– Я так и подумал. Но индус предсказывает в ближайшем будущем наступление эпохи хаоса, войн, каких ещё не знала цивилизация. Эгоизм богатых стран будет наказан не зависящими от них силами, они обнищают, одичают… В общем, весь набор Апокалипсиса. Но есть нечто новое. Новый центр управления миром возникнет на стыке Европы и Азии. И даже вслепую указал точку на карте. Догадываешься, где?
– На Алтае? – предположил Борис.
– Точно! Как раз в том месте, где воцарилась корпорация.
– Он не шарлатан?
– В том-то и дело, почти все его предсказания до сих пор сбывались. Богачи боятся неустойчивости, ищут центры силы, как наркоман наркотики. Это предсказание модно. Многие либо летают туда, вроде паломников, либо переводят ценности на хранение. В горах выстроена целая цепь хранилищ, все – вершина технологий… Сейчас, правда, первая волна паломников схлынула, всё становится умереннее…
Борис перебил его.
– Почему об этом не знаю я?
– А тебя что. Привлекают светские хроники?
– Н-нет, – признался Борис.
– Финансовые дела у корпорации идут неплохо. Потому странно появление этих тысячерублёвок на её территории.
Он поднялся. Поднялся и Борис; ладонью отряхивая джинсы и куртку, поймал себя на дикой мысли: в тюрьме полгода не отряхивался бы от листьев, травы, снега… Полгода! Всё, что угодно, только не назад, не в камеру.
– Надо объяснять, какая от тебя ожидается работа? – спросил Службист, когда они направились вдоль дороги к виднеющимся над лесом очертаниям высотных домов, к огонькам в них.
– Почему не использовать агентов? Своих?
Службист объяснил не сразу, неохотно и полунамёками.
– Крупный капитал – тот же рентген. Мы за ним надзираем, он нас просвечивает... Деньгами, связями. Нам нельзя рисковать.
Большего говорить и не требовалось. Если использовать внутренних агентов, их провал или утечка сведений о них тут же приобретут скандальную огласку, и полетят головы высокопоставленных чиновников.
Вскоре вышли к железнодорожному мосту. Не доходя до него, остановились у невзрачной иномарки, которая была оставлена на обочине дороги. Борис сдержал усмешку, когда его спутник дольше, чем следовало, надевал перчатки, при этом вскользь осмотрелся.
– Нас не должны увидеть вместе, – пояснил Службист. Он отпер электронный замок дверцы, опустился за руль, из-под сидения вынул, протянул Борису пачку дензнаков. – Успеешь на электричку. И вот что. Будь собой. Но не попадись в передрягу, опять под арест. Лучше переночуй у подруги… В общем, неприятности сейчас не нужны. Улетаешь завтра. Встретимся, – и он назначил время и место утренней встречи.
Спустя минуту задние огни иномарки пропали из виду, и Борис перевёл взгляд на пачку денег в руке. Ну уж, дудки, хватит ему жить по чужим распорядкам. Он лестницей у моста поднялся к железнодорожным путям и утоптанной тропой возле них зашагал к платформе. Со стороны лесопарка доносились необъяснимые ночные шорохи, запахи хвои и ещё чего-то, что хотелось вдыхать глубоко и неторопливо. Но он был рад, когда резво и шумно к платформе подошла электричка, а он успел заскочить в последний вагон.
Людей в вагоне было немного, сидели редко, у окон. Он тоже уселся возле окна и уставился в темноту за ним. Лес отстал, замелькали высокие дома, с кроссвордами из светящих огней бесчисленного множества квартир. Электричка на следующих остановках выпускала и подбирала безликих людей, и по мере приближения к конечному вокзалу Борису становилось грустно, тоскливо, хоть волком вой! Странно он был устроен. Не мог прощать женщинам боли ревности. Сначала чувство влюблённости усиливалось, как они того и добивались, но затем воспоминания о болезненном переживании скоро гасили весь огонь, весь без остатка, и ему становилось скучно с ними. И сейчас в сердце была пустота, а в душе отчаянно одиноко. Мысли о подруге не рождали желание торопиться туда, где были необходимые ему вещи, одежда. Он пытался утешиться пословицами, вроде, нет худа без добра. Или рассуждениями, де, может так и лучше: ни о ком не думая, ломать шею, где её сломали Козин и Скрипка. Однако утешения выходили слабыми, чахлыми какими-то.
Он начал угадывать их приближение через полчаса, в горячей волне, которая хлынула в кровь от желудка. Глаза прониклись весёлым многообразием затейливых этикеток за стойкой, а слух стала ласкать глупая модная мелодия. Уже в другом, не вокзальном баре к нему подсела рыжеволосая Лариса, и она захотела услышать жуткую историю из его жизни. Ему пришлось признаться, – он известный мафиози, вечером сбежал из места заключения, и в погоне и перестрелках погибли все его преследователи. Теперь он отмечает это событие, но боится оставаться на одном месте, чтобы не засветиться. Лариса забеспокоилась, – у него дома, наверняка, засада, и пригласила к себе. Он признал, о засаде как-то не подумал, и согласился. Но сначала должен найти и попробовать коктейль "Бред одинокой собаки", – он из тюряги бежал только ради этого, когда услышал о нём от другого, тоже крутого мафиози. Жаль, забыл узнать, где искать. Придётся действовать методом проб и ошибок. Лариса подтвердила, что слышала о таком коктейле, правда, не очень хорошее, однако готова помочь ему в поисках…
Она искренне старалась ему помочь. Но увы, во время поисков они потерялись.
Распахнутый кожаный чемодан лежал на тахте и приглашал в себя две рубашки, носки, бельё, бритву… Небольшой, удобный, он быстро насытился, и Борис закрыл его. Главное, что уже надето: костюм, галстук, – остальное не имело особого значения. После холодного душа он согнал последствия ночного загула и взбодрился. Но вид тахты и постели, ещё не убранной, хранящей дурман запахов женщины, в которую три года был влюблён, порождал предательское желание завалиться лицом к подушке и послать всех к дьяволу с их фальшиво-нефальшивыми деньгами, с их наклеенными усами, угнанными автомобилями и прочими забавами. В конце концов, он ночь почти не смыкал глаз. Тряхнув головой, собрав в кулак наличную волю, он страшной клятвой пообещал организму отоспаться в самолёте и подхватил чемодан, направился из спальни. Однако в дверях его ожидало препятствие посерьёзнее.
– Ты не вернёшься?
Вопрос заставил его приостановиться, оглянуться. Его подруга прекрасно помнила, какое впечатление на него производили тёмная юбка и белоснежная блузка с длинными рукавами и широкими манжетами. А её ноги и фигура бывшей фотомодели… Чёрные, коротко остриженные волосы невероятно шли к её загорелому, тонкому лицу, и в свои тридцать она была весьма и весьма привлекательна. Он не мог не признать этого. Как бы прощаясь, он оглядел оставляемую спальню, женщину в кресле.
– Не уходи, – нервничая, вымолвила она. Прикусила нижнюю губу, сигарета между пальцами подрагивала. – Я тебя ждала. Очень ждала! Я тебя очень ждала…
Она едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Он постарался быть великодушным и добрым, шагнул к креслу, нежно провёл пальцами по её щеке.
– Я не хочу ещё раз в тюрьму, – попытался он объяснить необъяснимое. – Мне там не понравилось.
Она оттолкнула его руку, отвернулась глазами к окну. Плечи её вздрагивали.
Он вышел в прихожую, замер у двери, затем решительно распахнул её.
До условного места встречи он доехал на такси. Едва отъезжающее такси свернуло на перекрёстке за большое здание, к нему подкатил серый малолитражный автомобиль, какого он никак не ожидал. Однако наклеенные усы и тёмные очки сидящего за рулём узнал сразу.
– Опять косим под шпану? – веселея от забавности происходящего, проговорил он, когда следом за чемоданом забрался на заднее сидение.
Но похоже, у Службиста с чувством юмора имелись проблемы. Он не ответил, как бы вообще не замечал сообщника, был напряжённо озабочен. Они снова петляли улицами, переулками, потом выехали на шумный и суетный проспект. И здесь, среди бесконечного однообразия потока машин Бориса укачало, он заснул.
Он не мог понять, что же его разбудило. Но вновь погрузиться в сон мешало внутреннее беспокойство: что-то вокруг было уже не так. Его тряхнули за плечо, и пришлось приоткрыть глаза. Малолитражка стояла, немного не доехав до остановки маршрутного автобуса. Стояла за городом, где полоса шоссе прорезала, разделила на две части зелёный лес. Впереди дорожное покрытие обрывалось за верхом ближайшего холма, чтобы появиться на подъёме следующего и снова исчезнуть из виду. Рядом в обе стороны проносились автомобили, чаще легковые, и на заметно большей, чем дозволялось в городе, скорости.
Со сна вялый и спокойный он немного приоткрыл дверцу, за которой был лес. Вместе с бодрящим лесным воздухом в салон ворвался шум на шоссе.
– В самолёте доспишь, – сказал Службист и протянул ему удостоверение личности. Затем глянул на наручные часы. – До аэропорта доедешь автобусом.
В удостоверении между страницами был билет, и, когда Борис убедился, на билете и корочках его данные, сунул всё во внутренний карман пиджака.
– Я постарался запутать следы, насколько мог, – продолжил Службист ровным голосом. – У тебя три-четыре дня, пока установят связь твоего освобождения с нашей службой. Лучше уложись в эти три, самое большее четыре дня. Дальше риск возрастёт.
Он примолк, но так, будто что-то недосказано.
– Им тоже давалось столько… по четыре дня? – вроде без особого интереса, разглядывая лесные заросли, спросил Борис.
– Да, Скрипке, – неохотно сказал Службист. – Козина убрали здесь. Надеюсь, за другие дела. – И пояснил. – Он только дал согласие. – В зеркальце над лобовым стеклом он не сводил с Бориса глаз и подтвердил то, о чём тот подумал. – Возможно, у нас протечка. Поэтому о тебе знаю я… И ещё двое.
Борис отвёл взгляд, опять к лесу.