– Я с ней давно знаком, – признался Никон. – Женщина очень ответственная и педантичная. Строго следует правилам.
– Да, заметно, – усмехнулась. – Что вы думаете о… – задумалась, подбирая слово покорректнее, – о событии с Мартином?
– Если честно, не было еще времени хорошо об этом подумать, – признался Никон. – Информации мало. В такой ситуации проще подождать новых фактов.
– Вам не страшно?
Шепот девушки заговорщицки дрогнул.
– Чего мне бояться?
– Абонентов Мартина. Ведь среди них может оказаться человек, причастный к убийству.
– Пока нет. Может быть, я об этом не задумывался. А вам?
– А мне страшно. Они мне все теперь кажутся необычными, странными, опасными. Мне, даже, иногда представляется, как они планируют отправить меня вслед за Мартином!
– О чем вы там болтаете!?
Мадам спросила натянуто и раздраженно. Громко постучав маркером по столу. Сегодня она явилась особенно напряженной. Мысль ее, развивавшаяся с большим трудом, казалась более походящей на длинную монотонную мантру, нежели на конструктивное сообщение.
– Я не уловила смысл и молодой человек мне объяснил! – поспешила сообщить девушка.
– Что вам не понятно?
– Уже все понятно. Он очень хорошо владеет материалом. Спасибо.
Катрин снова обратилась к доске, на которой идеальным почерком, с наклоном влево, по пунктам, выведены ровнейшие строки текста.
– Вы имеете право отказаться от участия в этом, – поспешил напомнить Никон.
– Как-то неудобно. Да я уже с половиной и перезнакомилась.
– Тогда нужно изменить отношение. Думаю, если бы мы обсудили ваши подозрения и страхи, все могло бы проясниться и Вам стало бы спокойнее.
Девушка, поддержкой и новым знакомством, похоже, заинтересовалась.
– Вам опять что-то не понятно!? – возмутилась Мадам снова. – Никон, думаю, что Вам лучше явиться на дебрифинг с другой группой завтра. Сегодня Вы отвлекаете Элеонору.
– Мы, наоборот, активно участвуем в дебрифинге! – опять влезла девушка.
Никон спешно черкнул свои реквизиты в уголке, изукрашенной оригинальными зарисовками и граффити, тетрадки. Снова чувствуя себя нерадивым студентом-хулиганом, поспешил к выходу. Не хотел ничего комментировать. Просто самоустранился, как возможный повод для конфликта. Этого оказалось мало. Элеонора, пытаясь оправдать подставившегося под удар козла отпущения, нарушила идеальные планы мадам окончательно. Семинар перенесли назавтра.
Глава 12.
Слушать повествование интересно. Живые, подвижные, как закрученная золотая монетка, глаза рассказчика выразительно блестят, дополняя картинку новыми деталями. Аккуратный длинный нос шевелится, то ли следуя за глазами, то ли принюхиваясь к тонким воображаемым запахам. Заостренные уши тоже подрагивают, ловя отчетливо представляемые опасные шорохи. Рассказчик заново переживает напряженные минуты. Речь немного необычна. С плавающим, словно неустойчивая волна на древнем длинноволновом приемнике акцентом. Неуловимо плывет тембр. Плывет тон. Плывет громкость. Глаза тоже все время плавают по перспективе. Все в этом человеке как то зыбко и нестабильно плывет, словно тонко подстраиваясь под изменчивую действительность.
– Вы слышите, как бьется ваше сердечко. Чувствуете стук пульса в шейке и ручках. Вы растворяетесь в пространстве. Улавливаете потоки воздуха и дыхание людей на расстоянии в десятки метров. Глазки видят в еле заметном свете. Ножки плывут по земле бесшумно. Ручки чувствуют поверхность замочка. Вы говорите с ним. Он отвечает на ваши движения. Открывается. Что бы там не говорили о шестом чувстве, оно есть. Вы знаете, когда и куда надо идти. Знаете, где пройти, чтобы не сработала сигнализация. Как ее отключить. Знаете, как двигаться, чтобы никого не разбудить. Чувствуете, где искать необходимое вам. Вы это берете, не оставив никаких следов, и незаметно удаляетесь.
– Целое искусство, – заметил Никон, дабы поддержать разговор. – Наверняка, очень сложно научиться.
Сразу почувствовал, что структура мотивов этого человека имеет двойное дно.
– Для этого нужен талантик. Нужно развивать его с детства. Вот Вы, к примеру, при всем желании не сможете. Хоть годами тренируйтесь, все равно ничего не получится. С этим рождаются. Ради этого живут. Это дарит самые яркие моментики в жизни. Это очень дорогой и сладкий наркотик.
– А моральная сторона вопроса?
– С моральной стороной все в порядке, – помахал пальцем Эдуард. – Если это произошло, значит, человечек заслужил. Если этого не должно произойти, я почувствую еще при планировании дела. Знаете, я много размышлял о научно-философской стороне вопросика. Как вы относитесь к теории эволюции?
– Считаю теорию близкой к истине, – усмехнулся Никон.
– Хорошо, – приободрился Эдуард. – Тогда вы согласитесь с тем, что в природе пищевые цепочки формируются в процессе эволюции. Каждое звено пищевой цепи важненько. Устранение или добавление новых звеньешек может сильно повлиять на экосистемку в целом. Вот, к примеру, проблемка кроликов в Австралии и Новой Зеландии.
В человеческом обществе тоже сформировались пищевые цепочки. Работяжки, трудясь с утра до вечера, преобразуют дикую природу в материальные блага. Добывают энергоносители, строят машины, преобразующие энергию. Инженерчики тоже участвуют в этом процессе. На этом производство заканчивается. Есть, конечно, еще врачи, учителя и другие полезные люди, без которых общество не может существовать. Но при распределении материальных благ им достается мало. Зато есть граждане, которые вообще ничего не производят, но потребляют много. Банкиры, чиновнички, офисный планктончик. Дорогие бляди и иже с ними.
Эдуард начал заводиться. Голос стал жестче, а уменьшительно-ласкательных больше. Глаза холоднее. Лицо немного побледнело. Проступили морщины. Упомянув дорогих женщин легкого поведения, он осекся. Уставился в пустоту. Никону показалось – его монолог не прекратился. Продолжился во внутренней речи. Выдержав, как ему показалось, должную в этой ситуации паузу, спросил:
– А какая ваша роль в этой пищевой цепи?
Эдуард ответил не сразу, отрывисто, как бы выдавливая слова из себя, попутно вдумываясь в них.
– Я регулировал некоторые сегментики цепи. Там, где закончик был бессилен, включался я.
– А вы не думали, что наше общество – не экосистема, а некий сложный организм, существующий в экосистеме?
Глаза Эдуарда опять замерли на некоторое время.
– Было бы очень хорошо, если так. Может быть, так и надо. В организме все по-другому. Нет конкуренции. Но, к сожалению, многие людишки ведут себя именно как участники экосистемы. Возможно, и я себя так вел. Такова моя миссия. Я для этого родился. И ради этого я умру.
– Вы откровенны, – заметил Никон, действительно удивленный открытостью вора.
– Мне уже нечего скрывать. Все это есть в моем анамнезе. Видите – и я оказался несовершенен. Не почувствовал, не предусмотрел. Произошла случайность, меня поймали. Подключили к сектору тяжких преступлений. Установили два дополнительных коина. Теперь, если я попытаюсь что-то украсть, то потеряю сознание. Сигнал об этом разбудит Вас ночью. Вы должны будете сообщить в полицию мои реквизиты.
В голосе Эдуарда появился скрежет грустных ноток. Санитар города показался Никону санитаром леса, загнанным в клетку.
Мадам пришла без предупреждения, но нехорошее чувство появилось у Никона с самого утра. Навязчивая мысль о том, что она влезла в его баланс и крутит своими маленькими цепкими пальчиками чувствительные верньеры гомеостаза по своему усмотрению, раздражала и угнетала одновременно. Не настолько сильно, чтобы решиться на открытый конфликт, но и не так незначительно, чтобы оставаться спокойным. Эта пограничная неопределенность и выматывала.
Чинно ступив на порог, мадам вежливо, с милой улыбкой поздоровалась с присутствующими. Заявила – желает некоторое время присутствовать. Попросила не обращать на нее внимания. Не вышло. Эдуард отреагировал мгновенно. Выскочив из кресла, он кинулся к Катрин, нежно схватил ее за руку и, сдобрив свою неожиданную бурную активность парой комплиментов, усадил на свое место. Мадам, не ожидавшая такого нападения, подчинилась, бормоча благодарности.
Эдуард, расположившийся на стульчике у окна напротив гостьи, принялся на довольно хорошем английском вводить ее в курс дела. Уменьшительно – ласкательные исчезли.
– Мы говорили об устройстве нашего общества. О том, что схема распределения материальных благ чем-то похожа на пищевые цепи в природе. Вы имеете представление о пищевых цепях?
Катрин состроила недоумевающую гримасу. Разглагольствовать на заданную тему у нее получается только после длительной предварительной подготовки. Никон не без злорадства отметил ее неспособность сходу въехать в курс дела. Не дав Никону порадоваться затянувшейся паузе, Эдуард принялся объяснять.
– Жучки едят в поле травку. Мышки едят жучков. Кошки, совы или ястребы ловят мышек. Когда эти хищники умирают, их едят бактерии и насекомые. Потом на этом всем растет трава и так – по кругу. Понимаете?
Катрин кивнула.
– Вот и в обществе нашем происходит что-то похожее. Одни добывают и выращивают. Другие лечат и воспитывают. А есть те, которые бессовестно пожирают. Вот товарищ Никон утверждает – наше общество должно быть больше похоже на единый организм, чем на экосистему. И я с ним соглашаюсь, но все же утверждаю – есть слишком много людей, которые ведут себя как отдельные организмы в экосистеме. Вы понимаете?
Катрин кивнула снова.
– Теперь мне интересна ваша точка зрения, мадам. Должны ли в обществе быть люди, способные повлиять на неправильных его членов? Возможно, забрать у них то, чем они владеют не по праву?