- Ты подкарауливал нас здесь, не так ли? - прорычал он.
Эмир сник. Он не хотел давать информацию вожаку, находящемуся вне закона, даже если они были старыми собутыльниками. Однако он наслышался мрачных историй о кровавых методах допроса пленных у зуагиров, которые помогали добывать сведения довольно быстро. Жирный и рыхлый после многих лет привольного житья, туранский офицер боялся, что не сможет долго молчать под таким давлением.
Как это ни удивительно, в его соучастии не было нужды. Конан сам видел, как Варданес, который до странности настойчиво напрашивался этим утром в отряд передовой разведки, успел, во весь опор пришпоривая коня, проскочить дальний конец прохода как раз перед тем, как захлопнулась ловушка.
- Сколько ты заплатил Варданесу? - резко спросил он.
- Двести серебряных шекелей… - пробормотал туранец и тут же оборвал себя, пораженный своей неосторожностью.
Конан рассмеялся:
- Царская плата, а? Этот улыбающийся ублюдок - вероломный до глубины его тухлого черного сердца, как и все заморанцы! Он не простил мне того, что я сместил Ольгерда!
Конан прервал себя, смерив эмира, повесившего голову, насмешливым взглядом. Он ухмыльнулся почти беззлобно:
- Ну, Богра, не кляни себя. Ты не выдал свои военные секреты. Я выпытал их у тебя хитростью. Ты можешь возвращаться в Аграпур со своей незапятнанной солдатской честью в целости и сохранности.
Богра поднял голову в удивлении.
- Ты оставляешь мне жизнь? - прохрипел он.
Конан кивнул:
- Почему бы и нет? Я все еще должен тебе мешок золота за тот старый проигрыш, так что позволь отдать тебе долг таким образом. Но в следующий раз, Богра, смотри в оба, когда ставишь ловушку для волков. Иногда в нее может попасться тигр!
II ЗЕМЛЯ ЗЛЫХ ДУХОВ
Два дня тяжкой погони по красным пескам Шан-и-Сорха все еще не дали желаемого результата - пустынные разбойники так и не изловили предателя. Жажда крови Варданеса побуждала Конана безжалостно гнать своих людей. Жестокий закон пустыни требовал Смерти на Пяти Колах для того, кто предал своих товарищей, и Конан был полон решимости заставить заморанца заплатить по счету в полной мере.
Вечером второго дня они встали лагерем в укрытии скалы выжженного песчаника, которая вздымалась среди ржаво-красных песков, подобно остову какой-то полуразрушенной древней башни. На суровом лице Конана, загорелом почти до черноты под солнцем пустыни, пролегли морщины усталости. Его жеребец часто и тяжело дышал на грани измождения, вязкая пена засохла на его губах, когда Конан наконец поднес к его морде кожаное ведро с водой. Люди за спиной Конана устраивались на отдых, расправляя затекшие ноги и ноющие руки. Они поили лошадей и разжигали костер, чтобы отпугнуть диких пустынных собак. Слышался скрип веревок - это снимали седельные вьюки с палатками и кухонной утварью.
Песок захрустел под обутыми в сандалии ногами за спиной Конана. Он обернулся и увидел морщинистое, окаймленное бородой лицо одного из своих приближенных. Это был Гомер-шемит, с глазами цвета терновой ягоды и крючковатым носом. Отливавшие синевой черные кольца его волос выбивались из-под складок накинутого на голову покрывала.
- Ну что? - выдавил Конан, не переставая скрести усталого жеребца медленными взмахами жесткой щетки.
Шемит пожал плечами.
- Он все еще держит путь прямо на юго-запад. Проклятый дьявол, должно быть, сделан из железа.
Конан хрипло рассмеялся.
- Его кобыла, возможно, и железная, но Варданес-то из плоти и крови, и ты сам убедишься в этом, когда мы растянем его между колами и выпустим его кишки, чтобы угостить стервятников.
Печальные глаза Гомера были полны смутного страха.
- Конан, не оставишь ли ты эти поиски? С каждым днем мы все глубже забираемся в эту пустыню, где только солнце и песок и выживают лишь гадюки и скорпионы. Клянусь хвостом Дагона, если мы не повернем назад, то оставим свои кости белеть здесь навеки.
- Ты говоришь не то, - проворчал киммериец. - Если чьим-то костям и суждено белеть здесь, так это будут кости заморанца. Не беспокойся, Гомер. Мы еще поймаем предателя. Возможно, завтра. Он не сможет сохранять такой темп и дальше.
- Но и мы не сможем! - запротестовал было Гомер, но смолк, чувствуя неловкость под испытующим взглядом вспыхивающих синим пламенем глаз Конана.
- Но это не все, что гложет твое сердце, не так ли? - потребовал Конан. - Давай говори, старина. Выкладывай!
Крупный шемит выразительно повел плечами.
- Да, нет. Я - люди чувствуют. - Его голос сник.
- Говори, парень, или я выколочу это из тебя!
- Это - это ведь Макан-и-Мордан! - выпалил Гомер.
- Я знаю. Слышал раньше об этом "Месте Злых Духов". Ну и что? Неужели ты веришь тому, что наплели старые ведьмы?
Гомер выглядел очень несчастным.
- Это не просто выдумки, Конан. Ты не зуагир и не знаешь этой земли и ее ужасов, как мы, долго жившие в пустыне. Тысячи лет эти места были проклятыми, так как их населяли духи умерших, и с каждым часом мы углубляемся все дальше в эту обитель зла. Люди боятся сказать тебе, но они почти потеряли рассудок от страха.
- От детского суеверия, ты имеешь в виду, - сердито прервал его Конан. - Я знаю, что они дрожат с головы до пят от россказней о духах и гоблинах. Я тоже слышал разные истории об этой стране, Гомер. Но это же всего лишь сказки, чтобы пугать малолетних, но не воинов! Скажи своим товарищам, чтобы они поостереглись. Мой гнев сильнее, чем все духи, привидения, призраки и тени когда-либо умерших, вместе взятые!
- Но, Конан, послушай!
Конан оборвал его грубым ругательством.
- Достаточно твоих сопливых ночных страхов, шемит! Я поклялся Кромом и Митрой, что умру, но пущу кровь этому заморанскому предателю. И если я должен окропить кровью маленького зуагира весь этот путь, я не отступлю ни на йогу от этого намерения. А теперь кончай нытье и давай разопьем бутылку. Моя глотка суха, как эта проклятая пустыня, и от всех этих разговоров она просыхает еще больше.
Похлопав Гомера по плечу, Конан большими шагами направился к костру, где его люди распаковывали запасы копченого мяса, сухих фиг и фиников, круги козьего сыра и кожаные бутыли с вином.
Но шемит не сразу присоединился к киммерийцу. Он долго стоял, глядя вслед самоуверенному атаману, за которым он шел в огонь и в воду на протяжении почти двух лет, с той поры как они нашли его распятым у стен Хаурана. Конан был капитаном стражи на службе у королевы Хаурана Тарамис, до тех пор пока ее трон не был захвачен ведьмой Саломеей, находившейся в союзе с Константиусом Фалконом, котическим воеводой Свободных Сообществ.
Когда Конан понял, куда клонится дело, он встал на сторону Тарамис и был побежден. Константиус распял его на кресте за городом. Случайно Ольгерд Владислав - предводитель местной банды зуагирских разбойников, наткнулся на Конана и снял его с креста, пообещав взять его в свой отряд в случае выздоровления. Конан не только оправился от своих ран, но оказался также таким способным лидером, что через некоторое время занял место Ольгерда в банде, которой и руководил с тех пор по сегодняшний день.
Но сейчас, по всей видимости, наступал конец его лидерства. Гомер из Акхарии глубоко вздохнул. Конан скакал впереди всех последние два дня, ничего не замечая, обуреваемый мрачной жаждой мести. Он не осознавал глубины чувств в сердцах зуагиров. Гомер знал, что, хотя они любили Конана, их суеверные страхи дошли до предела, за которым начинается мятеж и убийство. Они могли следовать за киммерийцем до входа в ад, но не дальше в глубь Земли Духов.
Шемит был готов молиться на своего атамана. Но, зная, что никакие угрозы не свернут киммерийца с пути мести, он не мог не думать о единственном способе спасти Конана от ножей его собственных людей. Из кармана своего белого халата он вынул маленькую заткнутую пробкой склянку с зеленым порошком. Пряма ее в ладони, он присоединился к Конану, чтобы распить с ним бутылку вина.
III НЕВИДИМАЯ СМЕРТЬ
Когда Конан проснулся, солнце было уже высоко. Волны горячего воздуха колыхались над бесплодными песками. Воздух был раскаленный, сухой, без малейших признаков ветра, как будто небеса были опрокинутой бронзовой чашей, нагреваемой до белого каления.
Конан, пошатываясь, привстал на колени и сжал пульсирующие болью виски. Его череп раскалывался, как будто по нему били дубиной.
Он с трудом поднялся на ноги и стоял некоторое время, покачиваясь. Затуманенным взором, мучительно щурясь от яркого света, он медленно огляделся вокруг. Он был один в этой проклятой безводной пустыне.
Он разразился проклятиями на головы суеверных зуагиров. Весь отряд покинул лагерь, захватив с собой утварь, лошадей и провизию. Около него лежали только два мешка из козьих шкур, наполненные водой. Эти мешки, его кольчуга и халат, а также палаш - вот и все, что его прежние товарищи оставили ему.
Он вновь упал на колени и вытащил затычку из одного из мешков с водой. Жадно ловя тепловатую жидкость, он прополоскал рот, стараясь избавиться от отвратительного привкуса, и, экономя на каждом глотке, немного выпил. С трудом заставив себя оторваться, он заткнул отверстие вновь, не утолив и наполовину своей жгучей жажды. Хотя ему страстно хотелось вылить всю воду из мешка на свою раскалывающуюся от боли голову, рассудок взял верх. Раз его оставили в этой песчаной пустыне, надо беречь каждую каплю, чтобы выжить.
Несмотря на слепящую головную боль и неспособность собрать мысли, он старался понять, что произошло. Его зуагиры были гораздо больше напуганы этими сомнительными фантазиями, чем он предполагал…