Четверо старцев-старейшин переглянулись, с хитрыми улыбками поглядывая и на отдувающегося недоверчивого собрата. Тот, заметив их взгляды, предпочёл промолчать.
Конан кивнул головой:
– Благодарю ещё раз, почтенные. А теперь – прощайте!
– Счастливого пути, Конан!
Проход через деревню запомнился Конану: нет, не сам и ми небольшими и аккуратно сработанными избами из почерневших от времени и замшелых понизу, брёвен, и не натянутыми меж ними верёвками с развешенными на них бельём и одеждой. И не крошечными аккуратными огородиками с разной зеленью: в-основном, как понял Конан, с корнеплодами. А – женщинами.
Они теперь выглядывали буквально из каждого окна, и провожали его та-а-акими взглядами… Конан то краснел, то бледнел: с таким вожделением, так оценивающе-призывно, словно кошки – на сметану, на него и самые прожженные шлюхи Шадизара не смотрели!
Да что же это такое?! Своих мужчин им, что ли, не хватает?!
Впрочем, деревню они покинули быстро, и уже через три минуты хода она полностью скрылась из глаз: не знать, что тут людское поселение – так и не найдёшь никогда! Конан порадовался за лесной народец: действительно, отличная маскировка, продуманная оборона, разумный подход к решению проблем. Полное самообеспечение всем необходимым. Да ещё и торговля…
Похоже, эти малыши выживут, что бы ни случилось.
До границы леса дошли, как Вудро и сказал, за два часа. Солнце уже клонилось к горизонту, и Конан оглядывал открывшуюся с прогалины долину Мазори тщательно: искал место для возможной безопасной ночёвки.
Том, до этого так и не проронивший ни слова, вдруг снял с плеча котомку приличных размеров:
– Конан. Возьми. Тут продукты. На пару дней тебе должно хватить. Это моя двоюродная бабушка собрала – она живёт в деревне Горсида. – голос у человечка оказался высокий, словно у мальчика до ломки, и очень тихий.
Конан поколебался было. Но нельзя отказываться от того, что предлагают от души: маленький воин может обидеться. А ему не хотелось обижать крошечный народец. Тем более, после того, как они доверились ему, и помогли.
– Спасибо. Я ценю ваше гостеприимство. И помощь. – он потрогал ещё раз ладанку на загорелой обнажённой груди. Затем попрощался крепким рукопожатием с обеими проводниками, и стал спускаться по заросшему высокой травой пологому склону. Оглянувшись шагов через пятьдесят, обнаружил, что воины ещё ему машут. Конан и сам помахал.
Но когда оглянулся ещё через шагов сто, на опушке уже никого не было.
Солнце коснулось горизонта в дальнем конце долины.
Конан, неторопливым шагом приблизившийся к груде обломков скал, скинул наземь свою суму, и Томовскую котомку. Обошёл вокруг нагромождения: всего-то в нём и оказалось шагов двести в окружности, и вблизи они уже не так сильно, как издали, напоминали полуразрушенную цитадель. Конан вздохнул: нет, только великаны или боги могли бы построить крепость из камней такого размера: самый маленький оказался размером с избу. Правда, ту, что в деревне малышей.
Покачав головой, киммериец забрался на самый высокий столб-монолит. Тот казался тёмно-коричневым, и его весь покрывали жёлто-бурые охристые прожилки и потёки. Конана поразило, что его меч странно заколебался у него на поясе: будто ожил, и захотел спуститься вниз, ближе к камню.
Такое явление Конан уже встречал: не иначе, камень содержит ту чудесную руду, которая притягивает железо. Киммериец вынул меч из ножен и приложил лезвием к камню. Точно! Меч свободно висел почти вертикально, и держался прочно: чтоб оторвать обратно, пришлось покрепче упереться обеими ногами в камень…
С вершины открывался бы хороший вид. Днём. Сейчас же оказалось видно только то, что впалая равнина и дальше покрыта островками низкого кустарника, и травой. Вдалеке, на фоне розовеющего вечерним закатом горизонта, выступала только одна зловеще угловатая тень: Храм, к которому он и шёл. А таких странных груд камней, где он решил сейчас устроиться на ночёвку, больше почему-то нигде не имелось. Как и каких-либо других следов присутствия человека.
Ну и ладно. По-крайней мере, он сможет развести костёр и укроется от ветра. Которого, впрочем, здесь и так почти не ощущалось.
Немного дров у Конана в суме сохранилось. Он подумал, что нужно было взять больше – знал же, что Храм Пурха сто и т на болоте, и там разжиться сухой древесиной вряд ли удастся. Однако поздновато сожалеть: нужно поужинать, да ложиться спать.
На ужин киммериец поджарил себе кусочки мяса, нанизав их на прутики: остатки окорока марала, который вчера очень неосмотрительно подставил бок под его самодельное копьё. Но поскольку печень он съел раньше, оставалось сказать спасибо и за жестковатое мясо явно пожилого животного: всё лучше, чем сушёные лепёшки и безвкусная вяленая солонина, которые он захватил в наивной надежде на то, что управится с "миссией" за какие-нибудь три дня!
Какое там. Он потратил эти три дня только на то, чтоб добраться сюда, а до конца пути ещё как минимум сутки: до Храма явно с десяток миль! Похоже, командир малышей Мэрдок предположил правильно: от него просто… хотели отделаться!
То ли – хотя бы на время, то ли – уж навсегда!
Ну так шишь же им! Он докажет этим трусливым и коварным купчишкам, что слово Конана – это слово Конана! Обещал принести – и принесёт. Конечно, если только опал действительно существует, и до сих пор хранится в Храме Пурха, Конан его добудет! И вот тогда этому поганцу Саидакмалю придётся раскошелиться!..
Согреваемый приятными мыслями об увесистых золотых кругляшках, Конан вытянулся на своём повидавшим виды одеяле из шкуры горного козла, и некоторое время чутко внюхивался в не слишком приятные ароматы-миазмы, источаемые трясиной, и вслушивался в окружающую ночь, рассматривая дивно мерцающие звёзды.
Нет, подозрительного или непривычного – ничего! И – никого!
Впрочем, если что-то отличающееся от привычного стрёкота цикад, трелей лягушек, шёпота ветерка, или криков летучих мышей и прозвучит, или поблизости окажется кто-то злобный и опасный, имеющий нехорошие планы в отношении киммерийца, его охотничий инстинкт обязательно заставит его проснуться, как уже случалось сотни раз! Поэтому он смело мог пускаться в дальние экспедиции в одиночку, не беря никаких спутников-напарников, и не оставляя никого сторожить: он сам себе и сторож и лучший охранник!
Проснулся Конан внезапно. Но остался лежать так, как лежал – прижавшись спиной к шершавому и ещё тёплому, днём нагретому солнцем, камню. (Стало быть, спал недолго! По всем ощущениям сейчас – около полуночи!) Что-то в окружающем пространстве происходило. И это что-то явно было направлено против него!..
Он продолжал внимательно вслушиваться, и вглядываться сквозь полуприкрытые веки в окружающую тьму, разгоняемую лишь светом звёзд – луна как раз отправилась на перерождение! – и вскоре понял: его пытаются окружить, чтоб напасть со всех сторон сразу! Крошечные точечки отблесков от глаз то исчезали, то появлялись по периметру примерно двадцатишагового кольца. Жаль, что костерок Конана прогорел до конца, и превратился в золу: судя по расстоянию между гл а зками, и их высоте от земли, они принадлежали каким-то небольшим животным, вроде койотов или лисиц.
А вот если б у него был постоянный огонь, такие твари просто не подступились бы. Но для этого дров пришлось бы захватить настоящую вязанку!..
Ну да и ладно. Ему не привыкать.
Конан незаметно сжал ладонь на рукояти меча и приготовился к атаке.
Она не замедлила начаться!
Раздался отрывистый лай – словно команда! И свора кинулась к нему.
Варвар вскочил на ноги, и метнул шкуру-одеяло налево от себя – в ближайших нападавших. Те на долю секунды замешкались, и он смог поразить тех, кто кинулся на него прямо спереди: лезвие меча пропело смертоносную песнь, и вот уже три небольших силуэта корчатся, жалобно скуля, на траве у его ног, а Конан мощным взмахом обрушил трёхфутовое лезвие на тех, кто задержался из-за шкуры!
Поражено ещё двое!
За остальными ему уже пришлось бежать: без единого звука рассеянные остатки стаи кинулись врассыпную! Но Конан смог метко брошенным мечом пригвоздить к земле ещё одного!
Подойдя, он убедился, что последний поражённый мертв: меч прошёл сквозь спину, и вышел из брюха. Варвар аккуратно вытащил оружие из небольшого тела, отёр его о шерсть. Точно: или лисица, или койот! Не очень-то хочется даже рассматривать их вблизи: мясо падальщиков обычно несъедобно – оно жёсткое и вонючее. (Впрочем, когда ничего другого не оставалось, ему приходилось довольствоваться и таким!)
Но Конан всё же пожертвовал несколькими щепочками, и вновь разжёг костерок, чтоб рассмотреть шесть тушек получше.
Да, лисицы. Степные. Оранжево-бурый окрас шерсти, пасть, усеянная мелкими треугольными зубками, лапки с небольшими коготками… Интересно: как они могли рассчитывать справиться с ним, большим и хорошо вооружённым, с таким плохеньким "оружием"?! Вывод можно сделать лишь один. И неутешительный.
Звери, такого как он размера, до сих пор оказывались лёгкой добычей. А с вооружёнными людьми стая, похоже, до этого не встречалась. Что тоже говорит о многом.
В частности, о том, что люди предпочитают сюда не соваться.
Значит, выводы о том, что его послали на смерть, в третий раз подтверждаются.
Конан позволил себе сдержано усмехнуться.
Бараны. Они не знают, с кем связались.
Тем приятней будет посмотреть в их заплывшие жиром перепуганные глазёнки.
Утром он открыл котомку бабушки Тома.