- Я расскажу тебе историю, - сказал Боргар, поднеся к лицу допрашиваемого длинные пальцы, похожие на бледные узловатые щупальца. - Она весьма поучительна, назидательна, и при правильном осмыслении избавит тебя от многих неприятностей.
- А я размякну от такой откровенности, пущу умилительную слезу и все - все расскажу, а чего не знаю - придумаю, - злобно пробурчал Бронци.
- Как пожелаешь, - мирно отозвался Сименсен. - Я уважаю свободу выбора и могу только приветствовать такой ход событий. Впрочем, не будем терять времени…
Арбитр сел на края второго, пока закрытого сундука, опустил ладони на колени. Губы его при этом движении чуть дрогнули, похоже, без блокаторов каждое движение изувеченных рук причиняло Боргару ощутимую боль.
- Я родился на очень далекой планете, - начал он рассказ. - И очень бедной. Океан от полюса до полюса и огромный архипелаг из сотен островов. Продавать могли разве что рыбу, но в секторе и так хватало экспортеров продовольствия, так что никому не было до нас дела. Фиалка - так называли планету, кажется из‑за цвета неба. Правда никто не мог сказать, что такое "Фиалка", но звучало красиво.
Дживс ощутила, как слегка покалывает колени - она находилась на ногах уже вторые сутки и ощутимо устала. Но стажер лишь затаила дыхание, ловя каждое слово Сименсена. Арбитр никогда и никому не рассказывал о своем происхождении. Непонятны было - с чего вдруг он решился на откровенность, да еще с подозреваемым еретиком. Но в любом случае, повесть Боргара была интересной, таинственной… и откровенно страшной.
- Десятину мы платили людьми. Те, кому казалась скучной жизнь рыболовов, уходили на службу Империуму, так что все были довольны, и разные смутьяны не нарушали старой доброй размеренности. Я бы сказал, это была достойная бедность, скромная, но честная.
Владимир чуть улыбнулся, с неожиданной теплотой на тонких губах, но Бронци, увидев сверкнувшие глаза без ресниц, лишь сжался еще больше.
- А потом пришел Хаос, - очень просто и буднично сказал Сименсен. - Последователи Слаанеш, но это мы узнали гораздо позже… Культ оказался небольшим, но хорошо организованным. Они поступили умно - разделились на несколько групп и начали захватывать острова, один за другим, внезапными атаками. Опустошив очередной поселок - уничтожали все следы, забирали неофитов и выступали к следующему. Так и двигались - скачками, от селения к селению, сразу в нескольких направлениях.
- Глупо, - неожиданно отозвался испытуемый. - В таких замкнутых сообществах нельзя долго хранить тайну, все друг другу родственники и постоянно общаются, заглядывают в гости…
- То, что происходит нечто непонятное, разумеется, стало ясно довольно быстро, - согласился Арбитр. - Но вот природу бедствия никто не осознал, потому что никто прежде не имел дела ни с Силами, ни с войной вообще. Ветераны очень редко возвращались домой, они предпочитали оседать на промышленных планетах, с пенсией и льготами. Да их и никогда не было много, отставников гвардии… Поэтому не нашлось того, кто мог бы подсказать и наставить нас. Так продолжалось несколько недель, а затем они пришли и в мой дом…
Сименсен поднял руки и посмотрел на останки пальцев, словно видел их впервые. Пошевелил, будто играл на невидимом инструменте, снова скривил губы от боли.
- Обычно считается, что все слаанешиты помешаны на сексе и похоти. На самом деле их увлекает гедонизм во всех проявлениях. Садизм - в том числе. Очень увлекает. Мне тогда было семь лет… И вот когда я понял, что наступил конец, появились они.
Дживс тихонько вздохнула и забыла о ноющих ногах, усталости и всем остальном.
- Имперская Гвардия, - сказал Владимир. - Кто‑то все же смог послать зов о помощи, а рядом с Фиалкой оказался госпитальный корабль Мунисторума. Они пришли на помощь. Первый гвардеец, которого я увидел в жизни… Сейчас я понимаю, что это был уставший, измученный, раненный человек. Одежда на нем дымилась, лицо было в крови и грязи. Но тогда он показался мне прекрасным, как сам Бог - Император. Он убил культистов, спас меня, а сам погиб всего через минуту - пуля стаббера попала ему прямо в лицо. И он умер…
- Гвардейцев было очень мало, все‑таки госпиталь, - продолжил Сименсен после долгой паузы. - Они сделали все, что было в человеческих силах и более того. Но культисты успели рассеяться, и бои шли еще несколько месяцев на множестве островов. Затем подошли основные силы Гвардии, чтобы не ввязываться в затяжную партизанскую войну, архипелаг обработал Флот. И моего дома не стало, на том закончилась история Фиалки. Большинство из тех, кто выжил, поступили на службу в армию. Мы ценили мирную жизнь, но умели помнить и ненавидеть. Кто‑то предпочел удел беженцев без родины и дома. Но я пошел по иной стезе. Пока мои сородичи жаждали мести, я рассудил, что если бы кто‑то вовремя истолковал тревожные признаки, если бы кто‑то вовремя поднял тревогу… все могло сложиться совсем по - другому. Те, кто прибыли после, для расследования произошедшего, меня… поняли. И позволили поступить в Схолу. Так я стал Арбитром, тем, кто всегда бдит, всегда на страже.
- Милая история, душещипательная, - вымолвил Бронци. - Я щас прямо заплачу от сострадания к истории несчастного маленького арбитра.
- Увы, ты понял суть этой истории превратно, - вздохнул Сименсен. Он поднялся на ноги и открыл второй сундук. Солидная, тяжелая крышка поднялась без скрипа, открыв…
Дживс сглотнула, испытуемый нервно повел головой, насколько позволили оковы.
- Смысл и мораль моего рассказа заключались не в пробуждении жалости, - пояснил Арбитр, надевая рукава и пристегивая их к фартуку. - Я хотел донести до тебя совершенно иное.
Владимир подошел вплотную к массивному креслу из кованого, освященного металла, щедро оснащенного печатями чистоты и выгравированными литаниями, что уберегают от происков Зла.
- Мораль здесь очень проста. Я ненавижу вас, культистов всех мастей и сортов, - сказал Арбитр, и теперь в его голосе наконец прорвалась ярость - одновременно жгущая и в то же время тщательно контролируемая, как пламя в хорошо освященном атомном реакторе. - И я добьюсь от тебя правды, любыми путями. Поэтому будет лучше, если ты сэкономишь мое время и свои силы. Исповедайся мне, не скрыв ничего. Поверь, так будет лучше.
Бронци помолчал, а затем заговорил, с неожиданной твердостью и почти покровительственным превосходством. Переход от испуганной бравады к новому состоянию показался столь быстрым и неожиданным, что даже Сименсен недоуменно приподнял бровь. А у Дживс просто отвисла челюсть.
- Бедный маленький человечек, - проговорил испытуемый, не отрывая пронзительного взгляда от бледного лица Арбитра. - Бедный слуга давно мертвого господина, который лелеет обиды и несчастья прошлого, черпает в них силы и смысл жизни. Ты слеп и жалок, слуга. Слеп и жалок. Ты даже не стал восстанавливать изувеченные руки, чтобы не забывать, чтобы всегда помнить и подогревать свою злобу болью. Потому что в твоей жизни нет ничего, кроме ярма, что ты добровольно взвалил на себя. И боли, что ты лелеешь, чтобы не потерять совсем смысл своего убогого бытия. Мучай меня, слуга бога - трупа, терзай, рви на куски, но ты не узнаешь ничего. У меня есть то, чего ты лишен - ясность и свобода. И все, что изобретет твой больной разум, лишь пойдет мне на пользу. Меня ждет очищение, ведь утерянное нельзя потерять. Мое тело будет страдать, но дух возвысится! Я откажусь от телесного, и потому мне будут не страшны муки тела.
- Собственно говоря, самое важное я уже услышал, - ответил Арбитр на которого, похоже, пламенная тирада испытуемого не произвела ни малейшего впечатления. - Кхорнит сейчас выл бы от ярости и воспевал красоту крови, что прольется из его тела и достигнет трона черепов. Слаанешит умолял бы мучить его как можно дольше, поскольку боль есть обратная сторона и темный двойник плотских наслаждений. Последователь Тзинча постарался бы уйти в транс или поинтересовался, какую новую форму я намерен придать его телу. Но только один из Поганой Четверки кичится тем, что дарует своим адептам совершенное, чистое сознание, не привязанное к превратностям телесным. Что его слуги обретают страдание тела, но незамутненность духа. И мы ведь с тобой знаем, кто это, не так ли? Поэтому главное ты мне сказал и только что развернуто подтвердил. И все это лишь ценой короткой истории из давно минувшего прошлого. Но, как уже говорилось ранее, мне нужно больше.
Испытуемый сжал челюсти с такой силой, что Дживс показалось, будто она слышит скрип зубов. На мокром от пота лице Бронци стремительным калейдоскопом промелькнули ненависть, ярость, злоба… и страх.
- Однако ты ошибся в одном, - Владимир задумчиво посмотрел на открытый сундук и сияющие инструменты, разложенные в ложементах, выложенных красным бархатом. - Стажер, будьте любезны, вон ту бутылку с солевым раствором. Необходимо будет восполнять потерю жидкости у нашего гостя.
Леонор сделала пару шагов на негнущихся ватных ногах. Идея присутствовать при допросе уже не казалась ей такой уж хорошей, но отказываться было поздно.
- Благодарю, - сказал Сименсен, устанавливая стеклянную бутылку в специальный держатель. Игла в его пальцах нашла вену на руке испытуемого с такой легкостью, будто Арбитр был опытной сестрой из Госпитальеров. - О чем я говорил?.. А, да. Так вот, ты ошибся. Я не стал восстанавливать или аугментировать руки не потому, что мне нравится боль. И не потому, что мне нужно освежать старые заветренные воспоминания. Дело в том…