Быть может, во всем виновата проклятая жара? Я читал у Камю, что в странах Магриба существует такое понятие - амок. Это когда человека от бесконечной жары охватывает своеобразное безумие. Он начинает совершать жуткие, идиотские поступки, а то и преступления.
Так что же, у меня этот самый амок? Похоже. Все тело зудит, дышать трудно, проклятая простыня сброшена на пол. Через мгновение я понимаю - это не тело, это душа моя мается. Как я жил? Мне скоро девятнадцать лет, а что я сделал в жизни? Кто я? Студентик, сопляк, узник семинаров и коллоквиумов, заложник собственной зачетки. Второй курс закончил с хвостом, до сих пор не написал курсовую. Подрабатываю в газете "Вечерняя Казань", строчу заметульки, которые никто не читает, и стыдливо подписываюсь псевдонимом "О. Чевидцев". Фу, позор… нет, надо что-то делать! Надо как-то менять себя, менять мир.
"Завтра же утром сажусь за курсовую. А после обеда поеду в редакцию и попрошу тему. Добьюсь, убежду… убедю… заставлю главреда дать мне что-то стоящее! Хватит плыть по течению! Плыть…", - мне представляется спокойная, широкая река, такая, как наша Волга. Я нежусь в прохладных струях воды, смотрю на облака и меня куда-то несет, несет, несет…
Глава пятая
Профессор
В редакцию я действительно поехал. Правда, связано это было не столько с моими вчерашними размышлениями "о времени и о себе", сколько с чисто меркантильным желанием подзаработать денег. Последняя моя заметка выходила в начале июня и с тех пор никто в "Вечерке" не вспоминал о внештатном корреспонденте.
Перед выходом из дома я достаю из шкатулки фигурку коня. Я думал о ней все утро. Мне почему-то очень хотелось прикоснуться к холодному металлу, ощутить в руке приятную тяжесть этой вещицы.
"Пусть он будет моим талисманом", - решаю я и кладу фигурку в карман.
Редакционный коридор встречает меня непривычной тишиной. Обычно тут очень многолюдно, хлопают двери, разносится треск пишущих машинок.
Захожу в приемную главного редактора. Секретарши на месте нет. Толкаю дверь кабинета и вижу в кресле главреда заместителя по выпуску газеты Ивана Андреевича Суглобина. Это очень тощий и высокий человек с аскетичным лицом учителя математики. В редакции его за глаза называют "ящер". Медлительный, нелепый, с желтоватой кожей, он и впрямь походит на какое-то реликтовое пресмыкающееся.
Он поднимает свое унылое лицо и внимательно смотрит на меня.
- Вы ко мне?
Делаю глубокий вдох и самым искренним голосом говорю:
- Иван Андреевич! Мне бы задание какое-нибудь…
- А, Новиков! - узнает меня Ящер. - Очень хорошо, что вы появились. В редакции совершенно некому работать - все, включая главного редактора, в отпусках. Значит, вот что: к нам в город на историко-архивную конференцию приехал профессор Нефедов. Он известный ученый, специалист… э-э-э… специалист, в общем. Поезжайте к нему в гостиницу и возьмите интервью. Он остановился в "Татарстане", комната 717. Интервью дадим в послезавтрашнем номере подвалом на второй полосе. Сделайте его не очень длинным, но и мельчить не следует. Строчек двести будет в самый раз.
- А о чем интервью? - осторожно спрашиваю я.
- Ну… разумеется, о достижениях современной исторической науки, о том, как под неусыпной опекой коммунистической партии Советского Союза наши ученые разгадывают тайны минувшего и в соответствии с марксистско-ленинским учением о развитии человеческого общества разоблачают идеалистические бредни наших идеологических противников…
"Везет мне, как утопленнику", - я стискиваю зубы. Очень хочется надерзить Ящеру, бросить ему в лицо резкие, злые слова. Меня просто трясет от этого желания! Странно, я всегда казался себе человеком сдержанным и спокойным.
А Суглобин, увлекшись, продолжает витийствовать:
- Наши читатели должны видеть и понимать, что советские историки находятся в авангарде мировой науки, что объективное отражение исторических фактов служит делу мира, прогресса и разрядки международной напряженности. И обязательно, слышите Новиков, обязательно отразите в материале историческую важность принятия новой Конституции СССР. Непременно подчеркните…
Но что я должен подчеркнуть, так и осталось для меня тайной - зазвонил один из телефонов. Суглобин отвлекся.
- Заместитель главного редактора слушает. Что? Да. Когда? Понял, еду!
И неожиданно медлительный Ящер на моих глазах превращается в суетливого, порывистого в движениях человека. Он начинает бегать по кабинету, собирая в портфель какие-то бумаги, ручки, карандаши.
- Иван Андреевич…
- После, Новиков, после! Звонили из обкома партии. Второй секретарь собирает журналистов, чтобы отчитаться по косовице. Поеду сам! А вы отправляйтесь к профессору…
И Ящер мигом скрывается за дверью.
- Как хоть этого Нефедова зовут? - кричу я вслед Суглобину, но он меня уже не слышит.
При слове "профессор" у каждого человека в голове возникает образ седенького старичка с умными глазами и интеллигентной бородкой. Поэтому, когда в ответ на мой стук дверь гостиничного номера с табличкой "717" открывает детина с буйными рыжими кудрями и бородищей лопатой, я несколько опешиваю.
- Здравствуйте, а профессор Нефедов…
- Ну, я Нефедов. Чего встал? - сумрачно бурчит детина. Ему лет тридцать и походит он не на профессора, а на душегуба, какого-нибудь Кудеяра-атамана. И лицо, и руки его покрывают крупные веснушки. - Заходи. Кем будешь?
- Изобретателем, - вспомнив мальчика из Москвы, отвечаю я.
Бородач меня приятно удивил и обрадовал - живой, нормальный человек.
- В смысле?
- Да безо всяких смыслов, - улыбаясь, я захожу в номер.
- А, юмор, - кивает бородач. - Понимаю. Смешно. "Фетяску" будешь?
- Не, спасибо, мне еще на тренировку сегодня.
- Бегаешь?
- Стреляю.
- По тарелочкам?
- Из винтовки.
- А ты веселый парень, - одобрительно хмыкает Нефедов и протягивает ладонь, похожую на ковш экскаватора. - Игнат!
- Что, серьезно? - я спохватываюсь и пожимаю руку историка. - Артем.
- Можно подумать, у тебя имечко простодырское… - ворчит Нефедов, усаживаясь на стул. - Так ты пить не будешь? Лады, тогда я моно…
Он наливает полный стакан бледно-желтого вина, смотрит сквозь него на меня.
- Ну, твое здоровье, Степан!
И единым духом выпивает, шумно глотая.
- Спасибо, - говорю, - но я Артем.
- А-а-а? Артем? Ну да… Слабовато пойло. Я, понимаешь, вчера того… превысил. Теперь вот отпотеваю, - закуривая "Космос", доверительно сообщает мне Нефедов. - Можно было бы водяры взять, но опасаюсь…
- Чего?
- Заведусь, как трактор ДТ-75. Потом хрен остановишь. Ладно, это все метафоры и гиперболы. Ты чего пришел?
Вкратце обрисовываю ему ситуацию - газета, интервью, авангард современной науки, руководящая роль…
- О, блин горелый! - Игнат рвет себя за бороду. - Надо было все же водяру брать! Такие редуты на низком градусе не осилить…
- А ты точно профессор?
- Зуб даю. В прошлом году защитился. Говорят - самый молодой доктор наук в стране.
Я достаю блокнот, карандаш, пристраиваюсь на уголке стола, делаю серьезное лицо.
- Итак, несколько слов о себе…
- Да иди ты в баню с такими заходами! - Игнат наливает себе второй стакан "Фетяски". - Ты про историю хотел? Ну, так слушай: история, Степан, очень странная наука!
- Артем.
- Да какая к черту разница? Ты меня слушать пришел или представляться?
От этого веселого запойного хамства немного тушуюсь и ничего не говорю.
Следует пауза - профессор выпивает вино и продолжает рычать:
- Мы, то есть люди, верим в некие мифы и думаем, что это и есть история. Но чаще всего мы не имеем никакого представления о том, какой была историческая действительность.
- То есть?
- Хочешь на примере? Запросто. Возьмем викингов. Ты знаешь, кто это?
- Ну, конечно, - я улыбаюсь. - Кино с Керком Дугласом раз пять смотрел. Начало наизусть помню: "В первой половине девятого века в Европе не знали страшнее имени, чем Один - бог войны викингов….".
Игнат тоже смеется. Похоже, "Фетяска" наконец-то подействовала.
- Вот видишь, уже началась мифология. Один не был богом войны. А ты имеешь представление о кораблях викингов, драккарах?
- Ну, более-менее. Длинные такие лодки с большими квадратными парусами…
- Их борта толстым слоем покрывал топленый китовый жир, смешанный с навозом и землей. Смрад стоял такой, что о приближении драккаров можно было узнать за несколько километров. Зато они совершенно не протекали и развивали удивительную для парусных судов скорость. Кроме этого, есть еще несколько фактов, вносящих серьезные коррективы в образ викингов. Среди них был развит гомосексуализм, каннибализм и близкородственные браки. Они являлись настоящими, стопроцентными варварами, дикарями.
- Как монголы?
- Как монголы, как германцы, как кельты Британии, как наши предки, древние славяне. Однако же все эти варвары в определенные моменты истории держали в страхе куда более цивилизованные народы. Сильные, могущественные государства рушились под их ударами. Римская империя, Хазарский каганат, китайская империя Цзинь, Хорезм. Те же викинги, норманны, наводили на Европу такой ужас, что решением Собора римско-католической церкви в Меце, в 888 году в католическую литургию официально были добавлены слова…
Нефедов приосанивается и торжественно поет басом:
- "А furore Normannorum libera nos, Domine…", что переводится как: "И от ярости норманнов защити нас, Господи…". Ты говоришь - Керк Дуглас.