Белобрысый так усиленно переживает случившееся, что я начинаю сомневаться в его искренности. Пока я раздумываю, в какую сторону двигать разговор дальше, мой собеседник, снова сделав глаза оловянными, вдруг добавляет:
- Но если вы очень интересуетесь, я попрошу, и Василий Федорович еще раз принесет этот учебный фильм.
Что, получил? И поделом! Не расслабляйся!
- Вы неправильно меня поняли, - сухо отвечаю я. - Мне нужно посмотреть те фрагменты изображений, которые вы наблюдали. Пусть даже и бессмысленные. Можете их показать?
Алик, пожав плечами, встает со своего скрипучего стула.
- Могу, конечно. Если терминал не отсоединили. Только вряд ли даже вы в них что поймете, - вежливо говорит он, подчеркивая слово "вы" столь жирной чертой, что вся фраза меняет тон на противоположный. Ах ты, мальчишка! Пользуешься моей зависимостью от тебя…
Мы идем в дисплейный класс. Алик включает самый дальний от двери терминал, молча ждет, пока он прогреется. Наконец, быстро пробегает пальцами по клавиатуре. Настолько быстро, что я не успеваю запомнить последовательность. На дисплее высвечивается голубым название программы: "Глазок". Алик нажимает клавишу "ввод", и…
Таких картинок, по-моему, даже Кандинский не рисовал. Унылая косая сетка с разноцветными параллелограммчиками, живущими загадочной, не поддающейся логическому описанию жизнью. Какие-то странные волны, беспорядочные мерцания, потом вдруг - мгновенное повсеместное исчезновение одних оттенков и появление других, из противоположного конца цветовой гаммы…
Алик задумчиво смотрит на экран, потом выводит на него текст программы, вводит в нее прямо с клавиатуры какие-то поправки, и мы снова пытаемся уловить скрытый порядок в хаосе цветовых пятен…
- Не получается… Что-то изменилось… Программа перестала работать. А почему, не пойму…
Ой ли? А может быть, тебе просто не хочется, чтобы она работала? Этого ведь так просто добиться… Одно неверное нажатие клавиши - и вот уже вместо красивых женщин они же, но в стиле "авангард".
- Мы, когда сделали врезку, распечатали фрагмент массива, шпарившего по каналу обмена. Получили набор цифр. Долго смотрели на них, как на новые ворота, а потом я подметил, что одно и то же число повторяется со строгой периодичностью, ложится в распечатке на одну косую линию. Ну, мы предположили, что это что-то вроде строчного импульса, и попробовали построить видеокадры. Получались какие-то изображения. А теперь вот, сами видите, не поймешь что прет…
- А что именно изображалось?
- Ну, домики там… Какое-то подобие города, силуэты людей… Похоже на детские рисунки. Или на картины художников-примитивистов. Хотя нет, у них все-таки полотна посложнее бывают.
- Вы не могли бы припомнить, когда последний раз рассматривали картинки?
- Да уж месяц тому… Если не полтора.
- А сделанные тогда распечатки… не сохранились? Мне бы очень, очень хотелось на них взглянуть!
- Вряд ли. Думаю, уборщица давно уже сдала их в макулатуру.
Кажется, моя назойливость начинает ему надоедать. И все же…
- У меня к вам большая просьба. Это очень важно для меня. Вы не могли бы сейчас вместе со мною сделать еще одну распечатку? По-моему, здесь, киваю я на экран, - по-прежнему идут какие-то изображения. И если заново подобрать строчный и кадровый импульсы…
- Я с огромным удовольствием помог бы вам, но… Во-первых, ничего любопытного в тех картинках не было, а во-вторых, у меня есть плановая работа, и начальник не поймет, если я вместо нее…
Все правильно, Алик. В условиях планового капитализма за просто так делать работу для дяди… А может быть, дело не в смене экономической формации? Сейчас мы это проверим…
- Извините, что так надолго отвлек вас. Премного вам благодарен. Но я хотел бы еще покумекать над этими картинками. Не подскажете, как вызывается программа "Глазок"?
- Очень просто. Как войти в систему, знаете?
- Мне еще днем назначили пароль.
- Вот и отлично. Но во время приступа вход в систему заблокирован…
Я холодно смотрю в его серые невинные глаза. Они снова становятся оловянными.
- …со всех терминалов, кроме этого, - продолжает Алик после довольно длинной паузы. Ишь ты, шутник! - Он, как дверной глазок, врезан прямо в канал обмена. А чтобы подсмотреть, что в нем делается, нужно набрать пароль для входа в систему и название программы: "Глазок". И вся любовь до копейки.
Ага. Значит, он просто не хочет работать за бесплатно. И правильно делает. Я бы тоже на его месте не стал.
Алик исчезает. Я - почти бегом - приношу из каморки Белобокова свой кейс и, прежде чем прекращается разноцветное мельтешение на дисплее, успеваю переписать на дискеты солидную выборку. Юрику будет над чем поломать голову.
Отключив терминал, я подхожу к окну и старательно разминаю затекшие мышцы. Сквозь шум первых автомобилей пробивается тихий шелест возобновившегося дождя. Через полчаса - конец смены. Ну что, все на сегодня? Или подкатиться к Элли, проверить, так ли уж она неприступна, как представляется на первый взгляд? Может, только представляется? В смысле прикидывается? Сейчас, после бессонной ночи, мне ничего не хочется. Ей, надо полагать, тоже. Но потом… Кажется, никуда нам от этого не уйти. Не зря же она так посмотрела на меня во время чайной церемонии. "И когда вы собираетесь забрасывать в море информации свой "Невод"? А в глазах - совсем другое…
Оглянувшись, я отыскиваю взглядом светловолосую головку с трогательными завитками на затылке, склонившуюся над клавиатурой рабочей станции. Алик хмурит прыщавый лоб над дисплеем системной консоли. Белобоков, видимо, где-то в машзале. Ну что же, кажется, никто не помешает мне…
Подойти к Элли ближе чем на три метра я не решаюсь. Подумает еще, что я снова за ней поглядываю. А мне в данный момент это совершенно ни к чему.
- Элли! - негромко окликаю я. Она тут же полуоборачивается, вопросительно вскидывая тонкие темные брови.
Так, теперь можно сократить дистанцию. Пока - лишь в буквальном смысле.
- Простите, что побеспокоил…
- Ничего, я уже заканчиваю.
Дисплей за ее спиной становится безжизненно-серым. Что за детские секреты? Интересно все-таки, что было на нем секунду назад? Приказ белобрысого рвать когти? Список членов городской масонской ложи? Какие девичьи тайны скрывает эта светлая головка, украшенная огромными темными глазами? Надо будет как-нибудь оставить под ее терминалом "стукача". Но не сегодня.
- Я только хотел спросить, завтра вы тоже в ночную смену?
- Да. А что?
Глазищи смотрят прямо и бесхитростно. Ни грани кокетства, ни на йоту игры.
- Я впервые в вашем городе, хотя много слышал о нем. Не могли бы вы уделить мне вечером часок-другой и показать достопримечательности? А то с этой работой вечно ничего не успеваешь. Жизнь идет, но как-то все мимо, мимо…
Переспать я с тобою хочу, вот что.
- К сожалению…
Она все уже решила. Ну конечно же, решила. Они, красивые и привлекательные, отвечают на этот вопрос в первые пять минут после знакомства со своими несчастными жертвами. Но, кажется, и сами не подозревают о своем выборе. А уж нам-то, мужчинам, и подавно не дано знать, что на этот раз означает "к сожалению": "да" или "нет".
- …Сегодня я не смогу.
О, как прекрасно слово "сегодня"!
- Значит, завтра?
- А завтра тем более, - весело отвечает Элли и, нежно улыбнувшись, спрашивает: - Вы как долго пробудете в нашем городе?
- До конца недели. Но, если понадобится, могу остаться и на выходные, - неосторожно раскрываюсь я, очарованный голосом и улыбкой. Если понадобится… Удобная фраза. Оставляет выбор. То ли нам с тобой понадобится, то ли работа заставит…
- Вот до конца недели я и не смогу. А если понадобится, то и в выходные тоже.
Кажется, это называется "от ворот поворот".
- Ну что же… Придется мне остаться у вас на пару месяцев, - со вздохом говорю я и смотрю в ее глаза самым откровенным взглядом, на какой только способен. И получаю в награду за настойчивость самую обворожительную за сегодняшнюю ночь улыбку. Впрочем, у нее каждая улыбка - самая.
Итак, первая атака отбита, но мне удалось отступить на заранее подготовленные позиции.
Глава 11
Дождь стучит по крыше "вольвочки" неутомимо и однообразно, словно засыпающий барабанщик. Японский кассетник обволакивает салон мягкой уютной музыкой. Всякий, кто проходит мимо, сразу понимает, что это вот и есть счастье - сидеть в теплой машине, слушать, как мелодия дождя сливается с аккордами нестареющего "Пинк Флойда", и наслаждаться дымком "Мальборо".
Время от времени хлопает входная дверь. Каждый раз вглядываюсь в придавленные дождем фигуры. Не то, не то, типичное не то.
А вот и Элли. Плащ, поднятый над головой, делает ее похожей на встревоженную птицу. Упоительная музыка сбегающих по ступеням каблучков до нее далеко и унылому дождю, и неистощимому на выдумки ансамблю. Самый волнующий аккорд - заключительный. И падали два башмачка со стуком на пол. И воск слезами ночника на платье капал… Платьишко на ней, конечно, так себе, серенькое. Это заметно даже в тусклом свете прилепленных к козырьку над входом фонарей. Но если эту девочку приодеть… вызвав предварительно в Москву, на курсы переподготовки…
"Вольвочка" плавно трогается с места и подкатывает вплотную к лестнице. Стекло уже опущено.
- Позвольте вас подвезти? Такой дождь, а вы без зонта.
Замерла на третьей ступеньке снизу. Острые коленки - как раз на уровне моих глаз.
- Боюсь, нам не по пути.