"Да, брат студиозус, - думал он, самолично облачая радостно улыбающегося новичка в плащ полоза, нахлобучивая на голову капюшон (обруч–змею ему еще рановато, у него еще и имени–то нет, а обруч ему вручат попозже, когда пройдет испытание и из младшего брата, то бишь, брата–на–побегушках, станет он братом полноправным), хлопая его по плечам, обнимая и говоря положенные слова ободрения. - Да, - мысленно благословлял он неофита по–своему, - радуйся, дружище. Ты теперь брат. Ты приобщишься к Пути, который ведет в прекрасный новый Мир… Приведет когда–нибудь, жаль вот только, что в это время прекрасное… Но ты не расстраивайся, ведь ты и не догадаешься об этом. Хотя… Хотя другого бы мне не предложили рекомендовать в Орден. - ("Твой друг нужен Ордену", - сказал тогда ему сам носбит, и он, поклонившись, принял к исполнению. Обработать того труда не составило: парочка задушевных бесед под парочку бутылочек дешевого винца, парочка - "только ты никому, это между нами…" - брошюр смутного содержания, парочка намеков о том, что где–то что–то существует, короткая серьезная беседа с намеком "я могу помочь, но сам понимаешь…" - и неофит готов; на все про все парочка же месяцев.) - И вот ты стоишь, сияешь гордостью. И, попустите Небеса, если твое членство в Ордене ограничится нешумными сборищами с неизменным маскарадом, кропениями над малопонятными древними текстами, побуквенное разбирательство с текстами новыми, свеже, так сказать, испеченными, знакомством с приятными, умными и - что не менее ценно! - порой влиятельными собеседниками, доступом к запретным знаниям и прочими иными удовольствиями для ума, души и… хм… тела. И да не постигнет тебя разочарование! И да не убоись…"
Новообретенный брат, тем временем, обойдя в сопровождении второго старшины весь амфитеатр, уже стоял рядом и с трепетом - еще бы! - ожидал начала второго акта действа, более важного и более, так сказать, потаенного. Интимного, можно сказать.
А пока…
К ним уже шел сам носбит: точно в таком же плаще, с таким же обручем, но он–то давно научился различать его походку и, кажется, мог бы узнать его без плаща, в толпе, на улице… если бы не боялся. Ему даже порой чудилось, что он узнает этот голос, эту походку, эти манеры - и тогда он старался держаться подальше. Не всех братьев во Полозе он хотел бы видеть вне собраний - и менее всех именно самого верховного носбита, старшего брата из всех братьев.
- Здравствуй, брат, - сказал ласковый голос из–под капюшона.
- Здравствуйте, старший из старших братьев, - ответил он и поклонился.
При этих словах новичок быстро повернул свои прорези к беседовавшим: как же, сам верховный подошел поприветствовать его! Немножко не по правилам, но какая честь!
- Здравствуй и ты, новообретенный брат, - сказал голос носбита еще более ласково. - Позволь поздравить тебя с причастием. Уверен, что ты будешь достойным братом и оправдаешь надежды, которые питаем мы относительно тебя.
- Я приложу к этому все свое усердие, старший из старших братьев! - горячо заверил неофит, голос его дрожал от волнения.
- Верю, что будет так, - ласково ответил носбит. - Позволь мне забрать твоего поручителя. У ордена к нему неотложное дело.
- О! Конечно, - горячо воскликнул новичок.
- Взамен я предложу тебе, - продолжал носбит, не обращая внимания на восклицание, - другого провожатого. Брат–проводник! - Носбит поднял руку, и от толпы отделилась фигура в таком же, как у прочих, плаще, но тонкая и вроде бы женская. На груди подошедшего брата–проводника был знак откровения: золотой глаз с красным камнем вместо зрачка. Новичок еще не знал, что означает сие, хотя глаз "знака откровения" живо напоминал некую другую деталь тела (располагался "глаз" не горизонтально, а вертикально и зрачок был скошен к верхнему краю), чего он сразу же устыдился и, наверное, густо покраснел под капюшоном. И напрасно.
- Проводите новообретенного брата нашего во Полозе, - рука носбита указала, кого именно, - и покажите ему все, что положено.
- Да, старший из старших братьев, - ответил… нет - ответила!.. подошедший, чуть кивнув капюшоном, и у новичка чуть не подкосились ноги: брат точно оказался сестрой! Причем, судя по голосу, сестрой молодой и, наверное, привлекательной.
- Не волнуйся, безымянный брат, - носбит положил на его плечо руку в белой перчатке, и от этого легкого прикосновения по телу неофита прошла теплая успокаивающая волна, голова совершила быстрый легкий круг и вернулась на место - очищенная и успокоенная. Носбит сказал удовлетворенно: - Вот так. Иди с братом–проводником и ничему не удивляйся. Это часть, важная часть Ритуала, - заключил он. ("И весьма приятная", - добавил про себя поручитель новичка.) - Затем ты присоединишься к нам, и мы поговорим о делах.
- Идем, безымянный брат, - поклонился брат женского пола к новичку. - Я покажу тебе нашу обитель, - рукав плаща изящно обвел вокруг, - мы закончим Ритуал, и ты обретешь имя, - сказала брат с такой интонацией, что у новичка снова прошел холодок по спине.
"Эх, если бы не этот капюшон… Если бы не капюшон, я хоть подмигнул бы тебе, а так… - подумал поручитель. - Ничего, сейчас сам все узнаешь. Когда брат–проводник приведет тебя в "комнату откровений". Просторное ложе под тонким балдахином, снова черные ритуальные ленточки, только на сей раз уже на руках и ногах, черные же маски с прорезями для глаз и рта - не только для того, чтоб не задохнуться, ох далеко не только! - и более ничего… Вернее, наоборот: все. Все, друг студиозус!.. Тебе, дружище, и делать–то самому ничего не придется. Ну, практически ничего. Кроме того, чего самому захочется, свежеиспеченный брат мой во Полозе. Остальное брат–проводник сделает сама. Она очень опытный и искушенный в этих вопросах брат. Ты даже не подозреваешь, насколько опытный и искушенный…"
Носбит проводил двух братьев глазами, и он мог бы поклясться, что тот тоже думает о том же.
Впрочем, о том же думали и прочие братья, начиная с самых младших, только недавно прошедших через "комнату откровений", и кончая старшими (даже вот, оказывается, старшими из старших), кто в "комнате откровений" бывал не раз, еще при прежнем брате–проводнике, и мог сравнивать…
- Идем и мы, брат, - напомнил носбит, обернувшись.
- Я готов, старший из старших братьев, - кивнул он.
Они прошли мимо рассредоточившихся по зале и собравшихся в группки братьев - их уже стало несколько меньше, разбрелись по своим обычным делам. Он шел, кивая знакомым, которых узнавал по знакам, и думал, что сам бы тоже не прочь сразу же пойти по своим делам, да носбит вот…
Так они прошли сквозь весь зал и, поднявшись по лестнице, двумя ярусами выше и оказались в комнате малых собраний, где уже прохаживались, пробовали заготовленные заранее младшими братьями для братьев старших блюда и напитки (как это происходило с надетыми на голову капюшонами, его всегда забавляло, и было зрелищем даже поучительным - особенно в смысле принятия напитков), раскланялись, и все начали рассаживаться.
Он тоже прошел на свое место, не самое главное за этим столом, хотя с большим бы удовольствием поднялся сейчас еще на один пролет лестницы.
Туда, где находилось то, ради чего больше года назад он и вступил в Орден. То, знание о чем постоянно томило его, когда он слушал на лекциях высокопарные слова о невозможности подобного, или, в крайнем случае, об отдаленности возможности осуществления того, с чем он работал - и с каким удовольствием работал! - едва ли не каждый день. Знание, которым он не смел и не мог поделиться. И это было ему невыносимо - ведь за возможность наблюдать невозможное для других, за возможность самому участвовать в невозможном, он вынужден был платить молчанием под угрозой смерти. Однако вовсе не смерть страшила его. Если бы ценой этой он мог бы добиться гласности, он бы рискнул! Но в том–то и дело, что риск был бы бессмыслен - он просто не мог никому - кроме, разумеется, самих посвященных братьев, - рассказать достаточно для того, чтобы его сумели понять - или хотя бы поверить ему! - до того как он успеет умереть. А значит, смерть эта будет пустой и напрасной, и кому она такая нужна?
Уж точно не ему.
"Когда–нибудь это все равно произойдет, - подумал он. - Только, видимо, не скоро. Будем надеяться, что до этого момента произойдет что–нибудь еще, что–нибудь такое, от чего минет меня чаша сия". А что ему оставалось, как ни надеяться?
От греховных мыслей его отвлек голос носбита, сообщившего, что считает сегодняшнее высокое собрание открытым, и он привычно приготовился скучать.
Только вот никто не знал, что произойдет это так желаемое им "что–нибудь такое" гораздо раньше, чем он надеется.
И гораздо раньше, чем многим, даже ему пока еще неизвестным людям, того бы хотелось.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
МУЗЕУМ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОДСТУПЫ
начало
Майор Гиеди в полном боевом лежал на прогретой жарким весеннем солнцем, но все же влажной еще земле за каменной скамьей (той, на которой пару дней назад беседовали Хастер с Алики, но этого он, конечно, знать не мог) и смотрел на каменные ворота въезда в Музеум.