. Сюда! Ришье отбросил череп, догнал Анджея и вместе с ним свернул за угол… Остановился. К горлу подступила тошнота.
- Ты же это хотел увидеть? - сказал Герцог. Казалось, Анджей искренне наслаждается зрелищем. - Вот они… люди Капитана…
- Сам вижу, - голос прозвучал неестественно холодно. "Война - это работа, Ришье. Ее нужно вести умело и спокойно".
- А ведь он еще сомневался! - рассказывал Анджей на ходу. История предательства казалась ему на редкость занимательной. - Видимо, решил сделать последнюю попытку… У него было пять дней. Он признался Ласточке в любви. Предложил руку, сердце, шпагу… и прочую романтическую чушь. Кажется, один раз даже угрожал.
- Думаю, Янка, со свойственной ей очаровательной непосредственностью, послала Станиса куда подальше?
- Правильно думаешь. Ты умный и храбрый сукин сын, Ришье. Ты нравишься мне больше и больше… Но я все равно тебя повешу.
- Спасибо. А что со Станисом?
Анджей пожал плечами.
- Ничего. Предатель сделал свое дело, завел Вальдара с его воинством в засаду… и должен получить награду. Я, видишь ли, не привык отказываться от своего слова…
- Могу я с ним поговорить?
Анджей повернулся и внимательно посмотрел на Ришье.
- Не разочаровывай меня, дружище, - сказал Герцог. - Не надо… Уж не хочешь ли ты посмотреть Станису в глаза? Мол, совесть проснется? Ерунда. Смотреть в глаза живому предателю вредно. Глаза, видишь ли, всегда у них бегают. Голова может закружиться.
- А мертвому?
- Что - мертвому? Думаешь, я позволю его убить? Черта с два. Я с ним еще не закончил. Кстати, что у тебя под повязкой?
- Где?
- Ришье, Ришье, - покачал головой Анджей. - На левой руке. Под бинтами. Думаешь, провел меня? Разрезал предплечье и сделал из него ножны? Это кинжал? Пистолет? Какое-то заклинание?
- Стилет, - сказал Ришье. Анджей поднял брови. - Обсидиановый. Если активировать на крови - получится шпага. Я неплохо фехтую.
- Адам делал?
- Адам.
- Я много слышал о вашем маге. Возможно, мне нужно с ним познакомиться. Хотя… судя по всему, он не такой, как ты… или Станис.
- Я тоже не такой, как Станис.
- Ну вот, обиделся. Не надо, Ришье. Будешь обижаться, повешу раньше, чем собирался…
- Я парламентер, - сухо напомнил Ришье.
- Значит, будешь висеть на фоне белого флага… Ладно, оставь себе эту игрушку. - Анджей повернулся к Ришье спиной. - Вперед, мы почти пришли. Сейчас начнется представление…
Из окна сверху они наблюдали, как Станис схватил Янку в объятия, прижал к груди, осыпал поцелуями. Девушка не сопротивлялась… Наложили заклятие? Ничего, Ласточка, потерпи немного… Адам разберется…
- Ну и что, что зомби? - сказал Анджей, поворачиваясь к Ришье. - Зато она действительно его любит.
- То есть она… мертва?
- А ты знаешь другой способ?
Ришье покачнулся. Держись, держись, еще немного. Ришье усилием воли отогнал беспамятство…
Станиса охватили сомнения. Рыцарь отодвинул девушку от себя, посмотрел в глаза…
Закричал.
- Слышал сказку о неразменном гроше? Так вот, душа - тот же неразменный грош… вернее, не грош… мешок талеров! Продав душу один раз, ты можешь продавать ее снова и снова - а капитал будет только расти. Когда меня распотрошила бомба, я решил рискнуть. Совсем одурел тогда от боли, - Анджей потер лоб, словно от воспоминаний у него раскалывалась голова. - Подмахнул договор, прикупил жертву… К жертвеннику меня несли на руках - зато оттуда я вышел сам. Здоровый, полный сил и помолодевший на десять лет. Потом появился Хозяин Тотемов… Я решил, двум смертям не бывать…
- И пустил душу в оборот.
- Верно, Ришье. Пустил душу в оборот.
"Когда любитель берется за работу профессионала… Вкривь, вкось, с надрывом и кровью…"
Ришье согнул левую кисть. Обсидиановый стилет прорвал основание ладони и лег в пальцы. Рукоять мокрая… как бы не выскользнула…
"Больше всего я не люблю ситуации, когда возникает необходимость в героях". Салют, Вальдар, Капитан Висельников!
Герцог смотрел в окно. Гейворийцы отражали нападение мертвых гребцов… Если это можно назвать атакой. Несколько десятков мертвецов вяло передвигались по двору, скрючившись, словно с больным животом… Значит, Адам где-то рядом…
- Не вижу Вальдара! - азартно комментировал Анджей. - А… еще один… Почему Капитан Висельников не возглавил свою армию?
- Вальдар умер от ран, - сказал Ришье. - Надеюсь, его хорошо встретили на небесах… А ты отправишься к чертям в котел, Анджей. Я не шучу.
- Ты все-таки чертовски храбрый сукин сын, Ришье! - засмеялся Мертвый Герцог, по-прежнему глядя в окно. - Скажи, почему я должен отправляться в ад?
Старое поверье. Живая кость, можно убить любого колдуна. Адам подозревал, что обсидиан будет бесполезен…
- Герцог?
Анджей повернулся… увидел забрызганного кровью Ришье… замер… в мертвых глазах мелькнуло нечто, напоминающее испуг… Ришье ударил. Вспышка боли! Срубленные под острым углом кости руки вонзились Анджею в грудь… пошли к сердцу…
Анджей зашипел. В мертвых глазах наконец появилось некое подобие жизни. Ришье навалился на него, всем телом вгоняя остатки руки глубже… Выдохнул в бледное лицо:
- Потому что я настаиваю, мессир Мертвый Герцог.
"Это военная экспедиция, а не увеселительная прогулка, мессир Лисий Хвост!"
Я знаю, мессир Капитан. Уж это-то я знаю…
Король мертвых
- Долгой жизни и честной смерти, милорд.
Серое утро. Раскисшая, стоптанная в грязь земля, влага в воздухе, мелкими каплями оседающая на коже. Осень лезет мокрыми руками в чужой дублет…
В мой дублет.
- Долгой жизни, сэр Аррен, - ответил я негромко. - Пришли посмотреть на казнь?
- Я пришел проводить несчастного в последний путь.
- Вам он нравился? - поинтересовался я. - Впрочем, не отвечайте… Я знаю, что нравился.
- Он так молод.
"Он стоил мне восьми солдат".
- Сэр Олбери приговаривается к смертной казни, - возвестил глашатай. Потом сделал паузу - казалось, я слышу, как толпа вдохнула и замерла… Тишина. Лишь издалека доносится обычный гул: шлеп, шлеп, шлеп и всхлипывание грязи под сотнями ног. Хучи не знают усталости. Месяц и два дня назад я думал, что сойду с ума от этого шума… Обманывался.
- Он будет повешен.
Роковые слова отзвучали, и я увидел, как в одночасье молодость обращается в старость. Сломался. Он готов был умереть, этот сэр Олбери, дерзкий и отважный рыцарь, красавец и волокита… Глупец, нарушивший мой приказ. О чем он грезил? Не просить, не умолять, твердо шагнуть на эшафот и положить буйную голову на плаху…
Уйти красиво.
Только вот я не верю в красивую смерть.
Смерть - уродлива. Чтобы убедиться в этом, достаточно сделать два шага за ворота…
- Приговор привести в исполнение немедленно. Генри Ропдайк, граф Дансени, писано восьмого октября тысяча пятьсот тридцать второго года от рождества Господа нашего Иисуса Христа…
Какое страшное молчание. Мертвой тишину делают люди… и хучи.
Шлеп, шлеп, шлеп.
Я обвел взглядом толпу. Ну, кто из вас самый храбрый? Кто попросит за Олбери. Ты, толстяк? Или ты, лысый? А может, предоставите это женщине - какой-нибудь сердобольной старухе? Ее-то уж точно не трону…
- Милости, милорд! - взвыл голос. - Честной смерти! Милости!
Наконец-то.
А то я устал ждать.
…Мне всегда казалось, что я умру осенью. Шагну в объятия старухи с косой, свалюсь в грязь, под ноги наемной швейцарской пехоте - острие алебарды пронзит кирасу и войдет в живот. Но умру я не сразу. Рана загноится, будут кровь, жар и мучительные сны. А еще через несколько дней, почернев и воняя, как брошенная волками падаль, я отойду в мир иной. Жаль, что я лишился юношеских грез о героической кончине… Прекрасная дама, рыдающая над телом рыцаря, наденет на его белое чело венок из красных роз и запечатлеет на устах… Жаль.
Прекрасная дама, рыдающая над хладным телом, гораздо приятней хуча, с громким чавканьем это тело пожирающего.
- Честной смерти, Генри, прошу тебя, - шагнул ко мне Вальдо. Рослый и плечистый, с белыми усами и черной шевелюрой, Вальдо хороший боец, но никудышный правитель. Он не понимает. Нельзя давать черни даже призрачной власти над собой. Были жестокие правители, были умные правители, были жестокие умные правители… Добрых - не было. Вместо них правили другие.
В жестоком деле доброта - сродни глупости.
- Кузен, Алан Олбери - всего лишь мальчишка, - вступил Сидни. Как же без двоюродного братца?
- ЧЕСТНОЙ СМЕРТИ! - кричит толпа.
…Ему двадцать три с небольшим. И он стоил мне восьми солдат.
Я поднял руку. Толпа смолкла, "жалельщики" отступили назад и приготовились слушать. Вот только услышат ли они меня…
- Вы просите милости? - я обвел взглядом площадь. Ожидание, весомое, словно тяжесть кольчуги, легло мне на плечи. - Ее не будет.
Толпа выдохнула…
- Святой отец, - обратился я к священнику. - Сэру Олбери нужно исповедаться… Пусть Господь его простит.
- А вы, милорд? Неужели?..
- Я, в отличие от Господа, прощать не умею, - сухо сказал я. "И, может быть, именно поэтому до сих пор жив".