- Но мы же живем в семнадцатом веке Хиджры! - ошеломленно сказал я.
Индихар пожала плечами:
- Но это миг великой гордости для родителей невесты. Это доказательство того, что они вырастили дочь девственную и ценную. Когда я в первый раз выходила замуж, я плакала от унижения, пока не услышала поздравления и радостные крики гостей. Тогда я поняла, что брак мой благословен и что в глазах жителей деревни я стала женщиной.
- Как ты и сказала, дочь моя, - сказал Фридландер-Бей, - в данном случае такое испытание не понадобится.
Папа мог рассуждать здраво, когда ничего от этого не терял.
Я купил для Индихар прекрасный свадебный обруч из золота и традиционное золотое украшение. Чири, моя не слишком молчаливая подружка, помогла мне выбрать подарок в одном из дорогих магазинов в восточной части бульвара аль-Джамаль, где делают покупки европейцы. Это была брошь - золотая ящерка, инкрустированная изумрудами, с рубиновыми глазками. Она обошлась мне в двенадцать тысяч киамов, и это была самая дорогая вещица из тех, что я когда-либо покупал. Я подарил ее Индихар в утро нашей свадьбы. Она открыла атласную коробочку, несколько мгновений рассматривала изумрудную ящерку, затем сказала:
- Благодарю тебя, Марид.
Больше она никогда о ней не вспоминала, и я не видел, чтобы она ее носила.
Индихар была небогата даже до того, как ее муж был убит. Она принесла мне в приданое только скромный набор домашней утвари и немногие личные вещи. Ее вклад не имел большого значения, поскольку, работая совместно с Папой, я разбогател. Сумма, которая была записана в нашем брачном контракте как дар невесте, была такой, какую Индихар не видела во всю свою жизнь. Две трети этой суммы я выдал ей наличными. Третья часть перейдет ей в руки в случае нашего развода.
Во время свадьбы я просто оделся в свою лучшую белую галабейю, но Индихар пришлось перенести гораздо больше. Чири, ее лучшая подруга, помогла ей подготовиться к торжеству. Рано утром они удалили волосы с рук и ног Индихар, покрыв ее кожу смесью лимонного сока с сахаром. Когда смесь подсохла, Чири ее счистила. Никогда не забуду, как волшебно свежо и сладко пахла в тот вечер Индихар. Я до сих пор ловлю себя на том, что аромат лимона возбуждает меня.
Когда Индихар закончила одеваться и наложила скромный макияж, мы с ней сели, чтобы сделать официальные свадебные голографии. Мы выглядели не слишком счастливыми. Оба мы понимали, что это только называется свадьбой и что наш брак продержится лишь до смерти Фридландер-Бея. Голограф сыпал вульгарными шуточками насчет свадебной ночи и медового месяца, но мы с Индихар смотрели на часы, считая минуты до того мгновения, когда кончится эта пытка.
Церемония проходила в большом зале дома Отца. Там были сотни гостей: одни были нашими друзьями, другие - мрачные, молчаливые люди - стояли, сдерживая толпу, и бдительно наблюдали. Моим шафером был Полу-Хадж, который ради этого случая прибыл без единого модика, что для него было просто невероятно. Здесь было большинство владельцев клубов Будайина, а также наши знакомые девушки, сексобмены и гетеросеки, равно как и такие известные всему Будайину личности, как Лайла, Фуад и водила Билл. Это мог бы быть по-настоящему веселый праздник, если бы мы с Индихар любили друг друга и больше всего на свете хотели бы пожениться.
Мы сидели перед шейхом в голубом тюрбане, который вел мусульманскую брачную церемонию. Индихар, в своем белом атласном платье и белой вуали, с благоухающим букетом, была прелестна. Сначала шейх призвал благословение Аллаха и прочел выдержку из первой суры благородного Корана. Затем он спросил Индихар, согласна ли она выйти замуж. Тут наступила короткая пауза, и мне показалось, что ее глаза полны сожаления.
- Да, - спокойно ответила она.
Мы соединили наши правые руки, и шейх покрыл их белым платком. Индихар повторила вслед за шейхом слова, говорящие о том, что она выходит за меня замуж по доброй воле, за брачный дар в семьдесят пять тысяч киамов.
- Повторяй за мной, Марид Одран, - сказал шейх. - "Я принимаю твое согласие выйти за меня замуж и принимаю на себя заботу о тебе и обязуюсь защищать тебя. Да будут все присутствующие свидетелями сего".
Чтобы обряд считался совершенным, мне пришлось повторить это трижды. Шейх закончил обряд, прочитав еще немного из святого Корана. Он благословил нас и наш брак. В зале на миг воцарилось молчание, затем женщины издали пронзительный, возбужденный загарет.
Потом, конечно, была вечеринка, и я пил и делал вид, что счастлив. Было много угощения, много гостей, гости дарили нам деньги и подарки. Индихар ушла рано под предлогом того, что ей надо уложить детей, хотя для этого имелась Сенальда. Вскоре и я покинул торжество: вернулся в свои покои, заглотил семь таблеток соннеина и лег в постель, закрыв глаза.
Я был женат. Я стал мужем. Опиаты начали действовать, и я подумал, как прекрасна была Индихар. Мне захотелось хотя бы поцеловать ее.
Вот и все, что я помнил о нашей свадьбе. Теперь, когда я сидел в гостиной, я спрашивал себя о том, в чем же на самом деле состоят мои обязанности.
- Ты хорошо обходился со мной и с моими детьми, - сказала Индихар. - Ты был очень щедр, и мне следует быть тебе благодарной. Прости мое поведение, муж.
- Не за что, Индихар, - сказал я и встал. Она сказала о детях, и это напомнило мне, что они в любой момент могут влететь в гостиную с воплями и болтовней. Я хотел уйти, пока была такая возможность.
- Если тебе что-нибудь нужно, спроси Кмузу или Тарика.
- У нас все есть. - Она снизу вверх посмотрела на меня и отвернулась. Мне было трудно определить, что она чувствует.
Мне стало неловко.
- Тогда я ухожу. Доброго тебе утра.
- Да будет приятен твой день, муж.
Я пошел к двери, но, прежде чем уйти, обернулся, чтобы еще раз посмотреть на нее. Она казалась такой печальной и одинокой.
- Да ниспошлет тебе покой Аллах, - пробормотал я и закрыл дверь.
У меня еще оставалось достаточно времени, чтобы дойти до маленькой столовой рядом с кабинетом Фридландер-Бея, где мы завтракали всегда, когда он желал поговорить со мною о делах. Когда я вошел, он уже сидел на своем месте. За ним по обе стороны стояли два молчаливых гиганта - Хабиб и Лябиб. Они все еще смотрели на меня с подозрением, как будто спустя столько дней я все еще мог выхватить нож и броситься на Папу, чтобы перерезать ему глотку.
- Доброе утро, племянник, - торжественно сказал Фридландер-Бей. - Как самочувствие?
- Ежечасно благодарю Аллаха, - ответил я.
Я сел за стол напротив него и принялся накладывать еду себе в тарелку.
Папа был одет в бледно-голубую рубашку с длинными рукавами и в коричневые шерстяные брюки. На голове его была красная феска. Он два или три дня не брился, и его лицо покрыла серая щетина. Он недавно вышел из больницы несильно потерял в весе. Щеки его ввалились и руки дрожали. Однако это не повлияло на остроту его ума.
- У тебя нет никого на примете, кто мог бы помочь в осуществлении нашего проекта цифровой связи, дорогой мой? - спросил он, покончив с шутками и перейдя прямо к делу.
- Думаю, да, о шейх. Это мой друг Жак Дево.
- Этот марокканский юнец? Христианин?
- Да, - сказал я. - Хотя я не уверен, что могу доверять ему полностью.
Папа кивнул:
- Это хорошо, что ты так думаешь. Неразумно верить кому бы то ни было, пока тот не прошел проверку. Мы еще поговорим об этом, когда я услышу оценку компаний.
- Да, о шейх.
Я внимательно смотрел, как он очищает яблоко серебряным ножом.
- Тебе говорили, что сегодня вечером будет собрание, племянник? - спросил он.
Да, я был приглашен на прием во дворец шейха Махали, эмира города.
- Я испугался, узнав, что принц обратил на меня внимание, - сказал я. Папа коротко улыбнулся мне:
- Это приглашение больше, чем просто одобрение твоей недавней свадьбы. Эмир сказал, что не может допустить вражды между мной и шейхом Реда Абу Адилем.
- А, понимаю. И сегодняшний прием станет попыткой эмира примирить вас?
- Его тщетной попыткой. - Фридландер-Бей нахмурился, рассматривая яблоко, затем яростно проткнул его ножом и отодвинул. - Мира между мной и шейхом Реда никогда не будет. Это просто невозможно. Но я понимаю, что эмир в трудном положении - когда князья воюют, гибнут крестьяне.
Я улыбнулся:
- Вы хотите сказать, что вы и шейх Реда - князья, а принц города - крестьянин?
- Да разве ему сравниться с нами силой? Он правит только этим городом, а мы - всей нацией.
Я снова сел в кресло и уставился на него:
- Вы ожидаете нового нападения этой ночью, о дед мой?
Фридландер-Бей задумчиво потер верхнюю губу.
- Нет, - медленно ответил он, - не сегодня, пока мы под защитой принца. Шейх Реда не так глуп. Но это будет скоро, племянник мой. Очень скоро.
- Я буду настороже, - сказал я, вставая и прощаясь со стариком. Меньше всего на свете мне хотелось бы услышать, что мы замешаны в очередную интригу.